Ознакомительная версия.
Народ привычно разбежался, Малыш плюхнулся прямо перед входом в шатер, огромный, роскошный, да только гребень Малыша на уровне флажка на шатре, а в длину впятеро больше. Люди закрывались от ветра, поднятого крыльями, телохранители, тоже отбежав, создали живую цепь и не подпускали посторонних уже и к дракону.
Иггельд поспешно соскользнул на землю, Малыш повернул к нему голову, в глазах вопрос: все ли сделал правильно, Иггельд обнял, поцеловал:
– Сейчас тебя покормят, а потом лети…
Антланец подошел, без боязни похлопал Малыша по широкому лбу.
– Ты чего ребенка гонишь?.. Пусть полежит, отдохнет.
Малыш благодарно лизнул Антланца в лицо. Тот поперхнулся, закрылся руками. Иггельд сказал язвительно:
– Видишь? Сразу сообразил, что защищаешь. А там, глядишь, выпросит, чтобы побегать по лагерю, людей попугать, какую-нибудь конячку сожрякать…
Антланец засмеялся, снова с удовольствием похлопал по толстой лобовой плите над глазами.
– Да, сообразительный… Военачальники просят собрать совет. Пора выработать план. Куяба вот она, а еще не знаем,, как брать будем.
Иггельд обернулся: белые стены Куябы красиво и вызывающе блещут под прямыми лучами солнца. Хорошо видны фигурки на высоких башнях, на стене их меньше, но не успеешь подступиться, как изнутри по широким ступенькам взбегут сотни и тысячи артан с длинными копьями в руках. Да и не придется отпихивать лестницы, здесь по высоте стена такая же, как и в его Долине, лестницы сломятся под своей же тяжестью.
– Это задача, – согласился он.
– Но ты решишь?
– Решим на совете, – сказал он осторожно.
Антланец оглянулся на пурпурный шатер.
– Красивый, – сказал он, – и красный, что значит вождевый. Но у Мальвреда просторнее. Соберемся там?
– Да хоть где, – ответил Иггельд бездумно.
К ним подходил Ратша, Иггельд перехватил его предостерегающий взгляд, но согласие уже вылетело, Антланец принялся похлопывать Малыша и показывать всем, что и он с драконом дружит, вот тоже обнимается, вместе даже охотились и чуть ли к бабам не ходили в обнимку, Ратша же взял Иггельда под локоть, ввел в шатер и сказал негромко:
– Не забывай, ты – вождь.
– Да вроде бы помню, – буркнул Иггельд, – а что?
– Да так, – ответил Ратша. – У нас слишком привыкли к вольнице, из-за чего артане и бьют постоянно.
– Буду иметь в виду, – ответил Иггельд с натугой. – Ох, не люблю это…
– Ничего, – утешил Ратша бессердечно, – когда тебя злят, ты ведешь себя как вождь. В остальное время, правда, тряпка. Хоть ноги вытирай.
Вечером к его шатру прибыла целая толпа знатных людей, учтиво приглашали на воинский совет, который он же, оказывается, и собрал. В шатре князя Мальвреда, где уже собрались и почтительно ждут.
Еще издали Иггельд увидел ярко освещенное красным огнем место, полыхает смола в бочках, освещая целую площадь с самим шатром в середине, слышны из-за шелковых стен песни, пьяные выкрики, громкие голоса. Пышно одетые слуги с низкими поклонами распахнули перед ним тонкий полог, в лицо пахнуло горячим ароматом изысканных блюд, умело зажаренного мяса молодых оленей, запахами дорогих вин.
Князь Мальвред заспешил навстречу, Иггельд стоял столбом, пока князь не взял под руку и не отвел к единственному креслу с высокой спинкой. Слуга поставил перед ним чашу дивной работы, хотел налить вина, но князь отобрал кувшин и собственноручно наполнил по самые венцы.
Иггельд увидел, что все взоры обращены на него, не сразу догадался, что от него ждут, наконец взял кубок с вином и поднялся во весь рост.
– Выпьем за здравие нашего гостеприимного хозяина!
Он не успел поднести кубок ко рту, как Мальвред крикнул могучим голосом:
– Никто не выпьет ни капли, пока… не воздадим славу нашему герою, нашему полководцу. Нашему освободителю! Первую чару – за него!
Стены задрожали от громовой здравицы. Все стояли со вскинутыми над головами чашами, чарами и кубками. Иггельд с неловкостью поклонился, тоже поднял кубок и, стоя, поднес к губам. Все в молчании ждали, пока осушит до дна, затем, как жаждущие кони, припали к сосудам, и он поверил, что никто еще не пил, а все сидели и смотрели в полные чаши, ждали его появления.
Вино вносили в больших кувшинах с запечатанными горлышками, сразу на столы. Иггельд видел, как вкатили на изящной тележке толстую бочку из сверкающего серебра. Два юных виночерпия, чистеньких и румяных, ловко двигались вокруг столов, наполняя быстро пустеющие чаши.
Иггельд уточнил у Мальвреда негромко:
– Это… военный совет?
Князь понял, широко улыбнулся, скрывая неловкость.
– Велика наша земля и обильна, потому при каждом удобном случае садятся пить и есть, а потом снова едят и пьют. Так уж сложилось, решения рождаются на пирах тцара и его близких! А уже потом, на трезвую голову, заново продумывают, что да как сделать лучше. Дорогой Иггельд, зато всех увидите во всей их дури, спеси, невежестве, отваге, хитрости… Что трезвые прячут, сейчас на виду. Понаблюдайте, это же ваши люди! На них опираться. Но лучше сразу прикинуть, на кого можно опереться, на кого только опустить ладонь, а кого благосклонно одарить улыбкой, но близко не подпускать…
Иггельд положил руки на стол, посматривал на лица собравшихся, стараясь делать это не слишком явно. Столы сдвинуты плотно, все сидят тесно, касаясь спинами друг друга, воздух горячий, тяжелая смесь пахучего масла светильников с запахами жареного мяса, дорогого вина, пота и пряностей. Все говорят, перебивая друг друга, и чем больше выпито, тем громче и бесцеремоннее речи, откровеннее жесты, заметнее щель между сказанным и недосказанным.
Еще когда шел к этому шатру, видел, как во всем воинском стане начался веселый и бестолковый пир. И хотя стены Куябы несокрушимы, враг силен и отважен, но всех обуяло предчувствие скорого окончания войны, такой позорной вначале и такой успешной теперь. По всему лагерю песни, звенят трубы, пищат рожки, гремят большие бубны, а на телегах все подвозят бочки с вином. Прибыли купцы, днем при свете дня, а ночью при факелах продают яркие ткани, дорогие безделушки, и, дивное дело, народ покупает, у многих все еще оставалось и серебро, и даже золото. Прибыли танцовщики и танцовщицы, а следом и вовсе веселые женщины, далеко не все из них торгующие любовью, есть и просто любительницы мужского общества.
Сейчас же, сторонясь дурацкого, по его мнению, веселья, но избегая обвинений в артанскости, мол, что за куяв: не пьет вина и не ест сала, вынужденно сидел за праздничным столом, вместо того чтобы вольно и красиво ширять в поднебесьях на Малыше, бороться с воздушными волнами, течениями, потоками, струями, подчинять себе этот мир, он поднимал чашу с вином, отхлебывал – да видят, что пьет, нарезал сало и ел мелкими ломтиками: дескать, артанскость не коснулась.
Ознакомительная версия.
