Ознакомительная версия.
– Ну и как я тебе? – спросил незнакомец, еле ворочая языком. Засмеялся и понес какую-то околесицу, протягивая руку к бурдюку с вином.
Значит, все-таки пьяный. Сзет скользнул мимо него и пошел дальше, вдоль ряда статуй Десяти Вестников из древнего пантеона Ворин. Йезерезе, Иши, Келек, Таленелат. Он всех посчитал и понял, что скульптур только девять. Кого-то не хватает. Отчего убрали изваяние Шалаш? Король Гавилар, по слухам, был ревностным воринистом. Даже излишне ревностным, как говорили некоторые.
Коридор поворачивал направо, огибая куполообразный дворец по периметру. Это был королевский – третий – этаж, и Сзета со всех сторон окружал камень. Стены, потолок, пол… Святотатство! Нельзя попирать ногами камень. Но ему-то что? Он неправедник. Хозяева приказывают – он выполняет.
Сегодня приказы включали белую одежду. Свободные белые штаны, веревка вместо пояса и полупрозрачная рубашка с длинными рукавами и глубоким воротом. У паршенди принято убийцам одеваться в белое. Сзет не спрашивал, но хозяева все же объяснили, зачем нужен белый цвет.
Чтобы быть смелым. Чтобы не затеряться в ночи. Чтобы предупредить.
Ведь тот, кого ты идешь убивать, должен увидеть твое приближение.
Сзет повернул направо – в коридор, который вел прямо в королевские покои. На стенах горели факелы, но их свет не насыщал коридор, как жидкий бульон не насыщает после долгого поста. Вокруг факелов танцевали крошечные спрены пламени, точно сгустки света, превратившиеся в насекомых. От такого освещения никакой пользы. Сзет потянулся за своим кошелем со сферами, но замер, увидев впереди еще несколько синих огней: на стене висела пара буресветных ламп и в сердцевине каждой горели яркие сапфиры. Он подошел к одной из них и протянул руку, чтобы обхватить защищенный стеклом драгоценный камень.
– Эй, ты! – крикнул кто-то на алетийском.
На пересечении коридоров стояли два стражника. Два, потому что этой ночью в Холинар заявились дикари. Конечно, предполагалось, что паршенди и алети теперь союзники. Но союзы, как известно, бывают очень зыбкими.
Этот рухнет, не пройдет и часа.
Сзет наблюдал за приближением воинов. Вооружены копьями – не светлоглазые, а значит, не имеют права носить мечи. Но на красных нагрудниках видны узоры, как и на шлемах. Высокородные граждане, пусть и темноглазые, и в королевской гвардии у них уважаемые должности.
В нескольких футах от Сзета один из стражей махнул копьем:
– Пошел вон, быстро. Тебя здесь не должно быть.
У алети была смуглая кожа и усики, обрамлявшие губы и переходившие в бороду.
Сзет не шелохнулся.
– Ну? – поторопил стражник. – Чего ждешь?
Убийца глубоко вдохнул и сосредоточился на буресвете. Тот хлынул в него, струясь из двух сапфировых ламп на стене, и наполнил, как воздух наполняет легкие. Буресвет заклубился внутри Сзета, а коридор вдруг погрузился в тень, словно вершина холма, которую загородило от солнца облачко.
Тепло и ярость света наполнили убийцу, будто в его вены впрыснули бурю. Внезапный прилив сил по-своему опасен: теперь Сзета переполняла жажда действовать, двигаться, атаковать.
Он затаил дыхание, удерживая буресвет. Но тот все равно просачивался. Буресвет можно было хранить в себе недолго, в лучшем случае несколько минут. Он ускользал из человеческого тела, которое слишком похоже на губку. Сзету доводилось слышать, что Приносящие пустоту могли удерживать его в себе сколько хотели… Только существовали ли они на самом деле. Его кара свидетельствовала, что нет. Честь утверждала, что да.
Пылая священной мощью, Сзет повернулся к стражникам. Очевидно, они заметили, что над его кожей клубится похожее на дым сияние. Стоявший впереди алети прищурился и помрачнел. Неправедник не сомневался, что стражнику раньше не доводилось видеть подобное. Насколько Сзету было известно, он убил всех камнеходцев, которые видели его в действии.
– Кто… кто ты такой? – В голосе охранника не осталось былой твердости. – Дух или человек?
– Кто я? – прошептал Сзет, глядя мимо воина в конец длинного коридора, и частица света вырвалась из его рта. – Я тот, кто… сожалеет.
Моргнув, убийца связал себя с отдаленной точкой в глубине коридора. Его окутала вспышка буресвета, охладившая кожу, и тотчас же земное притяжение исчезло. Взамен его потянуло к той точке, на которой он сконцентрировался, – как если бы коридор для него одного вдруг опрокинулся, превратился в колодец и дальняя сторона коридора оказалась его дном.
Это было Основное Плетение, первое из известных ему трех видов плетений. Оно позволяло управлять той силой, спреном или богом, что удерживал людей на земле. При помощи этого плетения Сзет мог притягивать все что угодно к любым поверхностям или менять для них верх и низ.
Для Сзета коридор и правда превратился в глубокую шахту, в которую он падал, а два стражника стояли на одной из ее стен. Не успели они опомниться, как Сзет ударил обоих ногами в лица и опрокинул. Быстро перевел взгляд на настоящий пол и связал себя с ним. Из убийцы продолжал струиться свет. Пол коридора опять стал низом, и он приземлился между двумя стражниками, хрустя одеждой, с которой сыпались хлопья инея. Сзет поднялся и начал призыв осколочного клинка.
Один из воинов принялся шарить в поисках копья. Неправедник склонился над ним и, коснувшись его плеча, сосредоточился на точке над собой. Усилием воли перенес часть света из своего тела в тело воина, после чего плетением притянул беднягу к потолку.
Стражник в ужасе завопил, когда низ и верх поменялись для него местами. Испуская свет, он врезался в потолок и выронил копье. К оружию магия не применялась – оно со стуком упало на пол рядом с Сзетом.
Убивать. Величайший из всех грехов. И все же вот он, Сзет, неправедник, кощунственно ступающий по камням, которые кто-то использовал для стройки. И этому не будет конца. Неправеднику запрещено посягать лишь на одну жизнь – свою собственную.
На десятом ударе сердца его осколочный клинок упал в подставленную руку. Оружие словно соткалось из тумана, и вдоль всего лезвия проступили капли росы. Осколочный клинок был длинным и тонким, обоюдоострым, не таким массивным, как другие. Сзет взмахнул им – лезвие высекло линию на каменном полу и прошло через шею второго стражника.
Как обычно, осколочный клинок убивал странно: с легкостью разрубая камень, сталь или что-нибудь неодушевленное, металл превращался в облачко тумана, соприкасаясь с кожей живого существа. Он прошел сквозь шею, не оставив и следа, но после этого глаза несчастного задымились и вспыхнули. Они почернели, усохли в глазницах, и алети обмяк, мертвый. Осколочный клинок не резал живую плоть – он сразу отсекал душу.
Ознакомительная версия.
