а Дайсукэ окинул ронина взглядом, который сложно было истолковать. Я посмотрела вперед, на служанку, которая тихо шла по коридорам, временами сворачивая безо всякой заминки. Несложно было представить, каково это – потеряться в этом мрачном лабиринте: один неверный поворот – и того и гляди будешь всю жизнь ходить кругами.
– Как же сами Каге тут ориентируются? – спросила я вслух.
– Этого я сказать не могу, – ответил Дайсукэ. – И вряд ли сами Каге захотят раскрывать чужакам свои тайны, так что нам остается только гадать.
– Может, они с собой носят моток бечевки – так, на всякий случай.
Наконец мы вышли на деревянную лестницу, ведущую на верхний этаж. Служанка, не сбавляя шага, стала подниматься по ступенькам. Мы поспешили за ней и вскоре оказались в самóм замке, оставив позади сырое подземелье. Здесь полы были деревянными и начищенными до блеска, под потолком скрещивались мощные стропила, а сбоку тянулись перегородки сёдзи, отделяя одну комнату от другой. Два самурая Каге, охранявших вход на лестницу, не обратили на нас никакого внимания.
Наша провожатая в неизменном молчании провела нас еще через несколько коридоров, теперь уже обитых темным деревом. Тут тоже были перегородки сёдзи и искусно украшенные двери фусума. Картины на них завораживали своей красотой: здесь были бамбуковые леса в лучах лунного света, одинокие утесы, о которые разбивались океанские волны, сосновый лес, в котором притаился тигр, – но каждый пейзаж внушал смутную тревогу, точно был создан ровно для того, чтобы вызывать у зрителя смятение. А может, все дело в том, что мне казалось, будто картины наблюдают за мной. Чем сильнее мы углублялись в замок, тем чаще нам встречались самураи Каге, охранявшие двери или патрулирующие коридоры, и слуги, сновавшие с поручениями, точно тихие прилежные мышки. Здесь царила настолько гнетущая атмосфера, что хотелось поскорее выбраться отсюда, спастись из этой тьмы. Пускай замок был увешан лампами и уставлен свечами, казалось, что тут всем заправляют мрак и тишина, что тени таятся по углам, а стены наблюдают за нами невидимыми глазами. Я успела истосковаться по солнечному свету.
Мы завернули за очередной угол, и нам навстречу из соседней комнаты неожиданно вышел мужчина в сопровождении двух самураев. Наша провожатая тут же поклонилась ему и отступила в сторону, вжавшись в стену и потупив глаза. Мужчина – по всей видимости, из знатного рода – не удостоил ее и взглядом. Он был одет в пурпурно-черное, его платье украшали золотые полумесяцы, в одной руке он держал сверкающий золотой веер. Лицо его отличалось бледностью, а густые черные линии, выведенные под глазами, только подчеркивали остроту взгляда. Аристократ выступил в центр коридора и вскинул тонкую, вычерченную бровь.
– Так вот они, почетные гости госпожи Ханшу, – произнес он тоном до того елейным и скользким, что я невольно подумала об угре. – А я и не знал, что она благоволит простолюдинам. Наша даймё – воистину добрая и милосердная душа. Только где бы поселить дорогих гостей? – Он задумчиво постучал золотым веером по бледному подбородку. – Ведь нам очень важно, чтобы они чувствовали себя как дома! Боюсь, у нас не хватит заблошенной соломы!
Не то чтобы я многое знала о придворной манере изъясняться, но было совершенно ясно, что меня только что оскорбили. Судя по мрачному взгляду Рэйки и опасной ухмылке, тронувшей губы Окамэ, моим спутникам эти слова тоже пришлись не по нраву.
– Прошу прощения, – сказала я, и аристократ уставился на меня свысока, точно на насекомое, ползущее по полу. – Кто вы такой?
– Что за наглость! – Один из самураев угрожающе выступил вперед. – Да как ты смеешь заговаривать с господином Иесадой, если тебя не спрашивали! Будь моя воля, я бы тебе башку отсек за такое неуважение! – Он повернулся к аристократу и поклонился. – Иесада-сама, позвольте избавить вас от этой букашки!
– Уверен, господин Иесада не желает такого исхода, – невозмутимо и холодно произнес Дайсукэ, стоявший позади. Аристократ из семейства Тайо вышел вперед и улыбнулся, хотя его взгляд оставался ледяным и пронзительным. Он посмотрел на собеседника. – Наверняка ведь Иесада-сама знает, что оммёдзи Юмеко – почетная гостья госпожи Ханшу, – продолжал он с недрогнувшей улыбкой на устах. – И что госпожа ждет ее, что она послала Каге Наганори в земли Клана Неба, чтобы тот лично сопроводил Юмеко-сан в замок. А еще столь осведомленному господину наверняка известно, что Юмеко-сан находится под защитой семьи Тайо и святилища Хайяте, и, если кто-то причинит ей вред, ему это с рук не сойдет. – Голос Дайсукэ был точно кусочек шелка, скользящий по лезвию. – Впрочем, наверное, излишне об этом упоминать, ведь Клан Тени едва ли хочет оскорбить Тайо и навлечь на себя гнев императорской семьи. Простите, что вообще посмел допустить эту мысль. Уверен, что я вернусь на родину, преисполненный благодарностью к Каге.
Самурай, все это время не спускавший с Дайсукэ глаз, слегка побледнел, осознав, кто с ним говорит. Выражение лица господина Иесады ничуть не изменилось, но он вскинул руку, жестом приказав телохранителю отступить.
– Само собой, вам здесь очень рады, – проворковал он, а самурай торопливо поклонился и отошел в сторону. – В замке Хакумей всем рады, и не верьте, если кто будет убеждать вас в обратном. Простите моих слуг и мою беспечность. Я не знал, что юная оммёдзи удостоена покровительства Тайо. – Елейный взгляд аристократа скользнул на меня. – Опять же, раз сама госпожа Ханшу позвала ее в замок, значит, она и впрямь обладает выдающимися талантами. Что ж, – господин Иесада отступил и взмахом веера позволил нам продолжить путь, – прошу прощения, что задержал вас. Ступайте дальше, и добро пожаловать в земли Каге. – Он снова улыбнулся мне, и его глаза блеснули. – Уверен, вы найдете пребывание в этих стенах крайне познавательным.
Он неспешно удалился – самураи шагали в ногу рядом с ним – и вскоре исчез за углом, оставив на моей коже ощущение невидимой грязи.
Окамэ наигранно содрогнулся.
– М‐да. Вот почему я никогда не служил при дворе. Игра под названием «оскорби собеседника комплиментом» точно не для меня. Назови кого-нибудь свиньей в лицо – и тебя мигом вызовут на дуэль. А вот если лишь намекнешь на это изысканными стихами или каламбурами, аристократы тут же примутся восхищаться твоим остроумием.
Дайсукэ хохотнул.
– Ничего в ней нет сложного, Окамэ-сан, – дружелюбно произнес он. – Хотите, научу вас?
Ронин фыркнул.
– Старого пса новым трюкам не обучить, Тайо-сан, – с натянутой улыбкой ответил он. – Его можно искупать, расчесать, прихорошить как душе угодно, но он при первой же возможности начнет кататься по полу и вымажется в грязи и моче.
