интересной эта наша новая игра в лешего. Я спрашивал — он отвечал. Я его ловил на вранье, а он выкручивался. И выкручивался, доложу я вам, виртуозно.
Следовало, правда, выбирать для таких бесед место и время. А то, помню, перепугали однажды чуть не до полоумия «шнурка»-узбека из нашего призыва. Послушал он нас, послушал, потом вскочил с груды только что разгруженного щебня и жалобно закричал:
— Д-дураки!..
И кинулся прочь.
С тех пор поостереглись. Если и развлекались подобным образом, то наедине, без лишних ушей.
— Значит, говоришь, скорчил ты его морду… И сейчас тоже корчишь?
— Да как тебе сказать… Привык за два месяца. Вроде приросла…
— Ладно! А кого-нибудь другого скорчить — слабó? Рядового Горкушу, к примеру…
— Ну его на фиг! — По-моему, Лёха даже содрогнулся слегка, представив такую попытку.
— Хорошо, не Горкушу… — поспешил исправиться я. — Меня давай.
— Я что, за всех служить подряжался? — вспылил он. — Мне вон одного Лёхи Лешего за глаза хватает!
— Нет, ну я ж не прошу тебя в самом деле прикинуться! Я спрашиваю: можешь или нет?
— Да хрен его теперь разберет… — отвечал мне с тоской рядовой Леший. — Иногда кажется: совсем разучился. После карантина напрочь все отшибло. Даже пробовать боязно…
— А вообще трудно служить? — сочувственно спросил я.
— А то сам не знаешь!
Забаву пришлось прервать. Дверь столовой открылась, и вошел старшина Лень. Оглядел столы с перевернутыми лавками на них.
— Не понял!.. — взмыл его звонкий зловеще-ликующий голос. — Это что за пол такой? Вы его мыли, нет?
— Два раза перемывали, товарищ старшина!
— Хреново перемывали! Тряпку в зубы — и вперед!
Вышел.
Пол взбрызнули и протерли. Главное — что? Главное, чтобы линолеум влажный был и блестел.
Вот в казарме, когда дневалишь, там сложнее. Собственно, казармой нам служил старый ангар с четырьмя рядами шконок, финской дизельной печкой и черно-белым ламповым телевизором на сваренной из арматурин подставке. А самое грустное — полы в ангаре были бетонные. Вымоешь разок с хлоркой — и кожа на пальцах становится, как у девочки, тонкая и прозрачная.
— Лёх, — продолжал допытываться я, — а какой ты на самом деле был? В лесу…
— Да какой хочешь! — буркнул он. — Без разницы…
— Ага… — пробормотал я, соображая. — То есть в кого пожелаешь, в того и перекинешься… А сила откуда? Деревья, небось, помогали?
— Да в основном деревья…
— А у нас тут, значит, ни деревца… Одна верблюжья колючка, так?
— Так…
— Нет, но перед казармой-то — акации!
— А толку? Они ж тоже на территории!
— Понял… То есть нужны не просто деревья, а гражданские деревья?
— Н-ну… в общем… да.
— Погоди! А за территорией? Там же колхозные виноградники, сады… Тоже ведь растительность! Или это не то?
— Может, и то… — уныло ответил он. — А как туда попадешь?
— Через дырку.
— А «деды» узнáют?
Да, верно… Пока не отслужил хотя бы полгода, о дырке и думать забудь. Высокое право на самоволку надо еще выстрадать.
* * *
Случай нам представился всего пару дней спустя. Сидели в курилке перед ангаром и при этом, обратите внимание, не курили, что в глазах окружающих равнозначно уклонению от исполнения воинских обязанностей. Невесть откуда возник смутно знакомый старлей.
— Вы двое, — определил он и направился в сторону КПП.
Мы, понятно, последовали за ним.
— Со мной, — бросил он дежурному.
Так впервые за два месяца мы оказались «на гражданке».
Достигли поворота и увидели заглохший невоенный грузовичок с какой-то подержанной мебелью в кузове. Поднажали втроем, подтолкнули. Грузовичок завелся, зафырчал. Старлей тут же забрался в кабину к шоферу и уже из окошка сообщил:
— Свободны. Долóжитесь на КПП.
И подумали мы: а почему бы нам не дать крюкá и не пройти через виноградник?
Ах какой это был виноградник! Дамские пальчики вполне мужского размера. Кисловат еще, правда, но сойдет. Я подумал и сорвал гроздь — поменьше, чтобы успеть слопать все по дороге. Лёха последовал моему примеру.
— Ну и как? — осведомился я, гурманствуя. — Способствует растительность?
— Чему?
— Способностям!
Рядовой Леший хотел ответить, но не успел — нарвались мы с ним на приключение. Из-за шпалеры вышел навстречу нам смуглый юноша в тюбетейке и с берданкой за плечом.
— Замер! — негромко скомандовал Лёха — и я замер.
Сторож моргнул и отшатнулся, уставившись туда, где только что стояли два мародера в военной форме, а теперь вот взяли вдруг да исчезли. Потом скинул с плеча свою одностволку и принялся озираться. Я, честно сказать, струхнул. Сейчас пальнет куда попало… А ну как в нас!
Рядовой Леший медленно поднял руку, опустил, всмотрелся в испуганно мечущиеся карие глаза, потом повернулся ко мне и, кивнув, двинулся в обход ошарашенного туземца. Я, понятно, за ним.
— Гляди-ка… — подивился Лёха, когда мы, выбравшись на бетонку, перевели дыхание. — И вправду ведь способствует…
— Кто?
— Растительность…
У меня, признаюсь, екнуло под ложечкой. Тут уже, простите, не игра, тут уже чертовщина какая-то начинается. К счастью, вспомнилась читанная когда-то статейка об уличном гипнозе. Все-таки, наверное, Лёха из цыган — там у них в таборе, по слухам, еще и не такое проделывают. Да и фамилия какая-то вроде цыганская…
Да наверняка цыган! Уже на следующее утро подпитавшийся от гражданской растительности рядовой Леший начал, попросту говоря, наглеть. Скажем, по команде «подъем» положено одеться и занять свое место в строю за сорок пять секунд. Так вот, надо было видеть, с какой теперь солидной обстоятельностью экипируется мой друг Лёха. «Деды» и те уже построились, поверка вовсю идет, а он еще только верхнюю пуговицу застегивает. Неспешно этак…
Жутковатое, между прочим, зрелище. Одно дело, согласитесь, отвести глаза рядовому Горкуше или там сторожу с берданкой, но чтобы всей казарме…
И главное, никто ничего не замечает! Кроме меня.
Кстати, а почему? Почему я Лёхины проделки вижу, а остальные — словно ослепли? Спросил его об этом.
— Могу и тебя обморочить, — невозмутимо предложил он. — А надо?
Да нет, пожалуй, не надо.
— Слышь, Лёх! А если б ты его обманул?
— Кого?
— Ну того, кто тебя развязал! Взял бы и не пошел в армию…
— Ну так… Уговорились же!
— И что?
Задумался Лёха.
— Нет, ну… — неуверенно начал он. — Узнáют — слава пойдет…
— Кто узнает? Другие лешие?
— Ну да…
— Так они уж тебя и так отметелили, связали… чуть корягой не сделали!.. Чего терять-то?
Совсем смешался Лёха. Но опять-таки вывернулся.
— Нет, — решительно сказал он. — Совестно как-то… Он меня выручил, а я вдруг… Нет. Да и Родине долг отдать…
Услышав про долг Родине, я не выдержал и заржал, причем долго
