Власть над душами и умами – тяжкое бремя, и далеко не все могут нести его достойно. Я уже успела убедиться в том, что Матери храмов часто ведут сложную игру за влияние – было бы странно, если б Хозяйка Мэлдина стала бы исключением из этого правила… Что ж, письма матери Вериники станут для меня не только пропуском к секретам Мэлдина, но и щитом. Я же, оказавшись в храме, постараюсь читать то, что написано между строк, и не буду верить тому, что выставлено напоказ… К тому же я могу покинуть Мэлдин в любое время…
Успокоив себя такими мыслями, я вновь спрятала письма в сумку и спустилась вниз. Крутая лестница привела меня прямиком в обеденную, и хотя я вошла тихо, стараясь не привлечь к себе лишнего внимания, все находящиеся в зале «карающие» немедля повернулись ко мне. От их любопытных, слишком уж пристальных взглядов стало не по себе, и я поспешила выйти на улицу, где меня ждало то же самое – собравшиеся во внутреннем дворе воины, глядя мне вслед, едва не сворачивали себе шеи.
На счастье, слишком долго гадать над таким поведением «карающих» не пришлось. Очень скоро выяснилось, что Рэдлин уже успел рассказать о нашем приключении всему отряду в самых ярких красках. Причем, оставив за собою скромное второе место, главной героиней он вывел меня, не забыв упомянуть ни о том, как я направила коня на одного из разбойников, ни про то, как лечила его в кромлехе…
Узнав, из-за чего ратники на заставе едят меня глазами, я пожалела о том, что, зашивая Рэдлину руку, заодно не зашила ему и рот – менее всего я желала прославиться среди «карающих»… Слухи расходятся широко и причудливо – мне даже думать не хотелось о том, до кого в конечном итоге мог дойти рассказ Рэдлина… Искаженный, не раз переиначенный на новый лад по много раз, но тот, кто ищет, сможет уловить истину!
Впрочем, столь кровожадные мысли касательно Рэдлина занимали меня совсем недолго – после завтрака оказалось, что разбойники не успели полностью разворошить мои потерянные вместе с лошадью сумки и большая часть трав и припасов уцелела.
Пока я занималась тем, что все заново раскладывала и упаковывала, глава заставы тоже времени зря не терял. Я как раз застегнула последнюю пряжку на снаряжении, когда в двери выделенной мне на время комнаты постучался её настоящий хозяин и сказал, что ему удалось подобрать для меня подходящую лошадь. Не соблаговолит ли госпожа пройти с ним в конюшню, чтобы взглянуть на кобылу?
Поскольку новой лошадью я и не чаяла обзавестись, собираясь пристать к первому же подошедшему к заставе обозу, предложение главы меня заинтересовало.
И четверти часа не прошло, как я, замерев около стойла, рассматривала неожиданный подарок. Кобыла была той же масти, что и убитая подо мною смирная храмовая лошадка, но в жилах стоящей передо мною гнедой красавицы текла, несомненно, благородная кровь – «щучий» профиль, тонкие сухие ноги и лебединая шея служили этому лучшим подтверждением. Длинная грива и пышный хвост лошади были расчёсаны волосок к волоску, а шерсть блестела, точно шёлковая, – глядя на это великолепие, я невольно задалась вопросом, кому из «карающих» довелось провести целое утро со скребницей и гребнем…
– Ласточке пять лет. Она послушна, небоязлива и хорошо выезжена, – нарушил затянувшееся было молчание стоявший подле меня глава заставы.
Лошадь, точно уловив, что её хвалят, тихо заржала и топнула копытом, а я покачала головой.
– Она умница и красавица – это сразу видно… Но она слишком хороша для меня…
Услышав мои слова, глава нахмурился:
– Скромность – похвальное качество для служителей Семерки, но сейчас она излишня… Считайте, госпожа, что Ласточка – это моя плата за оказанную Рэдлину помощь, а жизнь своих людей я ценю высоко…
После таких слов мой очередной отказ был бы уже оскорблением. Я искоса взглянула на «карающего» – на нахмуренные, с крутым изломом брови, на твёрдо очерченные, сжатые в одну линию губы – и согласно кивнула головой.
– Малика не забудет твоей щедрости…
Это были обычные в таких случаях слова, но тем не менее я не ожидала того, что произошло после них. Глава заставы, наградив меня хмурым взглядом, встал на одно колено и склонил голову, прося благословения. С трудом подавив смятение, я положила ладони на его тёмно-каштановые волосы и торопливо прошептала подходящие такому случаю строки молитвы…
После этого мы, обмолвившись парой ничего не значащих слов, наконец-то расстались.
