Город, которым мы стали - Нора Кейта Джемисин

Бруклин, когда он, не найдя слов, качает головой. – Нормальным. Да, я понимаю. Я, как и ты, была уже готова позвонить своему психотерапевту, назначить срочный прием… особенно в тот миг, когда мне вдруг пришло в голову, что Грандмастер Флэш спасет меня от призрачных перистых чудовищ. Но такую странность точно не могло породить ни мое подсознание, ни радиоволны инопланетян, ни что-либо еще. – Она крутит пальцем у виска. – Я только все пытаюсь понять, как твой сосед смог их увидеть. Даже на том видео… никто кроме меня не замечал, что ты с чем-то сражался на магистрали. Не считая тебя, твой сосед – первый на моей памяти, кто… эм-м… видит глазами города.

– Вообще-то на ФДР был еще один такой человек, – говорит Мэнни. – Девушка, которая сидела за рулем такси, видела ту большую, э-э-э… тварь с усиками. А другие люди, похоже, отчасти осознавали, что там что-то есть. Они пытались объехать ее, если успевали. Поэтому пробка и образовалась.

– То есть странности замечают лишь те, кому надо, и больше никто. Ладно. – Бруклин усмехается.

Но она, похоже, права. Мэнни вспоминает, как Бел все время щурился, глядя на окружившие их белые усики, словно он едва их видел и был не до конца уверен, что они реальны. Тем не менее Бел замечал больше, чем многие люди на магистрали ФДР. И Мэдисон тоже. Они оба должны были увидеть усики, иначе те бы навредили им…

Нет, не так. Мэнни хмурится в ответ на собственные мысли, ощущая, что его логика неверна, причем яснее всего это почувствовала та расчетливая, жестоко-рациональная часть него, которая, похоже, осталась от его старой личности. И эта часть предложила ему иное объяснение: «Бел ничем не смог бы тебе помочь, если бы не видел усики, – говорит она. – А если бы Женщина в Белом захватила его разум, то проблем у тебя стало бы больше. Оставаясь в здравом уме, он был хотя бы… полезен».

Да. Наличные деньги Бела подали ему идею воспользоваться кредиткой – которую теперь нужно заблокировать, ведь он, дурак, просто бросил ее там, – а тревога за Бела заставила Мэнни сосредоточиться. И Мэдисон не согласилась бы пойти на таран, не увидь она гигантский фонтан усиков, плещущийся на магистрали ФДР. Так что да, как и сказала Бруклин, видели их только те, кому это было необходимо… но необходимость определял не Бел и не Мэдисон. Дело было в Мэнни – это ему было нужно, чтобы другие узнали про усики, благодаря чему он мог воспользоваться этими людьми, как инструментами.

Город поступил так с Белом и Мэдисон, и точно с таким же холодным расчетом он отнял у Мэнни его личность, оставив лишь приятную наружность и способность беспощадно пугать незнакомцев, заставляя их исполнять его волю. И если это правда… тогда Мэнни не уверен, что может считать город своим союзником. И он не уверен, что оказался на стороне хороших ребят.

Мысли Бруклин, похоже, движутся в похожем направлении.

– Ты все еще хочешь пройти тот «курс молодого ньюйоркца»?

– А разве у меня есть выбор? – Он слышит в собственном голосе горечь.

– Конечно, есть. – Когда Мэнни поднимает на Бруклин удивленный взгляд, она пожимает плечами. – Выбор есть у всех. Какие бы странности сейчас ни происходили, они связаны с городом, так что самый очевидный способ все прекратить – это уехать из него.

Мэнни… ожидал услышать от нее совсем не это. Но, хмурясь и глядя на Бруклин, он чувствует, что она не ошибается. Можно просто уехать. Вернуться в… Он не помнит, откуда приехал, но это ведь и неважно, верно? Можно поехать на Пенсильванский вокзал, запрыгнуть в ближайший поезд до Филадельфии, или Бостона, или любого другого города, разорвать договор аренды и не явиться на учебу. Он потеряет кучу денег и собственную гордость, но, может быть, к нему вернется память. И, самое важное, он откуда-то знает, что вместо него Манхэттеном станет кто-то другой. Обязанность сражаться с невидимыми глубоководными тварями и одержимыми рыночными аналитиками ляжет на другие плечи – а Мэнни понимает, что таких битв будет еще много. Все случившееся – это лишь пролог к чему-то более масштабному.

