— Это тоже сделал Киррлис?
— Все данные говорят, что да, — подтвердил Берия. — Наши агенты от спасённых заложников узнали, что те, кто их выводил из города, несколько раз упоминали это имя или похожее.
Сталин только сейчас закончил набивать табаком трубку, раскурил её и сделал несколько затяжек. Две минуты стояла тишина в кабинете, пока он не спросил наркома:
— Ты уже с ним связался? Или нашёл выходы на его отряд?
— Нет. Направил две группы с заданием найти «мстителей» и Киррлиса, но на данный момент они молчат. На Витебщине немцы развили бурную деятельность после казни своих людей, и это сильно мешает нашим планам. Но я уверен, что в ближайшее время связь с отрядом, которым командует Киррлис, будет налажена.
— Дэржи меня в курсе, Лаврэнтий. И вот что я думаю.
— Слушаю.
— Подай правильно в газетах информацию про казнь нацистов и их прихвостней в городе Витэбске. Нам сэйчас нужны подобные известия для людей.
— Я хотел скрыть эту акцию, чтобы случайно не навести на Киррлиса чужих агентов, пока мы сами не связались с ним.
— А ты имена не называй. Есть же люди в твоём аппарате, которые могут всё подать так, чтобы и нашим, и вашим было хорошо, — усмехнулся в усы Сталин.
— Будет сделано, Иосиф Виссарионович.
Глава 1
Вокруг лежал снег, а контрастом к нему вокруг вовсю зеленели деревья, порхали феи, словно бабочки. Это я про свой лагерь рассказываю, центром которого является Дуб-очаг. Возле башни с казематами оборотней стоял большой стол рядом с сугробом, выросшем после чистки дорожек. За столом сидели два Ивана, Прохор и Борис и грохотали пластинами домино. К игре, с виду такой неказистой, приучил всех Борис Громов, один из красноармейцев, что бежал из немецкого плена. Вернее, из группы беглецов, которым позволили сбежать, чтобы упростить внедрение в мой отряд двух немецких агентов. Сам он был из Сибири, жил в деревне на берегу Амура, а на другой стороне чуть ли не в точно такой же деревеньке жили китайцы. От них Борис и узнал про эту игру. Оказавшись у меня в лагере, он наколол деревянных плашек, вырезал из них прямоугольные одинаковые пластины, отполировал их и на одной стороне раскалённым гвоздём выжег точки. Почти везде было разное число отметок.
Сначала я пренебрежительно отнёсся к этой игре, посчитав её верхом примитивизма, годной только для развлечения крестьянам. Но потом поменял своё мнение на противоположное. Оказалось, что для выигрыша, если не полагаться на удачу, нужно проводить в голове не такие уж примитивные математические подсчёты. Правда, удачу и смекалку тоже не стоило сбрасывать со счетов. Этими двумя пунктами выделялся Прохор, выигрывая в среднем каждую третью партию независимо от того, кто у него были оппоненты.
— Рыба! — довольно выкрикнул он и со всего маху с треском приложил одну пластину на стол, завершив игру. — Не вам, сынки, с дядькой Прохором тягаться!
— Да зуб даю, что он костяшки метит! — в сердцах воскликнул Семянчиков, ладонью сметая в общую кучу несколько своих доминошек, которые поставил перед собой точками к себе. — Вон все поцарапанные, небось, от его ногтей.
— Ты бы свои подстриг бы сначала, — ничуть не обиделся Прохор. — Эвон какие когтищи отрастил — страсть просто. У дружка твово и то поменьше будут, когда он серым оборачивается.
— Нормальные у меня ногти. Я так люблю, — буркнул парень и спрятал руки под стол. — Или лучше, когда прям мясом подноготочным обо всё биться? Да и картоху удобно чистить, ещё рыбку солёную.
— Ты бы после такой чистки ещё бы руки мыл. А то ж под ногтями половина картохи твоей остаётся.
Тут в их разговор вмешался я.
— Иван, Прохор, вы готовы к ритуалу? — поинтересовался я у них.
— А я? — вскинулся Громов.
— Всех сегодня не осилю, извини Борис, — развёл я руками. — Не накопил ещё материалов. Придётся тебе несколько дней подождать.
