– Не больше, чем ты, Карела.
То, что она фыркнула, сказало ему больше, чем ее слова.
– Сокровища из королевского дворца, говоришь ты, и молчишь, как убитый, об этой бабенке, которой ты обещал свободу – как ты утверждаешь. Почему тогда похитители уходят в эти горы, где никто не живет, кроме коз и дикарей, которые немногим лучше, чем козы?
– Не знаю, – ответил он. – Но я все больше убеждаюсь в том, что это именно те, кого мы ищем. Честные пилигримы не поехали бы через Кезанкийские горы, если они хотят попасть в Вендию.
– Да уж наверно, – пробормотала она и снова поглядела на солдат, которые были так далеко внизу. Улыбаясь, она гарцевала на своем вороном жеребце. – Вот кретины! Они никогда не сломают крыльев Рыжему Ястребу!
– Я думаю, у них, скорее, приказ найти подвески Тиридата, а вовсе не поймать тебя.
Рыжая сверкнула на него глазами.
– Заморийская армия постоянно охотится за мной, киммериец. Конечно, им меня не заполучить. Если эта бесконечная охота становится нам в тягость, мои люди делятся на группы и нанимаются проводниками и охранниками караванов, и как раз на той тропе, где мы забираем нашу лучшую добычу. Из страха перед Рыжим Ястребом там охотно берут дополнительных охранников, а оплата недурна. – Она весело расхохоталась.
А его втайне развеселило совсем другое. Он понял, что она восприняла его слова о том, что солдаты, быть может, ищут вовсе не ее, как личное оскорбление.
– Извини, Карела, просто я подумал о том, что вы за шесть месяцев ограбили семь караванов. Эта добыча без сомнения соизмерима с кражей из дворца Тиридата.
– Я не имею к этому никакого отношения, – презрительно заявила она. – От этих караванов ничего не осталось – ни людей, ни лошадей, ни верблюдов. Когда я нападаю на караван, я отпускаю тех, кто стар, болен или истощен, на свободу и даю им с собой продукты и воду, чтобы они могли добраться до ближайшего города. А остальных мы продаем на невольничьем рынке.
– Но если это были не вы – тогда кто же?
– Почему я должна это знать? Последний караван мы обобрали восемь месяцев назад. Мы забрали тогда хорошую добычу, что нас, конечно, очень порадовало. Когда мы после этого покинули Аренджун, мы узнали, что нас повсюду ищут как раз из-за этих исчезнувших караванов. Поэтому я приказала моим людям превратиться в охранников на караванной тропе, а я сама последние четыре месяца раскладывала гадальные карты в Шадизаре под самым носом у королевских гвардейцев. – Она поджала губы. – Я все еще здесь, потому что риск, на который я иду, снова созвав моих людей, кажется мне куда меньшим злом, чем позор постоянно быть раздеваемой мужскими глазами, которые все до одного в открытую только об одном и думают – как бы со мной переспать.
Ее мрачный взгляд, казалось, был направлен на мужчин всего мира.
– Странные вещи происходят в Кезанкийских горах, – сказал Конан задумчиво. – Может быть, те, за кем мы гонимся, как-то связаны с этими пропавшими караванами.
– У тебя слишком живое воображение, – пробормотала она, и он заметил странное выражение на ее лице. – Пойдем в мою палатку, киммериец. Я хочу с тобой поговорить.
Она направила вороного в гору, прежде чем он успел ответить. Конан хотел следовать за ней, когда он вдруг понял, что со стороны крутых гор на юге за ним следят. Он сразу же подумал о кезанкийских воинах, но когда волосы встали у него дыбом, ему стало ясно, что это были снова те невидимые глаза, которые он почувствовал на себе еще той первой ночью с Карелой и потом снова, незадолго до поединка с Крато. Имхеп-Атон, стало быть, преследует его.
Он расправил широкие плечи, вскинул голову и крикнул:
– Я тебя не боюсь, колдун!
Гремящее эхо разнеслось вокруг. «Боюсь... колдун...» Со свирепым видом он начал подниматься наверх.
Красная полосатая палатка Карелы была разбита на маленькой равнине среди скал, на каменистой почве. Разбойники уже разложили костры, и их каменные чаши с килом переходили из рук в руки.
– Что ты там орал? – спросил Абериус, когда Конан слез с коня.
– Ничего, – ответил тот.
Хорек подошел к нему, ведя за собой небольшую компанию разбойников и настороженно остановился напротив. Конан равнодушно положил ладонь на обмотанную ремнями рукоять своего широкого меча и совершенно в открытую напомнил этим бородатым, исполосованным шрамами людям, как он использовал его в сражении против Крато.
– Кое-кто из нас думал тут об этих солдатах, – сказал Абериус.
– Это ты о них думал, – пробормотал один, однако Абериус не обратил на него ни малейшего внимания.
– И что вы там думали? – спросил Конан.
Абериус помедлил и в поисках поддержки оглянулся на своих товарищей, однако никто из них его не поддержал. Тогда он продолжил:
– Мы еще никогда прежде не забирались в эти горы – разве что на один день, чтобы скрыться. Нам негде здесь разместиться. Нам приходится идти туда, куда допускают нас эти скалы, а не туда, куда нам надо идти. И еще это пятикратное преимущество врагов, которые ждут нас среди этих скал.
– Если вы подрастеряли ваш боевой дух, вам лучше скрыться, – предложил им Конан. – Я бы с удовольствием пошел дальше один.
– Да, чтобы одному заполучить все сокровища, – брюзгливо сказал Абериус. – И подвески, и все остальное. Я уже думал о том, что при дележке ты не хотел бы оказаться в одной компании с нами.
Ярко-синие глаза Конана, полные презрения, переходили с одного лица на другое. И даже Абериус сжался под этим взглядом.
– Решайтесь. Если вы боитесь солдат – тогда бегите и прячьтесь в безопасном месте. А если нет – идемте вместе по следу подвесок. Или – или. Сочетать одно с другим невозможно.
– Ты приведешь нас туда, где солдаты смогут нас разбить, – сказал Абериус. – Но и ты не выживешь тогда...
Конан прервал его.
– Делайте, что хотите. Ранним утром я выезжаю дальше за своими подвесками. – Он равнодушно прошел между ними. Они недовольно ворчали.
Он спросил себя, что лучше – остаться или одному ехать дальше. В его глазах у них не было никаких прав на подвески. Однако то, что они теперь в горах, – это заслуга Абериуса, который так хорошо читает следы. Парень с первого взгляда видит, что оставило на камне царапину – копыто лошади или просто упавший сверху камень.
И кроме всего, ему приходится постоянно считаться с тем, что Хорек в любую минуту может воткнуть ему нож в спину. Киммериец глубоко вздохнул. То, что поначалу представлялось ему только дерзкой кражей, обычной, но очень богатой, запуталось в сложный клубок, как змеи в норе, и притом его не оставляло чувство, что он не познал еще все сложности дела в их полном объеме.
