Конан вылез на крышу и направился в ту же сторону, осторожно ступая по скользким изумрудно-зеленым плиткам. Чудовище уже ухватилось за карниз второй лапой, сейчас оно подтянется и тогда неизвестно чем кончится их противостояние. Решив зря не испытывать судьбу, Конан вынул из ножен меч, выкованный его отцом из стали древних атлантов и одним ударом отделил карниз от остальной крыши. С жутким леденящим душу воем чудовище полетело вниз, с размаху ударившись об устилавшие двор плитки розоватого камня.
* * *
Посмотрев вниз и убедившись, что с мерзкой тварью покончено, Конан вернулся на чердак. Бросив взгляд на этажерку с магическими книгами, варвар почувствовал величайшее отвращение. Нет, он даже не возьмет их в руки, какой бы ценностью они ни обладали.
Конан уже неторопливо направился к выходу, как вдруг его острый слух уловил стук и жалобные крики, раздававшиеся где-то внизу. Недолго думая, киммериец схватился за край одной из досок, устилающих пол чердака и одним движением выломал ее. То, что оказалось под ней, тоже недолго сопротивлялось мощному напору.
В открывшуюся дыру варвар увидел на редкость неприятную сцену. В одном из залов верхнего этажа были люди, должно быть потерявшиеся придворные. Роскошная одежда на них была в беспорядке, а вид на редкость истощенный и недовольный жизнью. Но это было далеко не все. Посреди зала стояла статуя, ростом в несколько раз выше Конана — женщина, несущая на голове корзину с фруктами. На куче мраморных яблок и апельсинов с трудом удерживалась хрупкая изящная блондинка, судорожно вцепившись в ненадежную опору. Двое мужчин, костюмы и физиономии которых носили следы самой неблагородной драки, описывали круги, кровожадно глядя на женщину. Даже Конану, которому случалось посетить Черные Королевства и не понаслышке познакомиться с нравами племен, живущих в самых затерянных уголках джунглей и не считающих людоедство чем-то неестественным, и то стало не по себе.
Между тем один из придворных сделал попытку забраться наверх статуи, рыча, что он голоден и не может больше ждать, когда пища сама слезет к нему. Но, едва он забрался по мраморным складкам одежды примерно на высоту своего роста, как товарищ по несчастью стащил его за ногу, завывая подобно взбесившемуся шакалу. Он не собирается уступать еду кому бы то ни было.
Окончательно потеряв всякий человеческий облик, двое мужчин принялись кататься по полу, кусаясь, царапаясь и пытаясь добраться друг другу до горла.
Благородный варвар спрыгнул вниз, проломив хрупкое покрытие. Лепные украшения и разноцветные кусочки мозаики дождем посыпались вместе с ним. Оказавшись рядом с дерущимися, Конан легко поднял их за шиворот и с силой стукнул лбами друг о друга, после чего старательно запеленал расшитыми занавесками, которые почему-то оторвались вместе с карнизом и приличным куском потолка.
На лице дамы появилось выражение безграничного счастья.
— Боги услышали мои молитвы! Они не дали совершиться этому ужасному злодеянию! Кто вы, благородный незнакомец?… И нет ли у вас с собой какой-нибудь еды? Уже больше недели мы увидим здесь взаперти. Мои спутники лишились рассудка, они хотели… хотели…
Не договорив, женщина расплакалась, громко всхлипывая и без стеснения пользуясь подолом своего платья в качестве платка. Северянин, который без страха смотрел в глаза любой опасности и с легкостью ввязывался в схватку, невзирая на количество и силу противников, на удивление легко впадал в замешательство при виде женских слез. Тем более, если девушка настолько привлекательна, а он уже несколько дней лишен женского общества.
Тщательно обшарив все карманы и поясную сумку, киммериец с сожалением обнаружил, что самое большее, что он может предложить даме — это совершенно раскрошившийся кусок лепешки. Пообещав, что его отсутствие продлится недолго, Конан отправился на поиски чего-нибудь съестного.
Женщина, которая, несмотря на все уговоры, категорически отказалась спускаться вниз, осталась его ждать в своем убежище. Двое безумцев тем временем пришли в себя и принялись извиваться в своих путах подобно гигантским личинкам, стараясь добраться друг до друга. Без стеснения надавав им пинков и растащив по разным углам зала, северянин пообещал оставить их без еды, если те немедленно не угомонятся.
Но ни в соседнем, ни в следующих залах не нашлось ничего, что годилось бы в пищу. Там было множество драгоценных предметов, за каждый из которых можно было бы выручить кучу денег, которых хватило бы, чтобы устроить роскошный пир. Единственное, что можно было бы съесть — это растения в оранжерее, но кто знает, не окажется ли такой обед последним для тех, кто соблазнится этими полузасохшими растениями?
Вдруг острые глаза варвара заметили, как что-то мелькнуло за окном. Птицы, как раз то, что требуется, чтобы подкормить оголодавших придворных и перекусить самому. О том, каким способом заполучить желанную дичь, варвар даже не задумался. Здесь полно мебели, из обломков которой можно изготовить неплохую ловушку, а кресла и диваны, насколько ему известно, принято набивать конским волосом…
Некоторое время спустя Конан снова появился в зале, с торжеством неся четырех птиц.
— Спускайтесь, сейчас у нас будет обед!
Но блондинка лишь издавала жалобные возгласы, спуская то одну, то другую изящную ножку с края мраморной чаши и безуспешно пытаясь нащупать хоть какую-то опору. Покачав головой, Конан моментально залез к ней и, посадив девушку себе на плечи, спустился вниз. Статуя немного качнулась, протестуя против такого непочтительного обращения, но вопреки опасениям киммерийца, осталась стоять. Спасенная не сводила глаз с пищи, как будто по волшебству появившейся перед ней.
Но не есть же птиц сырыми и тем более немыслимо предложить подобное блюдо благородной и такой симпатичной женщине. Ничего, он сумеет что-нибудь придумать.
Конан с удобством устроился на скамейке, обитой светлым бархатом, и начал старательно ощипывать свою добычу. Блондинка, которую варвар не решился привлечь к этому занятию, подскочила и, схватив другую тушку, принялась торопливо выдергивать из нее перья. Улучив момент, когда Конан отвернулся чтобы прикрикнуть на спеленатых мужчин, которые решили напомнить о своем существовании, она впилась зубами в шею птицы не хуже дикой кошки.
Вскоре в бронзовой чаше загорелся веселый костерок из обломков изящной мебели. Вертелом послужила длинная изогнутая железяка, извлеченная Конаном из давно засохшей цветочной композиции, украшавшей чью-то парадную спальню. Киммериец принялся жарить птиц, так старательно, как если бы от этого и в самом деле зависело что-то важное. Внезапно до слуха его донеслось рычание, скулеж и прочие звуки, которые никак не могли вырываться из груди человеческого существа.
