Голубые сполохи холодным огнем заплясали на грубо обтесанных каменных столбах, окруживших невысокое возвышение в середине пещеры.
— Они горячи и безрассудны, желание узнать горит в их душах! Я чувствую это пламя!
— Да, Гара, этот огонь обычно утихает с годами, но иногда даже время не может его погасить! Уж ты-то, Повелительница Огня, знаешь это лучше всех!
— Огонь! Огонь, бегущий по сухой траве, пожирающий леса и жалкие домишки, огонь, бушующий в сердцах, что может быть прекраснее! — Третий голос взревел, как разбушевавшееся пламя, раздуваемое порывам^ ветра.— Они ступили на Тропу, и я поиграю с ними в свою игру! О-о-о, Мать Времени, я люблю горячие головы и пылкие сердца! А-а-ах!!!
— Полно, охладись, огонь от огня не потухнет! — прожурчал голосок, нежный и звонкий, как лепет ручья.— Вода, лишь вода, потоки дождя или слез способны загасить твое пламя, пожирающее дрова или души, все равно!
Словно подчиняясь нежным звукам журчащего голоса, голубые отблески замерцали на черных стенах, как быстрые струи бегучей воды.
— Ты, Эсса, Повелительница Вод, затушишь любой пожар, остудишь любой пыл! И ты желаешь сыграть с ними в свою игру? — Грозный голос Морты зазвучал тихо и вкрадчиво.
— Да, Мать Времени, я тоже хочу еще раз встретиться с людьми! — Теперь уже не лепечущий голосок ручья, а грохот водопада заполнил пещеру, и каменные стены содрогнулись, словно удерживая напор взбесившихся вод, — Это каждый раз по-новому, и каждый раз, когда я побеждаю, я делаюсь еще сильней, еще неукротимей!
— А ты почему молчишь, Ароя, Повелительница Воздуха? Или тебе наскучила наша вечная игра с человеком? — В голосе Морты, обманчиво тихом, явственно послышались насмешка и угроза.
— О, Мать Времени, я слушаю их, я хочу их увидеть… Это мальчишка и девчонка, а может, юноша и девушка, жалкие муравьи на опасной Тропе. Ха-ха-ха, как они еще молоды и глупы! Ничтожные вопросы заслоняют им все, весь мир, всю жизнь! У-у-у, я сдую этих букашек прочь, я выпью их силу, я, могучая Ароя, засыпающая песком города, вырывающая с корнем деревья, вздымающая морские валы! У-у-у, лечу, лечу-у-у!!! — ревом урагана отдалось по всей пещере, и блики, словно потревоженные огни факелов, испуганно заметались по стенам, ища и не находя спасения.
— Нет, Ароя, утихни, ты в прошлый раз была первой! Ты могуча, но у тебя ветер в голове, ха-ха-ха! Ты самая ветреная из нас и всегда порываешься улететь первой! И всякий раз забываешь, кому это решать! Чаша, таящая все ответы, сейчас укажет, кому начать игру смерти!
Один из столбов, шевельнувшись, вдруг, превратился в старуху. Одетая во все черное, она величественно стояла у возвышения. Лицо ее, изборожденное морщинами, казалось вырезанным из куска древесной коры. Нос хищным клювом нависал над узкими губами, глубоко посаженные глаза горели неукротимым огнем. Она подняла руки, и складки одеяния распахнулись, как крылья огромной птицы:
— Тара!
Столб напротив нее дрогнул и взвился вверх ослепительным гудящим пламенем. Голубой свет померк, и пещера озарилась красноватыми отблесками беснующегося огня. Через мгновение языки пламени обрели форму человеческой фигуры, и вот уже у возвышения стоит вторая старуха с таким же точно лицом. Ее широкие одежды отливают то золотом, то пурпуром, то темнеют, подобно угасающим углям. Пепельно-седые волосы закручены в тугой узел и перевиты черно-золотистой лентой.
Матерь Времени снова взмахнула руками:
— Хис!
Третий столб покрылся сеткой тончайших трещин. Их становилось все больше и больше. Мелкие камешки и песок с шорохом посыпались на пол, освобождая то, что было внутри,— старую, очень старую женщину, словно высеченную из куска песчаника.
Узкое изможденное лицо, две глубокие морщины у губ, три борозды поперек лба и складка между бровей — казалось, мастер, который изваял эту фигуру, меньше всего заботился о лице, так грубо оно было сделано. Резкая щель безгубого рта, крючковатый нос, упрямый подбородок — и все же это было то же самое лицо, что и у двух других старух. Из темных впадин пронзительно и живо смотрели черные агатовые глаза, отражая блики голубоватого света. Она приподняла голову и чуть заметно улыбнулась.
— Эсса! — негромко прошелестело третье имя, и Морта протянула левую руку, указывая на столб рядом с собой. Тут же струя воды с шипением взметнулась к потолку и обрушилась вниз грохочущим водопадом. Крутя и перекидывая голубоватые кристаллы, излучающие мягкий свет, поток устремился вокруг возвышения и исчез под нога-? ми Повелительницы Вод, стоявшей теперь слева от Матери Времени.
Зеленые, словно морская трава, волосы жесткими прядями падали на плечи, обрамляя темное лицо с прозрачными светлыми глазами. Те же самые черты, что и у других старух, но с выражением надменной холодности и насмешки. Эсса откинула назад волосы и расправила складки широкого бирюзового одеяния, сверкающего, как вода глубокого моря в ясный вечер. Она обвела взглядом остальных и замерла, глядя на последний столб.
— Ароя!
Черный рукав взлетел вверх, и Мать Времени протянула к столбу правую руку. И тут же с воем и стоном на его месте закрутился высокий смерч, подняв к самому своду камни, песок, сияющие кристаллы. Его воронка раскачивалась в стороны, словно собираясь сорваться с места и улететь прочь. Морта нахмурилась и снова взмахнула рукой. На этот раз от ее голоса содрогнулись стены пещеры, и сверху посыпались черные камни:
— Ароя!
В тот же миг смерч, словно потеряв всю силу, стал уменьшаться, пока не превратился в беловолосую старуху. Ее космы растрепались, губы в хищной усмешке приоткрывали мелкие крепкие зубы. Одеяние, больше похожее на клочья плотного тумана, клубилось, скрывая очертания худощавой фигуры. Темно-серые глаза смотрели остро и ясно, отчего ее лицо, иссеченное морщинами, казалось моложе, чем у остальных.
Морта больше не глядела на Повелительниц Стихий, ее взгляд был прикован к небольшой черной чаше, стоявшей посреди возвышения. Она была сделана из обсидиана в форме человеческого черепа. Тусклые багрово-красные рубины, вставленные в искусно высеченные глазные впадины, не оживляли этого каменного лика смерти. А содержимое светилось тем же голубоватым светом, что и кристаллы, разбросанные по всей пещере.
Десять рук одновременно протянулись к чаше, и губы каждой из старух зашевелились, задавая вопрос. Пещера наполнилась тихими звуками, напоминающими то ли свист ветра в голых ветвях, то ли треск горящих сучьев, а то плеск прибрежной волны и шум каменной осыпи. Одни становились громче, другие затихали и вновь набирали силу, но вот все звуки умолкли, заглушенные торжествующим гудением огня. Чаша медленно повернулась на месте, и глаза, вспыхнув алыми искрами, остановились на Таре, Повелительнице Огня.
