— Почему же ты такой злой? — удивленно прошептала Сладушка. — Я думала, в Лесу все добрые и счастливые… У вас здесь так хорошо!
— Да, у нас здесь хорошо! А люди не терпят, чтобы где-то было хорошо, и они хотят уничтожить Лес и убить всех нас, и они убили мою маму! Охотники убили мою маму!
— А моего папу убили в Лесу…
— Но мы же его сюда не звали! Он пришел убивать — и получил свое! Люди всегда стремились проникнуть в Лес, а теперь стали хитростью подсылать сюда своих детенышей! — мальчик смотрел на Сладушку с таким презрением, с такой гадливостью, что она попятилась от него назад.
— Меня сюда никто не засылал… Меня украли и привезли на лодке. Я даже плакала, думала, меня убьют, но здесь оказалось так хорошо, лучше, чем дома, — с робкой улыбкой попыталась оправдаться Сладушка.
— Тебя и следовало убить! И всех вас…
Мальчик в зеленой шапочке шагнул к ней, замахнулся, и Сладушка привычно закрылась руками, еще не веря, что здесь, в этом Лесу ей встретилось зло! Но удара не последовало…
— Остановись, Вуйко! Прекрати! Мне стыдно за тебя!
Над Вуйко, сжимая его занесенную руку, стоял высокий мужчина — совсем молодой еще, но с сединой в пышных темных кудрях, с такими же, как у Вуйко, злыми зелеными глазами.
— Но почему?! Она же человек! Она мой враг! Посмотри: у нее круглые уши! Она — та самая девчонка, которую принес Ратмир! И она даже не отпирается! Она же человек! Мы же с тобой ненавидим людей… Они убили маму…
— А ты только что едва не уподобился им. Ударить женщину! Существо, которое заведомо тебя слабее! Мой сын на такое не способен! Ты мне противен…
Жестокие слова хлестали бедного Вуйко, как плеть. Он разрыдался, но этот взрослый — его отец? — продолжал говорить, безжалостно добивал его! Сладушка вспомнила своего отца — как он дразнил ее, смеялся над ее слезами — неужели только матери способны на сочувствие, неужели все отцы на свете такие злые?!
— Да как же вы можете так говорить ему! — возмущенно завопила Сладушка. — Неужели вы не понимаете: у него убили маму, он и так горюет, ему и так плохо, а вы его ругаете, вместо того, чтобы утешить! Неужели вам совсем его не жалко? Он же сирота, нельзя обижать сирот!
Сжав кулачки, Сладушка наступала на незнакомца, которому она едва ли до пояса доставала. Даже тоненькая белая косичка на затылке дрожала, так она была возмущена!
Незнакомец смотрел на нее без улыбки, недоуменно приподняв бровь. А Вуйко от удивления даже рыдать перестал и воззрился на непрошенную защитницу полными слез глазами.
Сладушка поняла, что от нее ждут каких-то действий, то есть, если она не предпримет чего-нибудь немедленно, то над нею просто посмеются и никто, никогда больше не будет принимать ее в серьез! Собравшись с духом, она стукнула незнакомца кулаком по коленке… И храбро взглянула ему в лицо — правда, для этого ей пришлось запрокинуть голову.
— Вот, значит, как! — спокойно сказал незнакомец и потер коленку. — Значит, Вуйко, ты глуп вдвойне! Раз не сумел разглядеть под оболочкой круглоухого человеческого детеныша такой поистине волчьей отваги!
Вуйко снова заревел.
— Какой же вы злой! — снова вскипела Сладушка и, подойдя к Вуйко, обняла его вздрагивающие плечи. Что-то извечное, женское, материнское даже проснулось сейчас в ее сердце и, гладя своего недавнего обидчика по голове, Сладушка приговаривала: — Бедный! Бедный ты мой!
Постепенно всхлипывания стали реже, потом и вовсе утихли, но Вуйко не спешил размыкать ее объятий — он так стосковался по нежности! Отец смотрел на них с некоторым недоумением.
— Хватит, Вуйко, пойдем!
— Нет! Никуда он с вами не пойдет! Вы не умеете обращаться с детьми, вы — злой! И мой отец был таким же злым, как вы… И Вуйко со мной останется!
— Вот, значит, как… Что ж, я так и думал, что когда-нибудь это случится! Только не ждал этого так рано, — криво усмехнулся отец Вуйко и тронул плечо сына. — Я ухожу. Если передумаешь — догонишь.
И он действительно ушел! Сладушка задохнулась от возмущения, провожая взглядом его широкую спину, обтянутую потертой замшевой курткой.
Вуйко осторожно высвободился из ее объятий. Лицо его распухло от слез, и злоба в глазах погасла — осталась лишь грусть! Таким он Сладушке нравился больше, но и жалела она его, такого, еще сильнее: хотелось защитить, приласкать, сделать для него хоть что-то хорошее!
— Думаю, Итта не очень рассердится, если я приведу тебя, — робко начала Сладушка.
— Нет. Я пойду за ним… Я не могу его оставить теперь! И потом, он же прав. Во всем. Я — подлый и глупый. А ты — ты добрая и храбрая, спасибо тебе!
— Нет, нет, ты не подлый, не глупый, вовсе нет! Ты просто очень несчастный… И я же все-все понимаю! А уши у меня скоро тоже будут острые… Ты придешь сюда завтра? — отчего-то ей очень важным казался его ответ, и голос оттого получился какой-то жалобный.
— Я приду, — твердо ответил Вуйко.
— И мы поиграем?
— Я не умею играть. Но я приду.
— А если он не пустит?
— Все равно приду. Тебя как звать-то?
— Сладушка.
— Сладушка-Оладушка! Берегись, как бы кто не съел!
Прощальным жестом Вуйко дернул ее за косичку — и ушел, не оборачиваясь, как и его отец.
«Сладушка-Оладушка! — сердилась Сладушка, переплетая растрепанную косичку. — Если кто еще имя спросит — назовусь по-взрослому: Усладой!»
На следующий день они снова играли на той же полянке, в любимую всеми лесными детьми, никогда им не надоедавшую игру: в «волков и охотника». Эта игра особенно поощрялась взрослыми, потому что считалась весьма полезной с практической точки зрения. Тот, кто «водил», был «охотником», остальные — «волками». «Охотник» искал «волков», прислушивался к каждому шороху, его целью было обнаружить «волка» и «убить», коснувшись его прутиком. «Волки» должны были прятаться, ни единым шелестом, даже дыханием не выдать себя, и, подкравшись сзади, «убить» «охотника», коснувшись его рукой. Если «волк» вовремя замечал приближающегося к нему «охотника», он мог попробовать убежать. Бежать следовало к самому большому дереву на поляне, которое, на время игры, назначалось Тем Самым Деревом — тот, кто успеет залезть на дерево и нырнуть в дупло, считался спасенным. «Убитый волк», соответственно, назначался «охотником».
«Охотником» в то утро был Марви — очень сильный, но не очень ловкий — ему до сих пор не удавалось догнать ни одного «волка». Зато его самого «убивали» неоднократно, что, естественно, продлевало срок его «охотничьей повинности».
Притаившись за кустами, Сладушка следила, как неуверенно, поминутно оглядываясь назад движется Марви по поляне, и вдруг — знакомая зеленая шапочка бросилась ей в глаза! Вуйко! Он пришел! Она, конечно, ждала его, но не верила, что он осмелится уйти из дома против воли строгого отца… И вот — Вуйко здесь, стоит возле старой сосны, такой маленький, такой серьезный и бледный — он пришел, он пришел ради нее!
