На поле боя обрушилась тишина. Ее нарушали лишь треск горящей плоти и стоны умирающих. И тут, заполняя огромный зал безумным смехом, на ноги поднялся Зебуб.
Золотая накидка превратилась в клочья, маска в виде черепа свалилась с головы гхазского принца, обнажая вздувшееся перекошенное шишковатое лицо. Страшен был его вид. Должно быть, зло заставляет перерождаться человека. Но тем не менее пророк низложенного бога оставался цел и относительно невредим.
Понимая, что единственный его противник повержен и не осталось никого, кто может дать ему отпор, Зебуб злобно захохотал, глядя, как Андуран пытается встать на ноги.
— Куда подевалась твоя сила, маг? — ехидно поинтересовался у него Зебуб.— И это все, что могли противопоставить мне силы Света?! Твои боги бессильны, потому что Тьма внутри каждого из нас! И не надейся, что смерть избавит тебя от страданий, волшебник! Твою душу будут рвать на части ветра межмирья, пока я не призову ее, чтобы вволю позабавиться.— Зебуб не торопясь начал произносить заклинание.
Ив этот миг Конан понял, что имел в виду Рамазан, когда говорил о судьбе воина. Тысячу раз прав был старый воин! Доблесть и Честь значат очень много. Но куда выше ценится Долг, ибо плата за него — не людская слава, а собственная душа.
Шатаясь, как пьяный, Конан побрел к куче камней, оставшейся от треклятого алтаря. В горячке боя все как-то забыли о Глазе Павлина, но киммериец не сомневался, что именно в его кровавом оке заключено могущество Зебуба. Несмотря на то, что Андуран изгнал демона, часть силы Золотого Павлина все еще оставалась с гхазским колдуном.
Выпавший из отрубленной руки Зебуба самоцвет тускло светился в каменном крошеве. Конан потянулся к Глазу, но, стоило киммерийцу взять его в руки, как все его существо охватило уже знакомое ледяное онемение. Но в этот раз варвар уступать чарам не собирался. В душе киммерийца пылал неугасимый пламень ненависти и гнева. И черное колдовство не устояло перед этим чистым огнем.
Ухватившись за цепочку, киммериец изо всех сил взмахнул талисманом. На мгновение мир замер. Конан видел Зебуба с искаженным от ужаса лицом, вытягивавшего в его сторону руки-щупальцы, видел он Тумелара, который замахнулся на колдуна саблей, видел Руфию, распахнувшую в беззвучном крике рот, видел он и Андурана, который сумел подняться на колени.
А в следующий миг Глаз Павлина обрушился на камни, разлетаясь на мириады осколков. Зебуб издал страшный вопль и метнул в Конана молнию. Не ударь Тумелар колдуна по руке саблей, киммерийцу пришел бы конец. А так молния угодила в кучу камней, сбив Конана с ног шквалом осколков.
Сквозь пелену полузабытья варвар увидел, как когти Зебуба вонзаются кешанцу в грудь. Тумелар охнул на колени, но, перехватив отчаянный взгляд киммерийца, чернокожий воин подмигнул другу. Из страшной раны хлынула кровь, и он умер...
Но не успел стихнуть безумный вой колдуна, как собравшийся с силами Андуран выкрикнул заклятие, и Зебуб повалился на залитые кровью камни. Колдун выглядел так, будто угодил на мельничные жернова, но тем не менее он все еще дышал.
Меркнувший взгляд киммерийца наткнулся на заостренный изогнутый штырь, некогда украшавший жертвенник поклонников Золотого Павлина. Ухватив этот обломок длиной с его руку, Конан пополз к Зебубу. Оставляя за собой кровавую полосу, варвар неумолимо приближался к своему врагу, и не было в мире той силы, что могла бы заставить киммерийца остановиться.
Две древние противоборствующие силы — Свет и Тьма — в который уже раз вели непримиримый бой. Варвар, рожденный в холодных горах Киммерии, был воплощением Жизни. Зебуб олицетворял собой Смерть. И именно по той причине, по какой Смерть не может одержать полную победу над. Жизнью, Конан был непобедим.
Варвар с неимоверным трудом подполз к колдуну, который пытался восстановить свое тело, ухватил оружие двумя руками и, из последних сил поднявшись на колени, воздел над головой тяжелый штырь.
— Нет, дрянь, тьма внутри не каждого из нас,— прохрипел варвар, с ненавистью глядя в алые бельма Зебуба.— И сил у света предостаточно! Так было раньше, так будет и всегда! Человечество никогда не станет поклоняться Злу!
— Та серая масса, которую ты называешь человечеством, признает лишь силу,— выдавил из себя гхазец.— А истинная несокрушимая сила — сила Тьмы!
— Врешь, недоносок,— кровью сплюнул Конан.— Нет силы превыше справедливости!
— Да сгустится Тьма! — прошипел колдун.
— Да сгинет Зло! — ответил Зебубу Конан и вонзил каменный обломок точно между глаз колдуна.
Конан пошатнулся, силы оставили его, и он без сознания рухнул на труп поверженного врага.
Глава шестая
Конан открыл глаза и потянулся. Чувствовал он себя превосходно. Несколько ударов сердца киммериец лежал, бездумно наслаждаясь пением птиц и шелестом листвы за распахнутыми окнами. Но вдруг на него обрушился шквал воспоминаний. Кровь! Крики! Боль! Хруст черепа ненавистного Зебуба под руками! Боль! Боль!! Боль!!! Темнота...
Киммериец рывком сел на кровати и огляделся по сторонам. Он находился в уже знакомых ему покоях во дворце Фараха. Но нынешнее пробуждение Конана совершенно не напоминало то, когда он мучительно приходил в себя после яда Юсифа бен Кемаля.
Северянин совершенно не представлял, как долго он был без сознания. Чутье подсказывало, что этот срок не мог быть большим. С другой стороны, ратный опыт киммерийца подсказывал, что человек, получивший такие раны и увечья, как он, настолько хорошо чувствовать себя вообще не может. Великие небеса, что тут все-таки происходит?
Увидав стоявший чуть поодаль накрытый стол, Конан решил отложить праздные философские изыски на потом. Какая, в конце концов, разница, почему у него ничего не болит? Хвала Крому, он жив и здоров, а что может быть важнее для воина?!
Даже не потрудившись облачиться в уложенную рядом с кроватью новую одежду, варвар нагишом плюхнулся в бархатное кресло. Желудок Конана сводило от голода, и он жадно набросился на еду, не замечая ее вкуса.
Едва он утолил первый голод, как резные двери распахнулись и в комнату вошли трое мужчин. К своей огромной радости, Конан узнал верных друзей: Рамазана, Ишмаэля и Джилзана.
— А вы еще боялись за него! — радостно завопил Ишмаэль, обращаясь к своим спутникам.— Его дубленую горскую шкуру ничем не пронять! Вы посмотрите только, как он жрет!
— Приветствую тебя, воин,— степенно поклонился Рамазан.
— Друг мой, да ниспошлет тебе Птеор еще дюжину дюжин лет жизни! Ты даже не представляешь, как я рад, что вижу тебя живым и здоровым! — со свойственной ему велеречивостью приветствовал киммерийца караванщик.— А я, грешным делом, испугался, что мне придется пьянствовать в одиночку! — Джилзан толкнул в бок Ишмаэля.— Куда этому малому до тебя, горец. Он не может выпить даже трех кувшинов!
