Мама перебивалась случайными заказами на шитьё, она была отличной швеёй, несмотря на свое происхождение, а ручной труд ценился даже в XXII веке. Я понимал, как тяжело работать девушке из знатного рода, с которой столько лет буквально сдували пылинки, но терпения и упрямства маме было не занимать.
В Старшей школе я освоил профессию программиста, потом поднял свой уровень на курсах… но, как оказалось, слишком велика конкуренция по этой специальности, поэтому на данный момент я перебивался случайными заработками на бирже фрилансеров, писал на заказ разнообразные прикладные программы и получал небольшое пособие по безработице. В принципе, на жизнь хватало, даже получалось немного откладывать. Я усиленно искал работу, но не везло. А полгода назад у мамы обнаружили рак. Да, несмотря на то, что на дворе был XXII век, рак до сих пор оставался серьёзной болезнью.
Нет, с ним, конечно, научились бороться, сведя смертность к вполне приемлемым, с точки зрения статистики, цифрам, но когда я узнал, сколько стоит операция, меня охватило отчаяние. Тем не менее я всё-таки решил попробовать взять кредит под залог квартиры. Последнее время на бирже мне перепало несколько приличных заказов, оплата по ним должна была прийти после выполнения работы, авансы маленькие, и, тем не менее, я надеялся, что начинается светлая полоса. К тому же вариантов, кроме как взять кредит, не было. Оставалось только рискнуть.
Размышляя над всем этим, я добрался до тридцатиэтажного здания больницы номер восемь и, приложив пропуск к турникету, поднялся на лифте на пятнадцатый этаж, где сразу столкнулся со Светланой Сергеевной, врачом, курирующим мою маму.
– Веромир! – обрадовалась она, узнав меня. – Вы вовремя. – Она нахмурилась. – К сожалению, новости неутешительные. Евгении Петровне стало хуже. Она попросила позвать вас. Я уже собиралась вам звонить. Пойдёмте со мной.
С плохим предчувствием, охватившим меня, я вместе с врачом добрался до небольшой палаты, где лежала мама.
Ещё относительно недавно мама выглядела гораздо моложе своих лет. Сейчас же болезнь оставила на ней свои следы, превратив цветущую сорокатрехлетнюю женщину в старуху. Хотя в этом я себе никогда бы не признался.
Войдя, я осторожно опустился на табурет рядом с её кроватью и аккуратно взял за руку.
– Как ты? – спросил её. – Держись, пожалуйста, я уже договорился. Скоро тебе сделают операцию. Ты только держись!
– Сынок, – тихо произнесла она, – послушай меня, пожалуйста.
В её глазах я увидел слёзы, и мне вдруг стало страшно. Такой обречённости в её голосе я ещё не слышал, уже привык, что мама, воспитывая меня, казалось, никогда не унывала ни при каких обстоятельствах.
– Твой отец, Сергей Бельский…
– Мама, – остановил я её. – Мы же с тобой решили, что не будем говорить об этом…
– Решили, – согласилась она со мной. – Но сейчас настало время вернуть тебе твою фамилию и окончить Дворянскую академию. Ты должен возродить наш род! Я знаю, ты справишься, сынок. И ты должен отомстить тем, кто убил твоего отца. Не торопись… но сделай это! – Глаза её вдруг сверкнули, а голос стал стальным. – Поклянись мне!
– Клянусь. – Я сжал её руку. – Но как ты вернёшь фамилию? Ты говорила, что нет документов…
– Извини, сынок, я тебя обманула. Не хотела, чтобы ты это делал, а сейчас понимаю, что была глупой… В нашей квартире в верхнем ящике комода лежит серая коробка. Сейчас уже такие не выпускают. Она запечатана таким образом, что если неправильно набрать код, её содержимое превратится в пепел. Код – твоя настоящая дата рождения, ты её, надеюсь, не забыл.
– Не забыл, – успокоил я её. – Но почему ты говоришь мне об этом? Мы сделаем тебе операцию, ты сама мне их покажешь.
– Моё время пришло, сынок.
После этих слов у меня на глаза невольно навернулись слёзы, я попытался что-то возразить, но, натолкнувшись на взгляд мамы, передумал.
