Роберт Джордан - Запретный город Готхэн

Конан увидел их нерешительность и начал с них. Он не спорил, ни убеждал, как, вероятно, сделал бы кто-то другой. Если бы северянин сделал это, они убили бы его. Он сломил их сопротивление своими оскорблениями, ложью и убедительными угрозами, поскольку сознательно выбирал каждое слово, которое бросал в них. Они послушали его, потому что были волчьей стаей, и киммериец оказался одним из их наиболее опасных волков.

Даже один человек из тысячи не мог бы так, как он, издеваться над ними и выжить. Но была в нем какая-то превосходящая сила, которая отбирала у других уверенность в себе и приручала их гнев, что-то, обладавшее силой бурного ручья или рева ветра, что раздробило их волю своей первоначальной дикостью.

— У нас нет ничего против тебя, — самый смелый из них еще проявил последнюю искру сопротивления. — Иди своей дорогой, а мы пойдем своей.

Конан взорвался насмешливым хохотом.

— Ваша дорога заведет вас прямо в ад, — хмыкнул он ядовито. — Вы пролили кровь, и кровью же вам отплатят. Неужели вы думаете, что те, кто сбежал, оставшись в живых, не пойдут в ближайшие племена, чтобы поднять их против вас? Перед тем как взойдет солнце, вас окружат тысячи воинов.

— Давайте поедем на восток, — сказал один из пустынных разбойников нервно. — Мы оставим эти дьявольские земли прежде, чем вести о нас распространятся.

Опять Конан рассмеялся, а воины вздрогнули.

— Глупцы! Вы не вернетесь. Я видел всадников, идущих по нашим следам.

Они почти поймали нас в клещи. Без меня вы не сможете идти вперед, и если останетесь здесь, или развернетесь, то никто из вас не увидит очередного заката.

Возникла паника, которую было гораздо труднее контролировать, чем бунт.

— Убейте его! — крикнул кто-то. — Он завел нас в ловушку!

— Дураки! — закричал Снорин, один из пятерки, которая была с Конаном у брода. — Это не он подтолкнул вас напасть на иргизов. Он хотел привести нас к богатствам, которое обещал. Он знает эту страну, а мы не знаем. Убив его, мы убиваем единственного человека, который может спасти нас.

Ухватившись за эту мысль, воины столпились вокруг Конана.

— В тебе есть мудрость, а мы просто собаки, которые питаются отходами.

Избавь нас от последствий нашей глупости. Обещаем, мы будем повиноваться тебе. Веди нас из этой земли смерти и покажи нам золото, о котором ты рассказывал!

Конан вложил меч в ножны и без лишних слов взял на себя руководство. Он отдавал приказы, которые они выполняли. После того, как эти дикие люди, испугавшись, присягнули ему, они стали доверять киммерийцу безоговорочно.

Они знали, что северянин использует их для своих целей, но, ни один из них не смог бы сделать того, на что был способен этот варвар. В этой дикой стране правил только закон волчьей стаи.

Они собрали столько лошадей, сколько можно было поймать в течение короткого времени. На часть из них поспешно загрузили пищу и поклажу из разграбленного лагеря. С полдюжины уркманов были убиты, а около десятка получили ранения.

Мертвые были оставлены, где лежали, наиболее серьезно раненых привязали к седлам; их стоны устрашающе звучали во мраке ночи. Темнота уже опустилась, когда отчаянная банда пересекла склон и переправилась через реку. Плач спрятавшихся в кустах женщин, которые сумели выжить, звучал как погребальная песнь загубленных душ.

Конан не пытался выслеживать туранцев на относительно ровном плато. Его целью был Готхэн и северянин считал, что найдет их там. Имела место, однако, и острая необходимость оторваться от туземцев, которые, как он был убежден, преследовали их с упрямством и которых, несомненно, вид того, что они обнаружат в разгромленном лагере у реки, разозлит ещё больше.

Вместо того чтобы пересекать плато, Конан повернул к соседним горам и направился на запад. Перед полуночью, один из раненых умер в седле, а часть воинов была без сознания. Уркманы спрятали тело в расщелине и двинулись дальше. Они двигались через мрачные горы, как призраки, а стук подков и стоны раненых были единственными звуками.

За час до рассвета, они пришли к ручью, извивавшемуся между известняковыми выступами, широким, но неглубоким потоком с твердым дном.

Они передвигались по его руслу около трех миль, а затем выбрались на берег на этой же стороне.

Конан знал, что иргизы, вынюхивая их след, как волки дойдут по нему до края ручья, и будут подозревать хитрость, то, что беглецы станут запутывать следы. Он надеялся, что, однако, они подумают, что Конан пересек ручей и пошел в горы на противоположную сторону, и потеряют много времени, ища следы на южном берегу.

Северянин вел свой отряд в настоящее время непосредственно на запад. Он не ожидал, что сможет полностью оторваться от иргизов, а просто пытался выиграть время. Если они потеряют его следы, то будет сначала искать их повсюду, кроме дороги, ведущей к Готхэну, а он должен был пойти именно в Готхэн, потому что не было никаких шансов, что киммериец успеет добраться до врагов по пути.

Рассвет застал раздраженную и уставшую группу в горах. Конан приказал остановиться, а сам поднялся на самую высокую гору, что смог найти, и терпеливо оглядел окружающие вершины и овраги, жуя полоску сушеной баранины, что всадники хранили под седлом, чтобы мясо было теплым и более мягким. Время от времени на десять или пятнадцать минут, варвар забывался чуткой кошачьей дремой, восполняя силы так, как это делали жителей этих далеких земель, а в перерывах осматривал горные хребты в поисках признаков преследования.

Северянин позволил людям отдохнуть как можно дольше, и солнце было уже высоко в небе, когда он оставил скалы и разбудил их. Сон позволил им восстановить часть прежних сил, и теперь они охотно поднялись и сели на лошадей. Один из раненых умер во сне, и его тело опустили в глубокую трещину в скале, а затем неспешно двинулись в путь, потому что усталость беспокоила больше лошадей, чем людей.

Весь день отряд скользил по диким ущельям, над которыми возвышались касавшиеся небосвода пики гор. Уркманов тревожили дикие пустоши и знание того, что орда кровожадных варваров движется по их стопам. Они следовали за Конаном, не задавая никаких вопросов, и он вел их вперед, кружа и петляя, восходя на вершины, которые захватывали дух и, спускаясь в бездонные, темные глубины ущелий, чтобы вновь взобраться в острые ветреные грани.

Киммериец использовал все известные ему приемы, чтобы оторваться от погони и двигаться к цели как можно быстрее. Он не боялся, что они встретятся с одном из кланов на этих безлюдных холмах; местные пасли свои стада на значительно более низких высотах. Его чувство направления было настолько же надежным, как на это рассчитывали его люди. Варвар находил верный путь, благодаря инстинктам человека, живущего на открытых пространствах, но они заблудились бы уже много раз, если бы не вид горы Эрлика, вздымавшейся на расстоянии и превышающей окружающие её пики.