Когда настанет время, город вступит в войну с той армией, которой будет располагать на тот момент. Хочет ли Мэнни оказаться в этой армии? Он в этом не уверен.

Наконец появляется автобус, неприлично медленно выезжающий из-за угла. У Мэнни в бумажнике лежит проездной, купленный его прежним «я». Он надеется, что не поскупился и купил безлимитные поездки.

Они садятся в автобус. (Карточка не безлимитная, но прото-Мэнни положил на нее пятьдесят долларов. Молодец, прото-Мэнни.) Затем автобус отъезжает от обочины, медленно, как тягучая патока, стекающая с ложки. Боже, помоги Куинсу и Бронксу, ведь пока Мэнни и Бруклин будут добираться до них, Нью-Йорк уже успеет обратиться в руины. Впрочем, пока они едут, Мэнни решает временно сосредоточиться на том, что в его силах.

– Ладно, расскажи мне о Нью-Йорке, – говорит он. – И рассказывай так, будто я никогда здесь не был или не помню о том, что был. Потому что я, э-э-э, и правда не помню.

– Ты не…

Мэнни делает глубокий вдох.

– Я… не помню, кем был прежде.

– Что?

Мэнни пытается объяснить, и оказывается, что это не так-то просто. Он рассказывает ей обо всем, что произошло на Пенсильванском вокзале, о том, что он помнит слова песен Эм-Си Свободной, но не помнит лица своей матери. Когда он умолкает, Бруклин не отрываясь смотрит на него. Время идет, и Мэнни уже думает, что она ничего не скажет про его амнезию, как вдруг Бруклин говорит:

– Я слышу музыку.

Он хмурится, не понимая, к чему это. Бруклин продолжает:

– Я все время ее слышу. Еще в детстве я постоянно битбоксила, выдумывала тексты, разговаривала сама с собой в метро на платформе. Ну, ты видел, наверное, таких чудиков. А теперь я будто слышу целые, мать их, симфонии. Щелчки женских каблуков по тротуару. Рокот неисправного ремня ГРМ старой машины. Как школьницы играют в ладошки и что-то скандируют в ритм… От всего этого в моей голове начинается целый концерт. Это похоже на какой-нибудь тиннитус [15], но только прекрасный и музыкальный. – Бруклин трет лицо руками. – Он пробудил ту часть меня, которую я уже давно оставила в прошлом. И оставила я ее не просто так, а чтобы можно было сосредоточиться на самом, черт возьми, важном.

– А музыка не важна?

– Не так важна, как медицинская страховка для моей малышки. – Она хмурится. – К тому же я устала от шоу-бизнеса еще до того, как ушла. Меня все время пытались заставить измениться, стать сексуальнее, жестче и всякое такое. Когда родилась дочка, я решила, что больше не могу так жить, и сейчас я счастлива. Но эта новая музыка словно пытается сделать меня прежней. А это неправильно. Свободной больше нет.

Сначала он слышит: «Свободы больше нет», – потом понимает, о чем она, и лишь тогда осознает, зачем Бруклин ему это рассказала.

– Ты думаешь, что, становясь частью города, мы меняемся, – говорит Мэнни. – Что он переделывает нас, но каждого по-разному.

– Ну да. Думаю, что это, гм, цена за то, что мы получаем. Твои воспоминания, мое душевное спокойствие, и кто знает, что пришлось отдать другим. Но, наверное, так и должно быть? Став городом… – Она качает головой. – Возможно, мы больше и не можем оставаться обыкновенными людьми.

«Ты точно не человек», – вспоминает Мэнни слова Женщины в Белом. Он думал, что она лжет, но…

Внезапно Бруклин издает не то вздох, не то стон и потирает глаза.

– К черту все. Давай сосредоточимся. Так. Нью-Йорк для чайников. – Она включает свой телефон, пролистывает несколько приложений, а затем поворачивает экран к нему. На нем Мэнни видит уже знакомую карту нью-йоркского метро.

– Манхэттен, – говорит она, указывая на узкий остров посередине. Мэнни едва сдерживается, чтобы не вздрогнуть. Затем, начиная с верха и двигаясь по часовой стрелке, она перечисляет все боро, указывая на них маленьким стилусом. – Бронкс, Куинс, Бруклин, Статен-Айленд. Официально в город входят только они, хотя Лонг-Айленд, вообще-то, находится на том же острове, что и Бруклин с Куинсом. Йонкерс