– Не спорь со мной. Я это знаю. Ты не веришь в наши родовые способности, это плохо. Поверь в них, и они откроются для тебя. Ты Бельский, пусть и последний из рода, но эта фамилия звучит гордо. Мы долго скрывались, и, поверь мне, я делала это ради тебя. Может, это и была ошибка, но я ни о чем не жалею. Мне удалось спасти самое драгоценное в жизни – моего сына! Теперь ты останешься единственным членом рода. Я верю в тебя и всегда верила…. Я люблю тебя, сынок…
Её рука сжалась, она вздрогнула и закрыла глаза.
– Эй, сестра! – вскочил я, чувствуя, как меня охватывает холодок страшного предчувствия. – Доктор!
В палату влетела Светлана Сергеевна, а за ней две медсестры. Меня грубо вытолкали из палаты, в которой сразу началась суета. На мой вопрос «что случилось?» никто не ответил. Я же обречённо опустился в кресло около двери, понимая, что это конец. А через десять минут в коридор вышла врач. Она сочувственно посмотрела на меня.
– Веромир, ваша мама умерла. Приношу вам наши соболезнования… Я понимаю ваше состояние, идите домой. Мы с вами свяжемся завтра, когда надо будет оформить все бумаги.
Я кивнул и, не отреагировав на предложение доктора вызвать такси, ушёл. Очнулся я, уже входя в нашу маленькую однокомнатную квартиру. Опустившись на диван, я откинулся на спинку и закрыл глаза. Мысли путались, но я усилием воли привёл их в порядок. Сдержав рвущиеся наружу слезы, постарался отодвинуть обрушившееся на меня горе на задний план. Слезами я маме не помогу. Её не воскресить, оставалось только решить, что теперь делать дальше.
Надо было выполнять данную клятву, хотя, честно говоря, делать это не особо хотелось. Но клятва есть клятва. Вариантов было два. Первый – постараться восстановить свой род. Но это было непросто. Род Бельских когда-то входил в десятку самых древних родов Российской империи. Да и сейчас по древности входит… Только что эта древность? Что она сейчас значит, кроме длинной родословной?
Я остался единственным отпрыском некогда славного рода, и теперь, если документы, о которых говорила мама, действительно подлинные, я могу вернуть себе свою фамилию. Но что она мне принесёт? Запись в книге дворянства Российской империи? Да, пожалуй, только это. Земель у меня нет. Что осталось? Герб да эта маленькая квартирка, вот и всё. Второй вариант – жить по-прежнему под фамилией своей матери, забыв о том, кто я.
Так я и не заметил, как заснул….
Утром позвонили из больницы, и я отправился заниматься оформлением бумаг. После окончательного подписания согласия на кремацию я в последний раз попрощался с мамой и покинул больницу. Похороны прошли этим же вечером. Точнее, их не было. Меня просто пригласили в крематорий, где замученная своей работой женщина быстрым речитативом прочитала положенные слова прощания, а потом толстый священник прочёл отходную молитву. И следом за этим закрывшаяся автоматическая панель отрезала от меня моего единственного родного человека.
А вечером я первый раз в своей жизни просто напился до чёртиков, и, когда забылся тяжёлым сном пьяного человека, ко мне пришёл отец. Странно, но я совершенно не испугался, когда он появился у меня в квартире перед моим диваном. Что это было? Бред моего отравленного алкоголем воспалённого мозга? Скорее всего, да.
– Сын, ты меня расстраиваешь… – пафосно произнёс воображаемый отец, строго глядя на меня. – Я разочарован в тебе…
– А я – в тебе, отец! – вырвалось у меня. Я не стал скрывать рвущуюся наружу злость. – Это ты довёл наш род до вот такого печального итога! И в смерти мамы виноват ты! «Мы – Бельские. Мы – избранные!» – передразнил я его, повторив слова, которые врезались мне в память. Он часто их произносил. – Какие вы избранные?! Вы всю избранность просто просрали! И теперь Бельских нет, а есть Стапановы!
– Остановись! – рявкнул отец, и я вдруг почувствовал волну холодной ярости, исходящей от него. – Ты не имеешь права обвинять меня, ты не был на моём месте и не знаешь, что происходило между мной и Годуновым… как и не знаешь причины нашей войны… Но ты прав в одном: ты сейчас Стапанов. И мать была права. Только тебе выбирать, оставаться Стапановым или вновь стать Бельским. Я верю в тебя, сын… – Он посмотрел на меня, и я вдруг с ужасом и холодной дрожью, пробежавшей по спине, понял, что, возможно, это и не сон… Но как?.. – Ты сам должен принять решение. Теперь твоя судьба и судьба нашего рода в твоих руках! И… – Его глаза вдруг наполнились слезами. – Прости меня…
