молча глядел на Луция, и кровавый дождь все так же стучал по его броне.
— Мой господин, — спросил Антрос, — зачем вы привели меня сюда?
Мефистон помедлил, а когда заговорил, то голос его звучал напряженно, словно он силился сохранить привычное спокойствие:
— Потому что я уловил твое присутствие в моем разуме, лексиканий. Я чувствую: тебе известно обо мне то, чего не знаю даже я сам. В любом случае мои испытания близятся к завершению. Либо я подчиню эту силу, либо она уничтожит меня. Я близок к тому, чтобы утратить рассудок, мой разум осаждают тени. Произошедшее на Термин потрясло меня, лексиканий. — Его голос дрогнул. — Ты знаешь, что было у меня на уме, когда я набросился на тебя.
Антрос ощутил, как к горлу подступает ком. Он осознал, что старший библиарий и в самом деле собирался его убить.
Мефистон глубоко вздохнул; посмотрев на левую руку, он заметил слабую дрожь. Когда библиарий заговорил вновь, то уже не смотрел на Луция.
— Лексиканий, тебе предстоит спасти либо меня, либо всех прочих — от меня. Все разрешится на Дивинусе Прим.
Кобелла, Дивинус Прим
Капитан Хесбон ухмыльнулся, когда волна рук подняла его над головами толпы. Он чувствовал себя так, словно его несли не руки, а ликующие крики. Победные песни были такими громкими, что почти заглушали вопли раненых. Перед ним склонилась Кобелла — великий бастион, ныне сломленный и усмиренный. Последняя преграда между Просветленными и Вольгатисом была преодолена: древние врата пали, орудия умолкли. Драгуны сражались на протяжении двенадцати дней и понесли наибольшие потери с самого начала крестового похода, но зрелище расколотых ворот окупало принесенные жертвы. Позади, за пределами города, вдоль Великой восточной дороги выстроились тысячи солдат, скрывшие ее древние плиты рекой золотых кирас и улыбающихся измученных лиц. Как один, Просветленные взревели: «За Императора!»
Те, кто мог подобраться достаточно близко, хватали капитана за поношенную одежду, желая прикоснуться к божественному, ведь после четырех десятилетий преданной службы тот наконец привлек к себе внимание бога. «Нет, — подумал он, пытаясь укротить гордость, — они все привлекли внимание Бога-Императора».
— Пусть я отдал приказ, — закричал он, желая проявить немного скромности, — но лишь благодаря вашей отваге эти ворота пали!
Он старался, но не мог удержаться от величавой улыбки. Победоносная армия несла Хесбона на головах, воины кричали его имя, и он засмеялся.
Просветленные вливались в Кобеллу, топча трупы ее защитников. Их бывшие братья, разорванные на части пушками драгун, обратились в груды дымящейся плоти. Кистени и цепные мечи ополченцев Фратерис валялись на земле рядом с прежними владельцами. Теперь, когда битва закончилась и угроза миновала, убитые представляли собой поистине жалкое зрелище. Хесбон почувствовал жалость, но быстро подавил ее. Ополченцам были предложены те же истины, что и остальным на Дивинусе Прим, и они отказались узреть свет Императора. Это был трагический конец, но он надеялся, что на том свете отступники осознают свою ересь и обретут прощение.
Драгуны наступали по главному проспекту; Хесбон выкрикивал приказы, направляя солдат на позиции среди развалин за расколотыми статуями и среди храмов, откуда они могли держать на прицеле дороги, уходящие в глубь города. Врата пали, но им еще предстояли жестокие и кровавые уличные бои. Хесбон откинулся на поднятые руки солдат, наслаждаясь моментом. Небо все так же скрывали низкие, стремительно летящие облака, и от этого капитан, к своему стыду, ощутил облегчение. В отличие от мертвых ополченцев, он никогда не сомневался в святости Чуда — невероятного преображения небес, — но так до сих пор и не привык к этому зрелищу.
Когда они пересекали площадь, Хесбон услышал грубый смех, смешавшийся с ликующими криками и боевыми кличами. Мгновение спустя он понял причину. На краю площади драгуны окружили одну из неверных. Еретичка пряталась в искореженном металлическом остове орудийной установки, свалившейся с валганга в ходе битвы и теперь покоившейся в центре толпы, словно убитый зверь. Съежившись, отступница кричала и выла от страха, пока просветленные швыряли в нее горящими головнями; в руинах поблизости уже занималось пламя. Скоро огонь должен был охватить и отступницу.
Улыбка Хесбона померкла, когда он осознал, что еретичка была еще девочкой, лет пятнадцати от роду и совершенно безоружной.
— Остановитесь! — воскликнул он. — Мы не звери!
Рев толпы заглушил его слова, и потому он поднялся на ноги, раскачиваясь на головах и руках несущих его воинов.
— Довольно! — закричал капитан.
Один за другим торжествующие солдаты умолкали, поворачиваясь к командиру, словно живая волна.
Он едва сдержал дрожь, увидев на лицах солдат подозрения и гнев. Они напоминали гончих, которых оттащили от добычи. Но сомнения оказались мимолетными. Он задумался над тем, что сделал бы Извечный Принц, столкнувшись с таким варварским поведением, и в порыве ярости воскликнул:
— Братья! Это недостойно нас. Это недостойно Императора. Не опускайтесь до низости сих заблудших душ, что петляют в тенях заблуждений. Мы — другие, мы — Просветленные. Подумайте о том, чему нас научили.
— Эти люди прокляты! — заорал стоявший рядом драгун, показав лазружьем на небо. — Они отвергли чудо!
— Они отринули Принца! — взревел другой.
— Ты что же, хочешь дать ей воссоединиться с собратьями? — спросил третий. — Чтобы она вновь получила возможность убивать нас?
Солдаты одобрительно зашумели, стуча прикладами о нагрудники, и принялись бросать в подростка камни. Хесбон вновь рявкнул приказ остановиться, но сквозь гул толпы мало кто услышал его. Командира захлестнул гнев.
— Неужели мы не лучше тех глупцов, которых убили? — взревел он, но его не услышали.
Солдаты все еще держали его на весу, но теперь хватка стала крепче и злее. Он огляделся и увидел, что некоторые солдаты отступили, устыдившись его, а другие, тыча оружием в воздух и сыпя проклятиями, проталкиваются к нему со свирепым оскалом. Победа досталась им дорогой ценой, их сердца еще не остыли от жажды крови. Капитан пытался освободиться, но толпа приходила во все большее бешенство, руки сжимали его все крепче, неся навстречу идущим к нему солдатам, словно жертву.
— Чтоб вас! — заорал Хесбон, пытаясь обнажить меч, но не смог. — За это я прикажу вас расстрелять!
Площадь наполнилась светом.
Сияние было столь ярким, что на миг ослепило всех, кто смотрел на разбитые городские ворота. Сперва Хесбон подумал, что облака расступились, впустив солнечный свет, но, оглянувшись, понял, что случилось.
Люди умолкали, видя, как сквозь ворота скачет сияющая призрачная свита. То было божественное воинство, сотканное из солнечного света: царственные львы, проницательные драконы и сотни парящих орлов. Все они были
