Бывший ратник Береговой Охраны что-то жалобно пискнул. Блейд хлопнул его по другому плечу.
— Ты же мечтал о свободе и хайритских степях, Чос, — с усмешкой сказал он. — Что ж, хайриты приняли тебя! Но каждый хайрит должен ездить на шестиноге, — он повернулся к своему скакуну. — Вот она, свобода, Чос!
Твердыми шагами Ричард Блейд подошел к тароту и положил ладонь на гибкую косматую шею зверя.
— Я буду звать тебя Тарном, малыш, — прошептал он.
Ричард Блейд брился. Перед ним торчало лезвие франа, всаженного острием в пень; за ним стоял верный Чос с котелком теплой воды в руках и полотенцем (или тем, что его заменяло у хайритов) через плечо. Бритье осуществлялось с помощью острейшего кинжала, который, как и фран с зеркальным серебристым лезвием, был подарком Ильтара. Военный вождь и кузен Рахи оказался щедрым человеком, и в результате его новый родственник щеголял в сапожках тонкой кожи, синих полотняных штанах и того же цвета рубахе с вышивкой серебром по вороту — одежде знатного хайрита. Что касается бритья, то это тоже было затеей Ильтара.
После двухдневного путешествия по изумрудной степи они приближались к горному хребту и к городищу Батра, одному из многих поселений Дома Карот. Как объяснил Ильтар, у хайритов только старцы да пожилые воины лет за пятьдесят отпускали бороды. «Нам еще рановато таскать это украшение», — подмигнул он кузену, потирая гладкий подбородок. Вождь считал, что Блейд, попав на землю предков, должен стать настоящим хайритом во всем; это произведет благоприятное впечатление и на родичей из Батры, и на воинов других кланов, с которыми предстояло делить тяготы и труды южного похода.
Подрезав бородку и соскоблив щетину, Блейд намылил щеки по второму разу — для этого у северян употреблялся некий корень размером с крупную морковку, выделявший белый, пенившийся в воде сок. Он прошелся лезвием по коже от уха до подбородка, уже не в первый раз отметив, что волосы его темнеют. Рахи был шатеном с шевелюрой цвета темной бронзы; Блейд — почти брюнетом. Пока что ему не встречались люди с черными волосами ни среди рыжих, как правило, айденитов, ни среди светловолосых северян. Что ж, он, похоже, будет первым, отметил странник.
С лицом его происходили еще более разительные перемены. Полные губы Рахи становились суше и тверже; щеки, румяные и чуть пухлые, запали и посмуглели, а глаза… да, глаза, без всякого сомнения, уже принадлежали Дику Блейду. Лицо, глядевшее на него сейчас из глубины серебристого стального зеркала, никак не могло быть жизнерадостной физиономией двадцатичетырехлетнего юноши, еще недавно — столичного щеголя и повесы; нет, Блейд лицезрел облик мужчины — молодого мужчины, которым он был лет тридцать назад, если учесть его земной возраст. Отличия еще существовали — Рахи был пошире в скулах, нос его казался чуть подлинней… Однако Блейда почему-то переполняла уверенность, что его прежнее лицо через два-три месяца проявится полностью, навсегда стерев образ сына бар Ригона.
Ничего, думал он, кивая Чосу, чтобы тот подавал полотенце, на Рахи за последнее время свалилось столько невзгод, что это стремительное взросление не вызовет лишних толков. Блейд ухмыльнулся и подмигнул своему отражению. Судьба несчастного Арраха Эльса бар Ригона так или иначе была предрешена. Скорее всего, Ольмер из Дома Осс срубил бы его буйную голову где-нибудь на пятой минуте поединка. Судя по справкам, которые осторожно навел Блейд, Рахи был хорошим бойцом и изрядным забиякой, но против Ольмера — да и любого опытного воина северян — ему бы не выстоять. Это он, Ричард Блейд, со своим боевым умением, накопленным годами, со своей великолепной координацией и, наконец, со своим мужеством и упорством уложил лучшего бойца Дома Осс. Уложил, перерубив мечом рукоять франа! Да, руки, которые держали тот меч, были руками Рахи — как и прочее тело. Но и только! Остальное сделал Блейд, Ричард Блейд!
Он встал, вытер лицо и шею, швырнул Чосу полотенце и с наслаждением потянулся. Тело, надо сказать, было великолепным; тут старина Хейдж его не подвел! Хотя Блейд в свои пятьдесят пять земных лет не успел изведать недугов пожилого возраста и сохранял прекрасную форму, кое-что на шестом десятке ушло безвозвратно. Например, гибкость, скорость реакции… да и само это пьянящее, кружившее голову ощущение собственной силы! К тому же Рахи был повыше Блейда и фунтов на пятнадцать потяжелее, против чего новый обладатель этого великолепного механизма из костей и могучих тугих мышц ничуть не возражал. И если судить по ночным встречам с девушкой Зией, с потенцией у Рахи все тоже обстояло нормально. Даже более чем нормально, усмехнулся Блейд, припоминая недавнюю ночь в изумрудной траве на берегу, полную страстных объятий и восхищенных вздохов.
Он обернулся, заслышав шаги Ильтара. Вождь хлопнул его по плечу, и удар этот был крепок, оправдывая прозвище хайрита. На лице его, обычно спокойном, играла улыбка, и Блейд не в первый раз подумал, что его северный кузен еще сравнительно молод — вряд ли он достиг сорока лет.
— Ты стал настоящим северянином, брат мой! — одобрительно воскликнул Ильтар. — Во всяком случае, внешне. Отцу это понравится! Ну, а как обстоит дело с хайритскими искусствами, а? — он кивнул на фран, с которым Блейд тренировался по часу дважды в день, вечером и на рассвете.
Молодецки присвистнув, новый боец Дома Карот мгновенно вырвал оружие из пня, крутанул над головой, выстрелил клинок на полную длину и разрубил полотенце, сушившееся на руках Чоса. Парень присел от неожиданности, разглядывая две тряпки, зажатые в кулаках, а Ильтар гулко расхохотался.
— Сегодня утром обойдемся без тренировок, — сказал он, отсмеявшись. — Не до того. Воины торопятся домой, хотят согреть своих женщин перед долгой разлукой, — Ильтар кивнул в сторону двух десятков бойцов из Батры, снимавших палатки и вьючивших своих шестиногов. Звери стояли, опустив широкие, увенчанные рогом морды, лениво пощипывая метелки травы.
Блейд натянул поверх рубахи короткую кожаную куртку, приладил за спиной чехол с франом и отправился седлать своего зверя. Этим хайритским искусством он тоже вполне овладел. Пока Чос скатывал палатку и спальные мешки, его хозяин взгромоздил на спину тарота два седла и затянул подпруги. Седла разделялись горбом, выступавшим на хребте как раз над парой средних ног; по обе стороны его, к холке и крупу, имелись впадины — естественные посадочные места для двух наездников. Горб шестинога не походил на верблюжий; скорее он выглядел как округлый нарост могучих мышц, плавно переходивший в мускулистые мохнатые ляжки. Чуть меньший нарост торчал на холке, а круп… круп был таким мощным и широким, что Блейду казалось, будто на нем можно улечься поперек.
