и низкие, светлокожие и темнокожие, я могла различить их лица.
Почти люди. Изможденные, но живые.
– Какого черта? – прорычал Уорик, крепче прижимая меня к себе.
Лидер некромантов смотрела на свои ладони, а затем повертела руками. Капюшон скрывал ее лицо.
– Не понимаю. – Кек приоткрыла рот от шока, и ее реакция выбила меня из колеи. – Что, черт возьми, произошло?
– Это сделала она, – тихо и прерывисто сказала лидер, словно она не привыкла говорить.
Насколько я знала, некроманты не разговаривали.
Я повернула голову и увидела, как лидер потянулась руками к капюшону. Темные волосы, которые раньше были сухими и мертвыми, теперь блестели в ярком лунном свете. Медленно она стянула с головы огромный капюшон, свет отразился от ее бледной кожи и темных глаз.
– Нет…
Я покачала головой и сильнее прижалась к Уорику. Он крепко держал меня, когда мои ноги подкосились. Паника и ужас затуманили мой разум, голова закружилась. Это нереально. Невозможно.
Женщина, смотря прямо на меня, облизнула потрескавшиеся сухие губы.
– Это твоя работа, Брексли.
Мой мир перевернулся. Все, что я некогда знала, понимала, рассыпалось на глазах.
Женщина выглядела болезненной и изможденной, она отличалась от той, что я видела на поле боя. Но у нее было то же самое лицо, как на той фотографии, на которую я смотрела весь день. Которая до сих пор лежала в моем кармане.
Эабха.
– Ма… мама? – едва слышно сказала я.
Она склонила голову набок, словно я сказала что-то на иностранном языке. У нее не было прозвища, поэтому и назвать женщину как-то иначе я не могла.
Сглотнув, она шагнула ближе ко мне – ее босые ноги врезались в мои ботинки. Я не могла ни двигаться, ни дышать. Я едва ощущала прикосновение Уорика. Дернувшись оттого, что она оказалась так близко, я мучилась, думая, реальность это или сон. Любой расклад представлялся ужасающим. Моя мать, которую я считала мертвой вот уже двадцать лет, оказалась жива.
Ну или что-то вроде этого…
Она некромант. Все они. Так почему эта женщина сейчас стоит передо мной и кровь бурлит в ее венах?
– Ка… как такое возможно?
Я пристально всматривалась в нее, запоминая каждую частичку. Мама была немного ниже меня, но до талии ниспадали такие же темные волосы. Она рассматривала меня в ответ. Как и у меня, у ее глаз были черные радужки.
Даже в таком состоянии мама выглядела прекрасно. Я так часто представляла ее в своей голове – ее образ, движения, голос. Но мои грезы и близко не походили на реальность.
– Благодаря тебе, – более глубоким и лиричным голосом, чем я ожидала, ответила она. Я приметила легкий ирландский акцент.
– Мне? Что ты имеешь в виду?
Эабха посмотрела на коробку, чем привлекла и мое внимание к ней – я увидела, что нектар потускнел и стал сероватым. Тот пульс и жизнь, что я чувствовала ранее, угасли.
– Ты ощущаешь нектар так же, как и он тебя. Он часть тебя. Соткан из магии. Эссенция жизни.
– Эссенция жизни? – повторила я.
– В нем твоя жизнь.
– Не понимаю, о чем ты. – Я моргнула и уставилась на нектар. – Неужели я его уничтожила?
– Не знаю, – медленно и прерывисто сказала мама, казалось, она не знала, как шевелить губами, – ты зачерпнула много магии, чтобы вернуть нас. – Она указала на группу позади нее, смотрящую на меня с настороженным восхищением.
– Я вернула вас? – произнесла я и скользнула взглядом по фигурам, стоящим позади матери и все еще с благоговением трогающим себя и вглядывающимся в меня.
Я сделала это? Моя сила оживила их?
– Ка… как?
Хотя я уже знала ответ. Именно благодаря этой способности я спасла Андриса. Мощь, которую я получила благодаря нектару, оказалась огромной, но я не понимала, как ею управлять. Я просто вырывала кого-нибудь из рук смерти, притом что в реальности меня не было рядом. И как итог я еще оживила семерых некромантов.
Какого черта?
Я посмотрела на свою мать. Для меня она была незнакомкой, и я не знала, как себя вести. Эабха не пыталась прикоснуться ко мне или обнять, поэтому и я не делала попыток.
– Ты так на него похожа. – Я надеялась услышать нежность и взволнованность в ее голосе, но в ее тоне сквозила сдержанность. Отчужденность. – Ты прекраснее, чем я думала, – спокойно заявила моя мать, – сильная. Свирепая. Твой отец хорошо воспитал тебя.
При упоминании отца я резко втянула в себя воздух. Знал ли он о ней? О том, что с ней произошло? Или именно поэтому он оставил координаты этого места?
«Я нашел зацепки. Но за мной следят. Постоянно.
Теперь я понял…»
Это он имел в виду?
– Знал… знал ли отец? Он тебя нашел? – прошептала я, слезы обжигали мою кожу, я пыталась игнорировать боль и тошноту.
– Да. – Мама опустила голову. На ее губах появилась кривая улыбка, словно она что-то вспомнила. Казалось, она не могла контролировать свою мимику и училась делать это снова. Улыбка исчезла. – Незадолго до своей смерти он обнаружил наш ковен.
– Он не знал твоего прошлого, так?
На ее лице проскользнула тень стыда.
– Нет.
Я сжала губы, сдерживая слезы. Какое горе и опустошение должен был испытать отец, узнав, что любовь всей его жизни лгала о том, кто она такая, и находилась всего в нескольких километрах от него.
– Ты говорила с ним? – спросил Эш в замешательстве. – Некроманты не говорят. Я слышал, что кланы общаются через связь.
Его слова ударили меня под дых.
Через связь…
«Твою мать…»
Я резко повернула голову к Уорику и увидела, что в его глазах тоже мелькнуло удивление.
Казалось, мне перекрыли воздух, осознание обрушилось на меня, словно по голове огрели дубинкой. Поэтому я могла общаться с Уориком и Скорпионом? Они мой клан?
Изо всех сил я старалась дышать, ужас сковал мое тело.
– Я… я некромант? – прохрипела я, к горлу подступила тошнота.
Эабха расправила плечи, ее движения были скованными.
– Некромант – это не раса, а проклятие. – Семеро из группы встали за спиной моей матери. – В древние времена разницы между друидами и ведьмами не существовало. Когда-то все мы были ведьмами, но боги фейри благоговели к некоторым из нас и одарили настоящей магией. Прошли столетия, и некоторые кланы не захотели больше служить королям и королевам фейри. Они отказались, и их наказали за это. После смерти они должны были вечно ходить по земле в муках – не живые, но и не мертвые. Лишиться чувств и ощущать лишь пустоту. Всегда голодать, но никогда не иметь возможности насытиться. –