— Вань, мож махнём не глядя очередью, а? — сибиряк с надеждой посмотрел на Семянчикова.
Но тот часто замотал головой:
— Не-не, мы же жребий тянули — всё по-честному, Борь.
Тот насупился, но дальше упрашивать товарища не стал.
Ритуал, про который зашла речь — это обращение в оборотней. После удачного опыта с первым Иваном, его тёзка и лучший друг сообщил мне о своём желании стать таким же. Я честно предупредил, что есть шанс после ритуала умереть. Уточнять не стал, как именно, чтобы в случае трагического исхода не настроить против себя Есина. Пока что только Прохор и Павел в курсе, как умирают мои неудачные творения. А следом за ним ко мне подошёл Прохор и попросил его тоже сделать оборотнем и что он согласен поклясться мне в вечном служении. Мол, за возможность ещё более эффективно уничтожать гитлеровцев и их холуёв он чёртовой бабушке готов ноги мыть, а не только стать моим слугой. Тем более что успел узнать меня достаточно хорошо, и был уверен, что я никогда не заставлю его сделать подлость. В отличие от двух Иванов он захотел стать медведем. Я был только рад его просьбе. Оборотни — это не только куча ценных ингредиен… м-да, заносит… А нервишки-то шаля-ат! Это из-за того, что я не был до конца уверен в том, что клятва верности на крови поможет избежать тех проблем, с которыми я столкнулся во время обращения немцев. В общем, я был рад иметь под рукой не только полностью верных мне людей, но и бойцов, которых в условиях Земли сложно убить. Оборотней надо разорвать на куски, чтобы они не могли регенерировать. Чистое (здесь его называют стопроцентным) серебро так же может убить их при ранении в сердце или мозг. Но я узнавал — не выпускают тут серебряных пуль. Только на заказ, но кто станет такое делать просто так? Тем более, серебро реально должно быть чистым-пречистым, чтобы нанести оборотню смертельную рану. Тысячная доля посторонней примеси даст крошечный — но и такого порой сильно не хватает — шанс волколаку или беролаку вытолкнуть из раны пулю и удрать в берлогу зализывать дырки в шкуре. Такие вот дела.
А вот Павел всё раздумывает, мнётся, никак не может принять решение. Чувство долга перед своей страной борется в нём с желанием стать не как все и сражаться с врагами СССР так, как не может никто другой. Но я уверен, что подсознательно он уже готов стать частью моего войска. И когда осознает это, то придёт даже ночью ко мне, чтобы поклясться на крови в служении. Будь по-другому и он попрощался бы со мной давным-давно, ещё тогда, когда его сослуживец ушёл в сторону фронта после выздоровления.
Ну, а сейчас решающий миг: я узнаю, а помогает ли клятва крови при перерождении землян в Очаге.
Иван Семянчиков вышел их башни в том же облике, что и его лучший друг. Те же унты, штаны и жилетка, такие же едва уловимые звериные черты лица, нож на поясе. Отличался длинными волосами до плеч, стянутыми кожаным плетёным ремешком вокруг головы, и короткой бородой с усами. И, конечно, слегка заострённые уши и слабоуловимые эльфийские черты лица.
При виде меня он повторил ритуал товарища.
— Мой лорд, моя жизнь и душа принадлежат вам, — с достоинством произнёс он, опустившись на одно колено и приложив ладонь к сердцу.
— Рад, что всё получилось, — сказал я, не скрывая удовольствия от удачно завершённого ритуала. Моё внутреннее чувство сообщило, что между нами существует связь лорд-вассал.
— Ванюша, да тебя не узнать! — радостно завопил Прохор, контролировавший, как обычно, процесс перерождения. — Пошто себе бородищу-то отрастил, а?
— Захотелось, вот и отрастил, — отмахнулся от него Семянчиков. Сейчас он был занят осмотром себя любимого и прислушивался к собственному телу. — Лорд…
— В обычной обстановке зови меня, как и раньше, по имени.
— Хорошо. Киррлис, я себя чувствую, как… как не себя. Ванька рассказывал, что это будет, но я даже представить себе не мог, каково это по-настоящему.
— Привыкнешь. Иван вон привык уже почти. Можешь к нему сходить похвастаться, только наружу не выходить, пока ритуал не завершится, ясно? Это приказ.
