за своего товарища, но в этот момент тонкие невидимые руки обхватили его сзади, и он услышал у себя над ухом серебристый голос Хирриви: «Доверься нам» – и медно-золотой голос ее сестры, говорящий: «Мы догоним его», и потом он почувствовал, что его тянут вниз, на огромное невидимое пульсирующее косматое ложе, висящее на высоте трех пядей над снегом. Услышав: «Держись!» – Фафхрд вцепился в длинный густой невидимый мех, а затем живое ложе внезапно рванулось вперед, через снег и за край, и там наклонилось вертикально, так что ноги северянина оказались обращены к небу, а лицо – к Долине Великого Разлома. Ложе нырнуло отвесно вниз.
Разреженный воздух с ревом проносился мимо, борода и грива волос Фафхрда отлетели назад – таким быстрым было падение; но Фафхрд еще крепче ухватил в горсть невидимый мех, и тонкие руки прижимали его вниз с каждой стороны, так что он чувствовал сквозь шерсть быстрый стук сердца невидимого существа, на котором они летели. В какой-то момент северянин заметил, что Хрисса умудрилась забраться ему под мышку, потому что рядом с его лицом оказалась кошачья морда с сощуренными глазами, прижатыми ушами и отдуваемой назад шерстью. И еще он чувствовал тела двух невидимых девушек рядом с собой.
Фафхрд осознал, что глаза простых смертных, если бы таковые могли наблюдать за ними, увидели бы только высокого человека, сжимающего в объятиях большую белую кошку и падающего головой вниз сквозь пустое пространство, но этот человек падал бы гораздо быстрее, чем должен был, даже с такой огромной высоты.
Хирриви рядом с ним засмеялась, словно угадала его мысль, но потом этот смех внезапно оборвался, и рев ветра замер, уступив место почти абсолютной тишине. Фафхрд догадался, что у него заложило уши из-за быстро сгущающегося воздуха.
Огромные темные утесы, проносившиеся вверх в дюжине ярдов от него, сливались в неясное пятно. Однако Долина Великого Разлома внизу была все еще однородной полосой зелени – нет, теперь начали выделяться более крупные детали: леса и поляны, извивающиеся, тонкие, как волосок, реки и маленькие, похожие на капли росы озера.
Между собой и расстилающейся внизу зеленью Фафхрд заметил темную точку. Она постепенно росла. Это был Мышелов! Он падал довольно характерным для него образом – головой вперед, вытянувшись как стрела, со сцепленными впереди руками и крепко сжатыми ногами, – возможно, у него была слабая надежда, что он попадет в глубокую воду.
Существо, на котором Фафхрд летел, подстроило свою скорость под скорость Мышелова и затем постепенно начало скользить к нему, отклоняясь все больше и больше от вертикали, так что Мышелов оказался прижатым к нему. Тогда видимые и невидимые руки схватили его и притянули ближе, все пятеро пассажиров сгрудились вместе на огромном живом ложе.
Тогда пике летуна затормозилось еще более пологой дугой – в течение одного долгого мгновения все были до тошноты крепко прижаты к мохнатой спине, а деревья по-прежнему неслись им навстречу; затем они скользнули, как на санках, над верхушками этих самых деревьев по спирали на большую поляну.
То, что случилось потом с Фафхрдом и Мышеловом, произошло в сплошной сумятице и слишком уж быстро: ощущение пружинистой травы под ногами и ароматный воздух, хлынувший в легкие; быстрый обмен поцелуями; смех; выкрикиваемые поздравления, которые до сих пор звучали приглушенно, словно голоса с другого света; что-то твердое, неправильной формы, но в мягкой оболочке, сунутое в руки Мышелова; последний поцелуй. Потом Хирриви и Кейайра вырвались из объятий, мощный порыв ветра пригнул к земле траву, и огромный невидимый летун исчез, а вместе с ним обе девушки.
Однако Фафхрд и Мышелов могли еще какое-то время наблюдать за тем, как они по спирали поднимаются вверх, потому что с ними улетела и Хрисса. Снежная кошка, казалось, пристально вглядывалась сверху, прощаясь. Затем и она исчезла, когда золотые отблески заката быстро угасли в темнеющем небе над головой.
Фафхрд и Мышелов остались стоять в сумерках, поддерживая друг друга. Затем они выпрямились, широко зевая, и к ним вернулся слух. Они услышали журчание ручейка, чириканье птиц, тихое, слабое шуршание опавших листьев, уносимых ветром, и почти неслышное зудение кружащегося рядом комара.
Мышелов открыл невидимый кошель, лежащий у него на ладони.
– Драгоценности, похоже, тоже невидимы, – сказал он, – хотя на ощупь я их очень хорошо чувствую. Нам придется тяжко, когда мы будем продавать их, если только мы не сможем найти слепого ювелира.
Темнота стала более глубокой. В ладонях Мышелова начали разгораться маленькие холодные огоньки: рубиновые, изумрудные, сапфировые, аметистовые и белые.
– Ну, клянусь Иссеком! – сказал Мышелов. – Нам просто нужно продавать их ночью, которую, без сомнения, можно назвать лучшим временем для торговли драгоценностями.
Только что поднявшаяся луна, еще скрытая более низкими горами, стеной окружающими Долину Разлома с востока, теперь заливала бледным светом верхнюю половину тонкой колонны восточной стены Звездной Пристани.
Глядя вверх на это царственное зрелище, Фафхрд сказал:
– Великодушные дамы, все четыре.
3
Два лучших вора Ланкмара
По лабиринту улиц и аллей великого города Ланкмара кралась ночь, хоть и не выросшая еще настолько, чтобы раскинуть по небу свой черный, расшитый звездами плащ: на нем все еще громоздились бледные призраки заката.
Торговцы наркотиками и крепкими напитками, запрещенными в дневное время, еще не начали звенеть своими колокольчиками и испускать высокие, призывные крики. Уличные девки еще не зажгли свои красные фонари и не начали с наглым видом прогуливаться по тротуарам. Наемные убийцы всех мастей, сводники, шпионы, сутенеры, жулики и прочие нарушители общественного спокойствия зевали и протирали заспанные глаза, пытаясь разогнать вялость. Вообще большинство Людей Ночи еще завтракали, а большинство Людей Дня уже ужинали. Этим объяснялись пустота и затишье на улицах, столь удобные для мягкой поступи ночи. И этим же объяснялось безлюдье на участке темной, толстой, без всяких проходов стены на скрещении Серебряной улицы с улицей Богов, перекрестке, где обычно собирались младшие начальники и знаменитые деятели Цеха Воров; а еще сюда приходили те несколько свободных воров, у которых было достаточно дерзости и предприимчивости, чтобы бросить вызов Цеху, и те немногие воры аристократического происхождения, иногда выдающиеся любители, которых Цех терпел и перед которыми даже заискивал из-за их благородных предков, облагораживающих эту весьма древнюю, но пользующуюся крайне дурной репутацией профессию.
Посреди пустого участка стены, где никто и думать не мог их подслушать, сошлись вместе очень высокий и довольно низкорослый воры. Через какое-то время они начали разговаривать приглушенным, как во дворе тюрьмы, шепотом.
В течение долгого и не богатого событиями путешествия на