Заставу я покинула вскоре после полудня – теперь, несмотря на то, что опасность вроде бы миновала, меня сопровождали сразу четверо «карающих». Глава отряда – его имя я так и не удосужилась узнать – приказал им быть со мною до самого города. Одним из охранников вновь оказался Рэдлин, и я, как только застава скрылась за поворотом, заметила ему, что болтливость – не самое лучшее качество для воина. Рэдлин, явно собиравшийся развлечь меня очередной беседой, после таких слов немедля прикусил язык и молчал ровно до тех пор, пока падающие на дорогу тени деревьев не стали косыми…
Его вопрос прозвучал вполне ожидаемо:
– Вы по-прежнему гневаетесь, госпожа?
Я отвела взгляд от дороги и, посмотрев на ехавшего со мною стремя в стремя Рэдлина, покачала головой.
– Уже нет. Тем более что сказанное тобой назад не воротишь.
В этот раз Рэдлин не стал молчать, а попробовал защититься:
– Так разве я что плохое сказал? Вы ведь действительно вели себя более чем достойно и смело? Разве это не достойно похвалы?
Услышав начало спора, едущие позади нас с Рэдлином «карающие» немедля навострили уши, и я, бросив на них внимательный взгляд, ответила так, чтоб они тоже уловили каждое слово.
– Одним из моих обетов Малике была скромность в словах и делах, Рэдлин. Теперь же моя клятва оказалась нарушенной… О какой скромности может идти речь, если обо мне теперь судачит целая застава?
Услышав такую отповедь, Рэдлин нахмурился и замолчал, но потом твёрдо произнёс:
– Малика – справедливая богиня. Она видит правду. А о вас, госпожа, рассказывали бы, несмотря на мое молчание, потому как твёрдость духа у вас, как у воина.
Я, промолчав, пожала плечами – другого способа прекратить крутящийся вокруг моей особы разговор на ум как-то не шло, но Рэдлин и не думал униматься. Выждав с минуту, он наградил меня внимательным взглядом и спросил:
– Это, конечно, не моё дело, госпожа… Но почему вы решили посвятить себя служению Малике?..
Что ж, рано или поздно этот вопрос всё равно бы прозвучал, поэтому я, немного поколебавшись, озвучила наиболее приемлемую для себя легенду – ту, где ложь заменялась недомолвками.
– Я потеряла единственную дочь, Рэдлин. Где ещё мне было искать утешения?..
Последовавший за моими словами очередной вопрос «карающего» тоже был вполне ожидаем:
– А как же ваш муж, госпожа?
Я вздохнула… Рэдлин не хотел мне зла, но его любопытство грозило растревожить старую рану… Впрочем, лучше было ответить сейчас, чтобы избежать вопросов в дальнейшем:
– Он погиб за несколько лет до этого – я одна растила свою Мали…
В этот раз мои слова привели к тому, что Рэдлин заметно смутился и замолчал… Но потом он всё же уточнил:
– Он был воином?
Вопрос «карающего» повис в воздухе среди внезапно обрушившейся на нас тишины – казалось, даже ветер перестал шуршать древесной листвой… Я же, угадав то, что так и осталось непроизнесённым, отрицательно качнула головой:
– Нет. Он был тяжело изранен разбойниками на тракте…
Услышав мои слова, Рэдлин не смог сдержать облегчённого вздоха, но, заметив, что это от меня не укрылось, смутился уже по-настоящему:
– Я сочувствую вашей беде, госпожа, но в то же время рад тому, что у вас нет причин держать зло на амэнцев… Наш глава тоже будет рад это услышать…
Вот теперь уже был мой черёд вопросительно поднять брови:
– При чём тут ваш глава, Рэдлин?
В следующие несколько мгновений я смогла убедиться в том, что румянец хорошо виден даже на очень смуглой коже, а Рэдлин едва слышно прошептал:
– Глава приказал мне вызнать, не пострадала ли ваша семья во время одной из свар между нашими княжествами… И ещё он хотел бы знать, не принесли ли вы, госпожа, обета полного служения Милостивой…
Услышав такие речи, я покрепче сжала узду лошади. Так вот откуда и дорогой подарок, и просьба о благословении!.. Седобородый, ну за что мне это?.. Я по сей день не знаю, что делать с влюблённостью Ставгара, а теперь ещё и «карающий» строит на меня вполне понятные планы!..
Рэдлин же, заметив моё состояние, торопливо заметил:
– Не подумайте дурного, госпожа. Наш глава – хороший командир и человек чести. Он не оскорбит вас даже словом… Вся застава это подтвердит!..
Рэдлин собирался сказать мне что-то ещё, но я жестом остановила его излияния и произнесла:
– То, что ваш глава – человек чести, видно каждому… Что же до остального… Я не приносила полного обета, но еду в Мэлдин не для того, чтобы принимать в его стенах гостей… У меня есть определённые обязательства…
