Испарана была теперь далеко впереди, а он уменьшил число их преследователей — и в то же время значительно подорвал силы своей лошади. И трое противников скакали вверх по склону параллельно с ним, по всей видимости, ничуть не устрашенные. Он решил дать коню спуститься вниз, начать подниматься на следующий холм и снова развернуться и атаковать сверху.
В ту самую минуту, как он начал поворачивать голову гнедого, громкие крики привлекли его внимание и внимание его преследователей. Все оглянулись назад, туда, откуда они прискакали, — и увидели группу из семи всадников, скачущих галопом по их следу… и на всех были темно-зеленые шарфы и более светлые одежды того же цвета.
«Мне не следовало останавливаться», — подумал Конан.
«Ну, вот и оно, — мысленно добавил он потом. — Это смерть. Что ж, я буду удирать от них, а потом вступлю в бой. Им придется убить меня в схватке, — будь я проклят, если дам им возможность захватить меня в плен и развлекаться, пытая меня, пока я не умру! Нет, я буду бежать так долго, как только смогу, и посмотрим, сколько этим не имеющих матери шакалов пустыни мне удастся забрать с собой в ад!»
Гнедыш, усердно работая копытами, добрался до гребня и перемахнул на другую сторону, а потом заскользил под гору. Конан висел на его спине, позволяя ему действовать по-своему; на этот раз животное не бросилось вниз, а съезжало по склону, барахтаясь в песке. Возможно, таким образом Конан мог обеспечить ему хоть несколько минут отдыха.
— Вытащи меня из этого, — пробормотал Конан, — и я дам тебе лучшее имя!
Ему не нужно было смотреть влево, чтобы проверить, где находятся преследователи; они спускались параллельно его курсу в двадцати футах от него и начинали заворачивать в его сторону. Правая рука последнего всадника была засунута в вырез его одежды, и он ехал, согнувшись и цепляясь за седло левой рукой.
Конан глянул вперед и увидел, что Испарана как раз поднимается на вершину другого, более высокого холма, закрывавшего горизонт дальше к югу.
Почему она стала придерживать лошадь?
Гнедыш достиг основания холма. Он споткнулся и дал понять, что с большой радостью поскачет галопом вправо, по ровной местности. Конан показал ему, что все будет совсем наоборот. Лошадь споткнулась, попыталась тряхнуть головой, задохнулась и, пошатываясь от слабости, с очевидной неохотой начала подниматься по длинному склону более крутого холма. Конан заста вил животное подниматься под углом, чтобы ему было легче, и выбрал направление, противоположное также поднимающимся под углом следам Испараны.
Его преследователи были теперь ближе и надвигались с воплями. Они тоже увидели идущее им на помощь подкрепление и, совершенно очевидно, надеялись спасти свое лицо, уничтожив этого одинокого всадника прежде, чем подоспеют их приятели.
Конан решил дернуть повод гнедого в другую сторону. Испарана сможет сама позаботиться о себе, а он повернется к противнику правым боком. Однако он тут же понял, что если он это сделает, ему немедленно будет грозить опасность вступить в бой на скаку или еще что-нибудь более худшее, ибо всадники в зеленых одеждах были теперь достаточно близко для этого.
Именно в эту минуту сверху внезапно раздался разноголосый хор воплей и боевых криков, и Конан поднял глаза.
Испарана остановила своего нервного скакуна на самом гребне, а по обе стороны от нее двумя вереницами неслись вниз верблюд за верблюдом. На каждом из них человек в развевающейся на ветру белой каффии и белом бурнусе кричал, вопил и размахивал мечом. Эти неуклюжие скакуны тяжело бежали под уклон на своих больших ногах, специально приспособленных для пустыни. Песок взлетал вверх бледно-желтыми клубами. Высокие седла поскрипывали над этими смешными одиночными горбами.
Со стороны преследователей Конана послышались крики ужаса. Бандиты забыли о своей жертве и повернули лошадей обратно под гору. Семеро их товарищей, ведя за собой вьючных лошадей Конана, спускались по склону противоположного холма. Конан с мрачной и уродливой ухмылкой наблюдал за тем, как один из трех упал с коня. Человек, чью правую руку он разрубил, в конце концов не вынес потери крови, усугубившейся тем, что ему пришлось преследовать своего противника и управлять лошадью на нескольких склонах.
Верблюды пронеслись мимо Конана, и их всадники едва удостоили его взглядом.
Последние двое бандитов из тех, что напали на него вначале, были сбиты на землю ударами мечей прежде, чем им удалось достичь короткого участка ровной местности между двумя барханами. Около полдюжины всадников на верблюдах, продолжая вопить, ринулись вверх по противоположному склону. Конан подумал, что все эти жители пустыни производят очень уж много шума, когда нападают друг на друга. Потом он вспомнил крикливых киммерийцев, которых сопровождал в Венариум, и выбросил эту мысль из головы.
Всадники в зеленых одеждах тоже вопили — и бежали. Шестеро направили своих скакунов — которые наполовину скакали, наполовину скользили, — вниз по склону, на запад; седьмой, которого жадность заставила поверить в то, что он умнее всех, схватил повод, к которому были привязаны четыре вьючных лошади Конана, и повернул на восток.
Конан с рыком оскорбленного собственника ударил коня каблуками и послал его вслед за грабителем. Четверо всадников на верблюдах тоже пустились за ним в погоню; остальные свернули на запад, десять верблюдов за шестью лошадьми. Эти люди в белых бурнусах, задумался Конан, должно быть, свирепые воины! При соотношении десять к шести шестеро, если они настоящие мужчины, обычно оказывают сопротивление.
Джазихим в зеленых одеждах, ведущий за собой лошадей с навьюченными на них припасами Конана, оглянулся, увидел погоню и бросил повод. Четверо животных замедлили бег и остановились. Рядом с ними пронеслись четыре верблюда, и лошади попытались брыкаться и вставать на дыбы. Конан снова повернул Гнедыша. В тот момент, когда он достиг своих вьючных животных, перерезав им путь, чтобы собрать их вместе и остановить, он услышал, как их неудавшийся владелец вскрикнул и умер.
Конан едва удержался в седле, останавливая Гнеды ша и подбирая повод своих лошадей с припасами. Он остался ждать на склоне холма. Гнедыш тяжело дышал и отфыркивался; Конан похлопал его по мокрой от пота шее. Теперь, когда они стояли неподвижно, Конану стало ужасно жарко, — тем не менее он клялся себе, что никогда больше не будет скакать вот так, без своей замечательной кольчуги, купленной в Шадизаре за самоцвет из Хаурана!
Четыре человека на верблюдах поднялись к нему по склону и разделились. Конан, обливаясь потом, быстро заговорил:
