Он брел и брел во мраке, ощупывая рукой стену. За спиной неумолчный писк надвигался волной ужаса. Крысы, помня о страшных искрах, убивших их сородичей, пока не нападали, но, кто знает, долго ли будет удерживать их былой страх?
И тут впереди он увидел квадрат тусклого света. Свет падал откуда-то сверху, едва различимый, но Богузу он показался ярче вспышки молнии. Чернокнижник бросился бежать со всех ног, оскальзываясь, то и дело утирая лицо от пота и зловонных брызг, — и услышал, как крысы за спиной заверещали злобно и яростно.
Отблески падали из колодца, прорубленного в толще камня: там, далеко вверху, виднелись очертания железной решетки. Увы, летать чернокнижник не умел. Даже будь у него веревка и умудрись он закинуть ее на высоту двадцати локтей, закрепить и взобраться к отверстию, отодвинуть решетку все равно было бы невозможно. Богуз узнал это место: такие решетки имелись только на одной улице, ведущей к Железной Башне. Их прутья глубоко утонули под камнями мостовой, которую не раз перекладывали. По этой брусчатке когда-то гремели колеса повозок, свозивших припасы в мрачный замок, построенный из огромных камней, скрепленных железными скобами. Эта цитадель должна была служить последним прибежищем на тот случай, если враг прорвется за городские стены. Потом замок превратили в тюрьму, а Железная Башня стала зловещим символом монаршей власти. Во времена короля Конана — киммерийца здесь орудовал известный на всю Аквилонию мастер Хрис, а ныне — месьор Шатолад со своими дознавателями.
Когда-то сливные отверстия имелись и на других улицах, но еще при короле Нумедидесе их заложили, опасаясь нашествия крыс, разносивших Черную Смерть: болезнь, от которой не помогали никакие лекарства и заклинания. Теперь потоки нечистот текли в прорытых вдоль домов канавах, находя себе стоки естественным образом. В богатых районах канавы были накрыты досками и чистились, в трущобах, окружавших Железную Башню, распространяли зловоние и были забиты трупами собак и кошек. И только улица Розы по какой-то нелепой прихоти или недогляду городских властей блистала чистотой: дожди смывали всю грязь сквозь старые решетки.
Богуз не стал здесь задерживаться — визг, похожий на звук, издаваемый, когда ведут по стеклу железом, погнал его вперед.
Он миновал еще два отверстия и понял, что подземный канал повышается: колодцы стали мельче. И все же они были по-прежнему бесполезны, не менее пяти локтей в высоту, прикрытые сверху железными, заделанными в камни прутьями. Стало суше, под ногами в рассеянном свете струились лишь мутные ручейки. Богуз прибавил шагу… и увидел впереди глухую стену.
Вернее, это была не стена, а огромный валун, вывалившийся когда-то из стены, нарушив кладку. Он загораживал проход и, как ни старался чернокнижник найти лаз, все было тщетно.
Богуз прислонился спиной к шершавому камню. Прямо над ним, всего в каких-нибудь двух локтях, виднелись прутья очередной решетки. Если подпрыгнуть, можно попытаться ухватиться за них руками. Он мотнул головой, отгоняя ненужную мысль, и постарался сосредоточиться. Закрыл глаза, бормоча формулу отрешения, стремясь нырнуть в темные глубины, из коих мог возникнуть новый прилив силы. Он беззвучно взывал к Господину, но Нергуз его не слышал. Когда чернокнижник поднял веки — увидел в пяти шагах неясные мохнатые тени и десятки холодных злых глаз…
Что ж, видно дни его сочтены. Богуз вытащил из-за голенища длинный узкий нож и сжал его в руке. Крысята под кафтаном завозились и запищали, словно видели сквозь сукно своих сородичей. И сразу же несколько крыс бросились на чернокнижника.
Одну он сумел отшвырнуть сапогом, другую ударил ножом в шею. Тварь завизжала и поползла назад, оставляя на земле кровавый темный след. Остальные застыли, поворачивая друг к другу морды и злобно пища, словно что-то обсуждали.
И тут сверху раздался грохот копыт. Потом залаяла собака. Что-то прокричал властный голос, защелкала плеть, собака завизжала и смолкла. Тот же голос сказал отчетливо: «Какая вонь!» Снова загрохотали копыта, удаляясь.
Крысы отпрянули в темноту и затаились, ожидая, не придет ли кто-нибудь на помощь человеку, укравшему детенышей. Их глаза сверкали из мрака, но Богуз на них уже не смотрел. Он заметил нечто на каменной плите возле левого плеча, и надежда снова вспыхнула в душе чернокнижника.
Это были три углубления, похожие на очертания кустов с торчащими ветками — по пять на каждом. А чуть пониже виднелось покрытое ржавчиной кольцо — в двух пядях от щели, забитой землей и мусором. Богуз понял, что это дверь.
Он приложил ладонь к углублению — пальцы легли туда, где темнели «ветки», и… ничего не произошло. Это была дверь, старая, которой не пользовались не одну сотню лет, но как ее открыть, он не знал.
Снова писк и скрежет множества когтей. Ближе, ближе… Он отмахнулся ножом, чувствуя, как остро отточенное лезвие рассекает шкуру подобравшейся твари, но даже не взглянул в ту сторону. Все внимание было приковано к углублениям, влекущим его ладони. Он был уверен, что сможет пустить в ход древний механизм, если поймет, в какой последовательности следует нажать скрытые пружины. Даже если они изъедены ржой, дверь откроется, ибо (он видел) створка скована охранным заклятием. Довольно простым, он понимал это — и еще понимал, что времени на раздумья у него нет.
Острые зубы вцепились в сапог, разрывая задубевшую кожу, шерстяной чулок, добираясь до плоти. Голень обожгло, и нога сразу же стала неметь. Проклятие! Значит, еще и яд…
Он снова полоснул лезвием, крыса с визгом отскочила. Но кровь была пролита, и теперь все они кинутся в атаку… И тут его осенило.
Ну конечно! Простое Число Три! Разлагаемое на два плюс один по закону Паргора. Первым идет «два», значит: второе, третье, потом только первое углубление.
Руки дрожали, но Богуз заставил себя крепко приложить правую ладонь в нужном порядке. Тонкий свист возник сразу, подтверждая его догадку. Кольцо налилось красным, ржавчина хлопьями упала на землю, в углублениях появилось голубое свечение.
Крысы визжащим клубком покатились прочь, давя друг дружку. Из щели посыпался мусор, заскрежетали вделанные в стену петли, и дверь стала медленно поворачиваться. Она открылась едва на треть и замерла, но этого было достаточно, чтобы чернокнижник смог змеей скользнуть в темный проход.
Здесь было тепло и сухо. Волоча ногу, он стал пробираться вперед, замирая от радостного предчувствия. Где-то там впереди был выход, он знал это и был уверен, что теперь сможет открыть любые двери.
И они нашлись — деревянные, запертые на простую задвижку. Едва он коснулся дерева, как оно рассыпалось прахом. Проем был забран пыльным холстом, сквозь мельчайшие отверстия пробивались лучики света, в которых играли пылинки.
