Ознакомительная версия.
А вот могучий старый самец, которого избрал себе в добычу Хономер, вдруг повёл себя совсем не по обычаю своего племени. Быть может, горные стада наконец-то выродили вожака, способного научиться. Вместо того, чтобы явить бессмысленную свирепость, он повернулся – и огромными прыжками кинулся прочь. Пустился на уход, как говорили охотники. Хономер успел поразить его ещё одной стрелой, в правую ляжку. Бык начал прихрамывать, его след обильно окрасился кровью.
– Я за ним! – крикнул Ригномеру Избранный Ученик. Бойцовый Петух, занятый очередным поспешным взведением тетивы самострела, лишь согласно кивнул.
В этих местах ограждающий хребет Алайдора, тот, что был прорезан несколькими Воротами, выдавался на само плоскогорье длинными каменистыми гривами в сплошных осыпях и оврагах. За одной из таких грив и скрылся подраненный бык. Хономер, охваченный благородной охотничьей страстью, со всех ног устремился за ним. Бесформенный меховой балахон мешал ему: путался в коленях и к тому же был слишком толст и тяжёл. Жрец прямо на ходу скинул его на камни и побежал дальше в одной шерстяной рубашке и таких же штанах, заправленных в сапоги. Вот теперь было как раз. Он ещё подумал о том, как бы умудриться обойти быка и хоть криком, хоть стрелами направить его назад, поближе к лошадям и кромешнику, оставшемуся их сторожить. Если погоня окажется долгой и заведёт его далеко, ещё надо будет успеть к туше с вьючными мулами прежде, чем до мяса доберётся прожорливое зверьё!..
К немалой досаде Избранного Ученика, бык оказался ранен далеко не так сильно, как ему показалось вначале. Животное перевалило гриву и скрылось за ней, а когда на гребень выбрался изрядно запыхавшийся охотник, бурый силуэт маячил уже на следующей гриве, на самом верху. Хономер на какой-то миг даже усомнился, тот ли бык там стоял или, может, какой-то другой. Но нет, зверь сердито тряс рогами и лохматым хвостом – и прихрамывал на правую заднюю ногу, а на снегу ниже по склону виднелись явственные отметины крови. Горный воздух обладал хрустальной прозрачностью. Хономеру показалось, будто он даже различил короткое древко своей стрелы, торчавшее из ляжки быка.
Самец между тем заметил своего мучителя. Он хрипло протрубил, закинув голову к низким облакам, висевшим, казалось, лишь чуть ниже кончиков его рогов. И стал обманчиво неторопливо спускаться по противоположному склону, быстро пропадая из глаз.
Что делает с человеком охотничий азарт и в особенности вид уходящей добычи!.. Воздержанный жрец Близнецов вполне по-язычески вслух помянул трёхгранный кремень Туннворна и даже Хёгговы волосатые шульни, чего с ним уже много-много лет не случалось, – и, ничуть не озаботившись укорить себя за вырвавшиеся слова, запрыгал вниз по мокрым и скользким от тающего снега камням. Камни ворочались под ногами, Хономер оступался и падал, но поднимался и упорно продолжал путь, заботясь только о том, чтобы не повредить самострел и не растерять болты. Если глаза не подвели его, бык хромал заметно сильнее, чем на поляне. И крови, пятнавшей следы, было более чем достаточно. Скоро он ослабеет.
Достигнув дна распадка, Хономер без промедления снова полез вверх, старательно забирая правее, ближе к порубежному хребту Алайдора. Это означало лишнюю трату времени и усилий – но в том ли беда? Если ему повезёт, он сумеет повернуть недобитка и даже выгнать его на равнину, на относительно открытое место. И уж там либо сам дострелит его, либо выведет прямиком на самострел Ригномера…
Между тем ноги начали жаловаться и болеть от натуги, далеко не запредельной для Хономера, дыхания не хватало. Это брала своё высота, делавшая воздух слишком скудным для непривычного жителя равнин. Хономер был в горах далеко не новичком, но природной приспособленностью урождённого горца всё же не обладал, и это сказывалось. К тому же невероятная чистота этого самого воздуха снова обманула его, сколько раз он ходил в горы, столько же и попадался, особенно в пылу охоты, как нынче: никак не мог правильно оценить расстояние. Кажется – рукой подать, а двинешься в путь – семь потов и полдня, пока доберёшься. Когда жрец выбрался на следующую гриву, рубашка на нём была мокрей мокрого. Он жадно огляделся и на какое-то мгновение заметил бурый с серебром бычий хребет, исчезавший за россыпью валунов. А если бы, взбираясь сюда, он позволил себе остановиться для единственного лишнего вздоха, не было бы у него и этого мига, и, вероятно, он вовсе потерял бы своего быка. Потому что крови на снегу сделалось меньше, а сами пятна стали светлее и реже. Зверь уходил. Хономер снова выругался на языке предков, правда шёпотом, чтобы не тратить дыхания. И заторопился вниз по шуршащей галечной осыпи, на которой не держалась никакая трава.
Если бы в это время разошлись тучи, он мог бы заметить, что день вплотную подобрался к середине. Но тучи расходиться не собирались. Они как будто уткнулись в пограничную гряду – и остановились на месте, чтобы висеть здесь, пока напрочь не изойдут лениво кружащимся снежком. Вершин, казавшихся с Алайдора всего лишь иззубренными холмами, и тех не было видно в сплошной серой, низко нахлобученной пелене. А уж близкого величия главных хребтов Заоблачного кряжа и вовсе заподозрить было нельзя: равнина и есть, во все стороны одинаковая. Знать, оттого кряж и прозывали Заоблачным…
Хономеру некогда было задумываться ни о времени, ни тем более о происхождении каких-то названий. Бык уходил, но ещё окончательно не ушёл от него – и не уйдёт, если он заставит себя ещё против прежнего немного поторопиться! Зря ли на сей раз зверь обнаружил себя перед ним куда ближе, чем с первой гривы!.. Хономер посмотрел вперёд и сразу придумал верную уловку, позволявшую всё-таки отрезать его от гор…
Он в самом деле не числил себя завзятым охотником. Тому, кто пребывает относительно себя в подобном же заблуждении, следует, право, повременить, покуда не начнётся охота. Покуда не пропоют первые стрелы и подбитый зверь не кинется прочь, заставляя хмельное вдохновение погони огнём катиться по жилам. Едва ли найдётся мужчина, который окажется вовсе невосприимчивым к этому древнему вдохновению, – сколь бы далёким от земных страстей он себя ни считал. Куда подевался учёный священнослужитель, строгий в словах и поступках, дерзавший размышлять о путях своей веры и о ступенях к престолу Возлюбленного Ученика? Всё жреческое слетело с Хономера, словно жухлый лист с дерева в осеннюю бурю. Остался могучий охотник с самострелом в руке, что летел незримой тропой своих пращуров-сегванов, поколениями точно так же ходивших за зверем на своих родных Островах… Какая усталость, какое чувство опасности? Всё, всё прочь!.. Прочь – в другую жизнь, до-охотничью, не-охотничью… невыносимо скучную и безынтересную… настолько, что поистине вовсе и не ты её вёл! Вот, вот оно, настоящее! Когда отпадает всё наносное и чужое и остаются только камни под ногами и небо над головой, а посередине – ты сам на тропе – и противник-зверь, готовый бесповоротно уйти, если ты промедлишь с одним последним усилием… или упасть к твоим ногам, если это усилие будет вовремя совершено. Ещё чуть-чуть! Ну?! Кто кого?..
Ознакомительная версия.
