1
Перед боем нужно как следует выспаться. Мудрость эта приходит с опытом, вот юнцы – те накануне битвы пишут стихи и письма дальним возлюбленным, смотрят на звезды, хорохорятся, порой философствуют. Алонсо Алва маркиз Алвасете и Арно Савиньяк виконт Савари были неприлично молоды – для генералов, однако юношеские метания давно переросли. И все же выспаться они не удосужились: за три года неудачной войны на душе накипело слишком много такого, чем абы с кем не поделишься, вот и засиделись. Полночи Арно, успевший за месяц обжиться во Второй Южной армии, объяснял бывшему однокорытнику, с чем едят маршала Манрика и его ораву и что творится на берегах Кайна. Еще полночи перескакивали из Северной Придды в Лаик и обратно, вспоминая то милягу-капитана, то подонка Пэллота, то собственные выходки, как унарские, так и нынешние, за которые можно было схлопотать как разжалование, так и орден. В зависимости от результата.
О том, что рассвело, заболтавшимся генералам сообщила взвывшая за пологом палатки труба. Пора было прощаться: в теперь уже сегодняшнем сражении друзьям предстояло действовать порознь. Савиньяк, согласно сочиненному им же самим плану, оставался держать левый фланг. Алонсо, о подходе которого вражеские морды прознать еще никак не успевали, предписывалось ждать в укрытии «надлежащего момента». Момент, по всем прикидкам, никак не мог наступить раньше полудня, так что Алва, добравшись до своих сорвиголов, мог часок-другой и прикорнуть.
– Хорошо тебе, – хозяин поднялся первым и, потянувшись, отдернул полог. – О, солнечно… Удачно, далеко видно будет.
– Вот и возьми на удачу, – Алонсо выкопал из-под брошенных плащей видавший виды футляр с поцарапанной, но не ставшей от этого хуже трубой агирнийской работы. – Будешь созерцать с вершин.
– Ты ей что, кошек дразнил? – Арно немедленно выскочил из палатки и припал к окуляру. – Хороша, не откажусь! Тогда забирай мою.
– Ты бы еще гербами на бергерский лад махнуться предложил! У меня во вьюках вторая не хуже, морисский кузен осчастливил.
– Просто так или заслужил?
– Пожалуй, что и второе. Всю весну на родственные чувства угробил. И на садрийцев, уж больно упорные оказались… Пока догнали, пока к озеру прижали, восемь потов сошло. Ладно, бывай!
– И тебе не печалиться, – Арно махнул рукой, подзывая болтавшегося поблизости высокого адъютанта. – До вечера.
– Лучше до раньше. Ты никак мелким Колиньяром разжился?
– Угу, Манрик от сердца оторвал. А что?
– Да ничего, просто на братца похож. Хаста [1]!
Эскорт Алонсо, десяток легкоконных, топтался у коновязи и пересмеивался, как испокон века пересмеиваются уверенные в себе и в придачу хорошо выспавшиеся вояки. Тоже отдохнувший Лирио всхрапнул и потянулся мордой к хозяину, заждался, проказник! Алонсо со смешком растрепал серебряную челку, дунул в любопытный бархатистый нос и вскочил в седло. Как всегда, его захватила почти бездумная радость, общая для всадника и коня. Лирио тоже был счастлив и немного горд: сейчас он понесет своего человека с той бережной радостью, с какой не всякий влюбленный несет на руках невесту.
Радость… Кэналлийцы знают: в любых отношениях, с людьми ли, с лошадьми ли, иди вслед за ней. Нет радости – не будет ни дороги, ни песни, ни смысла, ни побед.
Подбирая себе коней и находя друзей, Алонсо всегда чуял, что встретил родную душу, с которой долго ли, коротко ли, но радоваться будешь. Так оно и выходило, пусть и не без приключений, как со строптивцем Лирио или забиякой Арно. Начинается с прижатых ушей и клацанья зубами, а потом сам не заметишь, как обоих накроет нечто неповторимое. Ты уже не сам по себе, и он не сам по себе, и быть иначе не может.
Небольшая кавалькада более или менее неспешно спустилась с пологой гряды в давно убранные поля. Вообще-то Алва запросто мог дождаться рядом с другом хотя бы первой атаки, время позволяло… Не догадался, а что сделано, то сделано. Генерал ослабил поводья, позволяя Лирио выбрать аллюр. Кэналлийцы, как и их родичи-багряноземельцы, никогда не оглядываются, Алонсо и не оглянулся.
