И эти глаза внезапно вспыхнули.
Н’Чака! — сказал Джерд. — Н’Чака! Там! Опасность! Много враждебных существ.
Ты можешь их убить? — спросил Тачвар.
Вдали сверкали завитки храма. Звук рога слабо стелился по волнам.
Слишком далеко, — ответил Джерд. — Слишком далеко…
Старк прошел половину лестницы. Голубые мантии шли за ним, перед ним и с каждой стороны от него. Монахи были погружены в свое монотонное пение. Обычно жертвы шли к своей смерти с улыбкой. Жертву бросали в море, и Дети начинали ее делить. Среди крови и плавающих гирлянд раздавалось их рычание, а рычание и кровь нравились Матери Моря. Монахи пели своими гудящими голосами и не замечали, что Старк перестал улыбаться.
Он еще не стряхнул оцепенение, но знал, что под шелковистой гладью воды его ожидает смерть. И жизнь просыпалась в нем.
Справа от него был Антон. Слева — монах.
Старк резко взмахнул рукой. Удар пришелся монаху в горло и отбросил его на тех, кто шел позади. Падая, он вцепился во второго монаха, и тот потерял равновесие. Старк прыгнул на освободившееся место и стал расширять его, скидывая в воду других. Руки монахов хватали его, срывали гирлянды, но соскальзывали с его натертого маслом тела. Старк был уже весь в крови, но монахи не могли его остановить.
Он, словно разъяренный бык, побежал к плите, колотя направо и налево.
Ошеломленный монах с рогом повернулся.
Старк отобрал у него рог, ударил им монаха в лицо, и тот свалился в воду с другой стороны плиты. Размахивая трехметровым рогом, Старк очистил верхние ступени и закричал:
— Антон!
Затем он услышал далекий голос, звавший его:
Н’Чака!
В первую минуту он не мог понять, кто на этой проклятой планете, обреченной на смерть, знает его имя, но потом сообразил, что голос звучал у него в мозгу. Все стало ясно.
— Джерд! — закричал он громко.
Антон поднял на него глаза. Пустые глаза. Антон улыбался.
Джерд, надо убить!
Слишком далеко, Н’Чака. Сражайся!
Старк, размахивая металлическим рогом, громко звал Антона, чтобы тот бежал к нему.
Монахи, стоявшие дальше, продолжали петь, но первые ряды были в полной растерянности. Многие еще не поняли, что случилось. Громадный рог сметал их, как божий бич. Антон, улыбаясь и ничего не соображая, пробирался к Старку между лежащими телами.
Теперь и последние ряды монахов перестали петь. Крича от страха и унижения, они скакали по ступеням, топча своих собратьев. Старк схватил Антона за руку и втащил его на плиту.
Джерд, убить!
Слишком далеко, Н’Чака.
И Старк сражался, размахивая рогом, пока тот не сломался. Тогда Старк схватил Антона и бросился вместе с ним в воду, туда, где собрались Дети, чтобы разделить с богиней праздник жертвоприношения.
Место оказалось очень глубоким. Первый монах, который был туда сброшен, утонул. Теперь, когда рог замолчал, Дети, видимо, ждали, что за этим последует. Старк видел их темные головы, вынырнувшие метрах в пятнадцати. Они жалобно завывали, удивляясь, почему прервали ритуал. Их было очень много, но Старк не стал их пересчитывать, а поторопился обогнуть разрушенную стену и поплыл к берегу, таща за собой Антона. Монахи, срывая с себя мантии, поплыли в погоню.
Как только храм остался позади, Старк увидел корабль. Он летел к ним навстречу параллельно берегу, толкаемый неведомым ветром с такой силой, что казалось, он вот-вот опрокинется.
Монахи плавали почти так же хорошо, как и Дети Матери Моря. Те вопрошали их своими нечеловеческими голосами, и монахи ответили им. Дети ринулись к сбежавшим жертвам.
Антон был раздражен, как человек, которого грубо пробудили от приятного сна, и тем самым сильно замедлял бегство. Когда они добрались до илистого берега, монахи были настолько близко, что один из них схватил когтями ногу Антона и потянул назад.
Антон окончательно пришел в себя, закричал, повернулся и начал лягаться. Старк схватил преследователя за верхнюю и нижнюю челюсти и резко дернул. Раздался сухой треск. Монах выпустил Антона и пополз на четвереньках, обливаясь кровью. Затем он поднялся и побежал.
Старк хотел последовать его примеру, но его окружили Дети Морской Матери. Его хватали за ноги, он отталкивал одних, но на смену им выныривали другие и наваливались на него. Старк поскользнулся и покатился в теплую воду, облепленный со всех сторон пахнущими рыбой телами.
Антон подобрал камень и стал колотить их по черепам.
Старку удалось встать, но все равно его и Антона задавили бы численностью. Из горла Старка вырвался звериный рев, а затем он продолжал сражаться молча. Перепончатая лапа собиралась вцепиться когтями в его лицо, но он прокусил ее до кости. Его рот наполнился кровью странного вкуса. Монах с воплем вырвал руку. И вдруг заорали все монахи одновременно. Они больше не сражались. Некоторым удалось бежать, а те, что остались, упали замертво. Старк брезгливо оттолкнул их и отполз в сторону.
Мертвые монахи лежали в грязи, их лица были искажены ужасом.
Корабль был почти у берега. Старк увидел белые головы собак вдоль борта.
Мы убиваем их, Н’Чака!
Дети Моря больше не делали попыток приблизиться. Многие плавали мертвыми на поверхности, а те, кто еще был способен удрать, улепетывали с неимоверной скоростью.
Старк встал и поднял Антона, указывая ему на корабль. Ни тот ни другой не знали, каким образом он здесь оказался, но они не стали обсуждать этот вопрос, а бросились в море и поплыли. Им кинули веревки, и сильные руки подняли их на борт.
Старк сознавал, что вокруг находится много людей, но видел только лицо Геррит. Она подошла к нему, и Старк обнял ее. С него стекали вода и кровь, но это их не заботило.
— Ты жив… — прошептала она. — Теперь путь открыт.
Старк почувствовал на ее губах соль, более горькую, чем вся соль океана.
Фалларины уселись на мостике. Оперение у них было в беспорядке, угрюмые глаза — полубезумными от истощения.
— Если опять надо будет так спешить, — сказал Элдерик, — садитесь на весла. Мы слишком устали! — Он улыбнулся Старку, показывая белые зубы, — Теперь мы ждем чудес от тебя, Темный Человек. Мы это заслужили…
— Объясните мне все, — сказал Старк.
Геррит отстранилась от него.
— Скоро ты все узнаешь. Каковы твои дальнейшие планы?
Старк одной рукой обнял шею Джерда, другой — Грит, и его мысли передались собакам. Он улыбнулся Тачвару, Себеку и его людям, которые сняли плащи, но оставили на лицах вуали. Он не знал ирнанцев, но улыбнулся им и даже Халку.
