Конан развернул клинок лезвием вниз и с усилием надавил на рукоять. Острие меча мягко проткнуло толстую шкуру чуть выше кольца, сдавливавшего его ногу. Лезвие медленно утопало в резиновом мясе, пока не прошло насквозь и его сверкающее острие не показалось с другой стороны. Слава богам! Он был вооружен прямым остроконечным мечом, а не изогнутой и тупоносой абордажной саблей или ятаганом. Если бы он имел что-нибудь подобное, то легендарный Конан из Киммерии, скорее всего, здесь и нашел бы свой конец.
Казалось, толстокожий медлительный кракен почувствовал сильную боль в своей пронзенной конечности. Конан начал пилить щупальце, медленно двигая лезвие вверх-вниз. Он, похоже, задел нерв, потому что обмотавшееся вокруг его ноги щупальце внезапно ослабло и конвульсивно задергалось, взбивая песок и воду, закрутив его в водовороте вверх ногами.
Когда Конан снова опустился на песчаную поверхность, к нему уже подползало, слепо шаря по дну, другое щупальце, словно огромная черная змея, с крохотной раскачивающейся головкой. Оно, извиваясь, прошло мимо него, и Конан весь подобрался, направив острие своего меча вниз и целясь в конечность, пытаясь пригвоздить ее ко дну морскому. Гибкий конец с присосками качнулся в сторону, и тогда лезвие настигло его. Раненой змеей щупальце скользнуло назад в пещеру.
Теперь вода вокруг Конана заходила могучими валами, и гигантский осьминог, окончательно разбуженный болью от нанесенных ему ран, начал вытаскивать вздымающуюся громаду своего тела из отверстия пещеры. Конан невольно застыл в благоговейном восхищении, пораженный гигантскими размерами и мощью животного. Учитывая длину восьми извивающихся конечностей, размеры чудовища были поистине исполинскими. Сначала показались передние щупальца, длинные, как мачты «Красного Льва», и достигавшие у основания толщины стволов столетних деревьев. Уверенно выброшенные вперед, они намертво присосались к обломкам одной из скал и вытащили за собой все чудовище. Клюв был сейчас скрыт под шевелящейся массой конечностей.
Вслед за щупальцами возникла голова с двумя мисками глаз, посаженными почти вплотную друг к другу у передних конечностей. В глазах темнели узкие щели кошачьих зрачков, только у кракена эти щели были горизонтальными, а не вертикальными, как у кошки. Конан никогда не встречал более бесчувственного, застывшего взгляда, чем взгляд этих холодных немигающих глаз.
За головой показалось разжиревшее, похожее на раздувшийся мешок тело. Огромное, оно было больше, чем самый вместительный чан для вина в погребах короля Ариостро. Волны сменяющих друг друга цветов непрерывно пробегали по этой испещренной пятнами массе: белые, темно-розовые, красновато-коричневые, каштановые и черные.
Конан застыл на месте, соображая, что ему делать. Он не осмеливался ринуться назад по крутому откосу, так как знал, что будет двигаться медленно, скованными движениями, да к тому же ему придется повернуться спиной к разъяренному чудовищу. Конан догадывался, что, пока он будет стоять неподвижно, кракен не сможет ясно различить его среди нагромождения глыб. Но если он пошевелится, то движение немедленно привлечет внимание осьминога. В то же время Конан не мог оставаться на прежнем месте, так как чудовище сейчас направлялось как раз в эту сторону. Осьминог изгибался и волочил студенистую массу своего тела по дну, и одно из его гибких щупалец неминуемо должно было вскоре наткнуться на Конана.
Выбрав простейший путь бегства, Конан упруго прыгнул вверх, чтобы оказаться над кракеном. Он надеялся запутать его и достигнуть верхнего склона над пещерой прежде, чем чудовище почувствует перемещение.
Но Конан забыл, что теперь он ясно вырисовывался черным движущимся предметом на фоне снующей легкими тенями ряби серебристой поверхности, пронизанной солнечным светом. Он еще парил над животным, когда две шарящие конечности взметнулись вверх и с сокрушительной мощью затянули свои узлы вокруг тела Конана: один — вокруг пояса, другой — вокруг левой ноги. Он стал совершенно беспомощен в беспощадных тисках этой могучей хватки. Не пройдет и нескольких мгновений, как щупальца увлекут его вниз к щелкающему клюву...
Снова воткнул Конан острие своего меча в толстую упругую плоть обвившегося вокруг него шупальца, пронзая его насквозь. Но чудовище не особо было чувствительно к боли. Оно обладало поразительной живучестью. Надо было искромсать половину всех его щупалец, чтобы осьминог обессилел. Тогда кракен просто покинул бы поле боя, чтобы дать время своим поврежденным конечностям отрасти. Конан чувствовал, как перекатывались его мощные мышцы в тисках осьминога, и не мог сопротивляться безжалостной силе, которая тянула его вниз, к пасти-клюву.
Вдруг словно черная молния стремительно вонзилась в одно из удерживавших Конана щупалец и легко разорвала его. Темная продолговатая фигура пронеслась сквозь подводные сумерки, подобно огромному метательному снаряду. Одним срезом тройного ряда зубов был отсечен кусок краке-на в фут длиной. Тиски у пояса Конана разжались, и раненая конечность быстро умчалась вниз ко дну, извиваясь в воде, как разорванный надвое червяк.
Новым действующим лицом на этой сцене оказалась колоссальных размеров акула, веретенообразное тело которой превышало тридцать футов в длину. Темная, сланцево-серая сверху, со сливочно-белым брюхом, она слегка изогнулась после первого броска. Один только миг акула неподвижно парила в зеленоватой воде, а затем, выгнув свой податливый хребет, она описала короткую дугу и штопором ринулась в новую атаку. Ее маленькие желтоватые глазки, остекленевшие от вечного неутолимого голода, встретились с глазами Конана.
Теперь лишь одно щупальце, обвитое петлей вокруг ноги, удерживало киммерийца. Необходимость придала необычайную силу его рукам. Взмах меча — и острое лезвие рассекло узкий конец щупальца. Конан был свободен.
Не останавливаясь, чтобы вложить меч в ножны, Конан неистово заработал руками и ногами, изо всех сил стараясь, насколько это возможно, отклониться от траектории броска акулы, подобного метеору. Громоздкий меч в руке затруднял движение и тянул его направо и вниз, так что он описал в воде широкий полукруг. Этого было как раз довольно, чтобы уйти с дороги бешено мчащейся вперед акулы, чьи треугольные плавники лезвиями вспарывали тускло-зеленую воду.
Она пронеслась совсем рядом, и усеянная рядами зубов челюсть глухо щелкнула, вобрав в себя одну морскую воду.
Минуя Конана, акула прошла так близко, что он мог четко различить каждую чешуйку, которые в обилии покрывали ее белое брюхо шершавой корой. Потоком воды киммерийца отшвырнуло в сторону легко, как соломинку.
