кожу. Я и оглянуться не успел, как рис закончился.
— Ещё! Ещё еды!
Хоть бы поблагодарил для приличия. Ну да, дождёшься от гаки благодарности!
— Будет, будет ещё.
— Когда?!
— Скоро. Совсем скоро.
— Скорей!
— Ты только скажи мне посмертное имя Котонэ — и получишь ещё.
— Имя? Какое имя?!
— Посмертное имя твоей матушки Котонэ.
— Котонэ? Так я и есть Котонэ! Давайте еду!
Дух забылся? Выдал себя? Понял, что разоблачён, и перестал притворяться?
— Нет, ты скажи мне посмертное имя. Посмертное!
Одержимый задумался. Взгляд его забегал по сторонам, словно ища подсказку. На меня гаки старательно не смотрел. Дождь шелестел и постукивал по его шляпе и зонту, который держал надо мной Широно, навевая сонливость. Вот только заснуть мне сейчас не хватало!
Я встряхнулся. Разносчик встрепенулся в ответ. От этого нашего общего содрогания что-то сместилось у меня в голове. Ручей, ива — всё превратилось в театральные декорации, а происходящее сделалось комической сценкой кёген. Той самой, которой актёры потешают почтенную публику в перерыве между двумя драмами.
Впрочем, не уверен, что сценка вышла смешной.
* * *
Старуха Котонэ:
А нету у меня посмертного имени! Нету! Давайте еду!
Рэйден (в сторону):
Врёшь, разумеется.
(старухе, грозя пальцем)
Я знаю, что похороны прошли по всем правилам. Был священник, читал молитвы. Он бы не провёл погребальный обряд без посмертного имени.
Старуха Котонэ:
Забыла! Забыла я его, имя-то! Старая, память вся в прорехах… Пожалейте бедную старуху! Дайте поесть!
Рэйден:
Дам, обязательно дам. Я обещал — и сдержу слово. А ты постарайся вспомнить имя. Скажешь — и я накормлю тебя прямо сейчас. А потом — скоро, совсем скоро! — у тебя будет много хорошей еды.
Старуха Котонэ:
Много? Это сколько?
Рэйден:
Много.
Старуха Котонэ:
Когда будет? Почему — потом? Давайте сейчас!
Рэйден:
Ты мне называешь своё посмертное имя, а я дам тебе слив. Вкусных квашеных слив. Прямо сейчас, как только назовешь имя.
(показывает старухе сливы. В сторону, хриплым голосом):
Великий будда! Не отправить хотя бы одну себе в рот — да это труднее, чем сотню раз присесть с колодой на плечах — с той тяжеленной, что во дворе додзё сенсея Ясухиро. Может, съесть сливу у неё на глазах? Небось, сразу сговорчивей станет! Нет, нельзя. Я должен умиротворять голодного духа. А какое тут умиротворение, если у тебя на глазах твою сливу сожрали?!
Старуха Котонэ:
Мало! Всего две?!
Рэйден:
У меня есть ещё.
(трясёт у духа перед носом коробкой, в которой перекатываются оставшиеся сливы)
Скажешь — получишь всё. А когда мы закончим, я тебя развяжу и отпущу. Получишь ещё еды — и никакого наказания. Слышишь? Никакого!
Старуха Котонэ (недоверчиво):
Ссылать не будете?
Рэйден:
Если не натворишь ничего ещё — не буду! Клянусь честью самурая.
(в сторону)
Слово самурая — жалкому разносчику? Голодному духу в его теле?! А что делать?
Старуха Котонэ:
Ну, я это… попробую. Вспомнить, значит. Только вы мне сперва сливу! От голода память совсем отшибло. Хорошо?
Рэйден:
Я даю тебе сливу, ты называешь имя и получаешь остальные.
Старуха Котонэ:
Две сливы! Три!
Рэйден (качает головой):
Уговор. Ты сама сказала: сливу. Одну. Как назовешь имя, сразу получишь всё. Чем быстрее назовешь, тем быстрее получишь. Вот, держи.
Суёт старухе в рот квашеную сливу, спешит отдёрнуть пальцы: как бы не откусила! Сливу старуха жует тщательно — тянет время, а может, старается подольше сохранить во рту вкус еды.
Рэйден (выходит на авансцену, спиной к старухе):
О, как же закипает сердце! Нет ли способа узнать посмертное имя каким-нибудь окольным путём? Найти священника, который хоронил Котонэ? Где его найдёшь? Это мог быть любой бродячий священник, которого и в городе-то уже нет! Да и не запоминают они посмертные имена умерших… Зачем это им? Тут никакой памяти не напасешься! Что ещё? Спросить жену разносчика? Из жалкой, забитой трусихи слова клещами не вытянешь. Замкнётся, запрётся: не знаю, не помню…
(топает ногой)
Нет, не годится всё это. Окольные пути? Если я хочу умиротворить голодного духа, накормить его — я должен узнать посмертное имя от самой Котонэ. Это будет добрым знаком, первым шагом к примирению. Иначе, наверное, даже узнай я все посмертные имена, сколько их ни есть на свете, голод никуда не денется.
(поворачивается к старухе)
Ну, ты скоро?!
Ф-фух, проглотила наконец. Вместе с косточкой. Хорошо хоть, не подавилась.
(выразительно трясёт перед духом коробкой).
Теперь выполняй свою часть уговора. Называй имя. И получишь остальные.
Старуха Котонэ (впивается взглядом в коробку):
Я… это… А вы не обманете?
Рэйден:
Я поклялся.
Старуха Котонэ:
Ну да, ну да… Имя? Имя, значит. Мне б ещё сливку, а?
Рэйден:
Будет слива. Как скажешь имя — так сразу.
Старуха Котонэ:
Имя, значит… Посмертное?
Рэйден:
Да, посмертное.
Старуха Котонэ:
Моё?
Рэйден:
Твоё.
Старуха Котонэ:
Имя, да… Имя… Вспомнила!
(вперяет в Рэйдена сверкающий взор)
Хотару! Хотару — имечко-то моё!
* * *
Из глаза разносчика выкатилась слезинка: чистая как капля росы. Устремилась вниз по щеке, следом — другая, третья.
— Хотару! Так после смерти назвали. Вот, вспомнила. Сливы давайте! Скорей давайте!
Сливы, так сливы. Обещал — выполняю. И остальное выполню — можешь не сомневаться, дух. Я тебе не лгал. Проведёт святой Иссэн обряд — так сразу и выполню.
Хотару. Светлячок, значит.
Глава седьмая
Кормление голодного духа
— Мне нельзя будет прерывать молитву, — сказал настоятель Иссэн.
Он бережно опустил на алтарь готовую табличку с именем «Хотару». Свет, который сочился в открытые двери храма, был серым, тусклым, словно процеженным через грязное сито. Тем не менее, тушь в этом свете
