Ознакомительная версия.
Адолин и Кобальтовая гвардия бросились вперед. Храбрец и Чистокровный галопом пронеслись мимо; у каждого на спине было по трое раненых. Далинар очень не хотел оставлять так много раненых на склонах, но Заповеди были ясны. В этом случае важнее было защитить тех, кого он мог спасти.
Далинар повернулся к главной силе паршенди слева от себя, чтобы удержать открытым проход для своего войска. Многие солдаты спешили к свободе, но несколько отрядов доказали свою отвагу, продолжая сражаться по обеим сторонам зазора, расширяя его. Пот просочился сквозь повязку на лбу Далинара, и капли потекли мимо брови в левый глаз. Выругавшись, он хотел было поднять забрало… и застыл.
Ряды противника расступались, открывая стоявшего среди них семифутового гиганта в блестящем серебристом доспехе. Тот сидел плотно, как может сидеть только осколочный доспех, облегая громадное тело паршенди. Его осколочный клинок выглядел зловеще – зазубренный, точно застывшее пламя. Он отсалютовал этим клинком Далинару.
– Сейчас? – удивленно заорал князь. – Ты явился сейчас?!
Осколочник шагнул вперед, стальные ботинки звякнули о камни. Другие паршенди отпрянули.
– Почему не раньше? – сердито спросил Далинар, в спешке принимая стойку ветра и смаргивая пот с левого глаза. Он находился поблизости от тени большой прямоугольной скалы, похожей на стоявшую на боку книгу. – Почему ты прождал всю битву и напал только сейчас? Когда…
Когда сам Далинар почти сбежал. Вероятно, осколочник-паршенди позволял своим бойцам бросаться на него, пока казалось, что тот вот-вот падет. Возможно, пехотинцам-паршенди, как и людям, давали шанс добыть для себя осколки. Теперь, когда появился шанс спастись, угроза утраты доспеха и меча слишком возросла, и против Далинара послали осколочника.
Воин в серебристом доспехе шел вперед, что-то говоря на своем неразборчивом языке. Князь не понимал ни слова. Он поднял клинок и принял стойку. Паршенди что-то еще сказал, потом фыркнул и, сделав шаг, замахнулся.
Далинар выругался вполголоса; он по-прежнему был слеп на левый глаз. Отпрянул, отбил удар противника. От фехтовального приема все тело содрогнулось. Мышцы реагировали вяло. Буресвет из трещин в доспехе еще вытекал, но уже слабее. Вскоре броня перестанет его слушаться.
Осколочник-паршенди снова атаковал. Его манера обращения с клинком была незнакома Далинару, но чувствовалось, что перед ним умелый мечник, а не дикарь, который забавляется с мощным оружием. Осколочник был опытным. Далинару снова пришлось парировать – стойка ветра для этого не предназначалась. Обремененные весом доспеха, мышцы реагировали слишком медленно, чтобы уклоняться, но броня чересчур потрескалась, и князь не мог рисковать, принимая удар.
Он с трудом удержал стойку. Стиснул зубы, собрал все силы и следующий удар паршенди встретил во всеоружии. Клинки скрестились с яростным звоном, искры полетели веером, словно кто-то выплеснул ведро расплавленного металла.
Далинар быстро пришел в себя и бросился вперед, пытаясь ударить противника плечом в грудь. Но паршенди был полон сил, на доспехе – ни единой трещины. Он легко увернулся и едва не ударил Далинара в спину.
Князь успел уклониться. Тут же повернулся и прыгнул на небольшой уступ, потом шагнул на другой, повыше, и забрался на вершину скалы. Паршенди, как Далинар и надеялся, последовал за ним. Ненадежная опора поднимала ставки – и его это вполне устраивало. Враг мог покончить с ним одним ударом. Что ж, он рискнет.
Когда паршенди приблизился к вершине скалы, Далинар воспользовался преимуществом крепкой опоры и высоты и ударил. Паршенди даже не попытался уклониться. Он принял удар на шлем, который треснул, и замахнулся, целясь в ноги Далинару.
Тот отпрыгнул назад, проклиная свою медлительность. Он едва успел увернуться и не смог ударить второй раз до того, как паршенди забрался на скалу.
Враг сделал агрессивный выпад. Стиснув зубы, Далинар шагнул вперед, подставляя под удар предплечье и моля Вестников, чтобы броневая пластина выдержала. Клинок паршенди обрушился на доспех и расколол его, по всей руке Далинара прошла волна сильной дрожи. Латная перчатка вдруг обрела свинцовую тяжесть, но Далинар продолжал двигаться, занося собственный осколочный клинок для ответной атаки.
Целился он не в броню паршенди, а в скалу под ним.
Оплавленные осколки наруча Далинара еще не упали на землю, а он уже рассек уступ под ногами противника. Огромный кусок скалы поехал вниз, и осколочник, потеряв равновесие, полетел вместе с ним спиной вперед и ударился с грохотом о камни.
Далинар ударил о землю кулаком той руки, где сломался наруч, и снял латную перчатку. Высвободил руку, и свежий воздух охладил вспотевшую кожу. Князь бросил перчатку – она все равно была бесполезной без наруча – и с яростным криком ударил, держа клинок одной рукой. Отсек еще один кусок скалы, и тот полетел на осколочника.
Паршенди как раз поднялся пошатываясь, но камень ударил его по голове; раздался громкий треск, и выплеснулось облако буресвета. Далинар спустился, пытаясь добраться до врага, пока тот не шевелился. К несчастью, правая нога Далинара потяжелела, и, достигнув подножия скалы, он сильно хромал. Сняв латный ботинок, он не смог бы удерживать вес остального осколочного доспеха.
Паршенди поднялся. Князь остановился и стиснул зубы. Слишком медленно. Доспех паршенди, хоть и треснувший в нескольких местах, был в несравнимо лучшем состоянии, чем броня Далинара. Удивительное дело, но враг сумел сохранить свой осколочный клинок. Он наклонил бронированную голову в сторону Далинара; глаза его были спрятаны за щелью в забрале. Вокруг другие паршенди молча наблюдали, не приближаясь и не вмешиваясь.
Князь поднял клинок, держа его обеими руками. Ветерок холодил покрытую липким потом беззащитную кисть.
Нет смысла бежать. Здесь его поле битвы.
Впервые за много, много месяцев Каладин чувствовал себя совершенно живым и полным сил.
Красота копья, его свист в воздухе. Единство тела и разума, мгновенная реакция рук и ног, быстрота, превышающая скорость мысли. Ясность и привычность старых приемов с копьем, изученных в самое жуткое время его жизни.
Оружие было продолжением его самого; он обращался с ним с той же легкостью и инстинктивностью, что и с собственными пальцами. Каладин вертелся, убивая паршенди, верша возмездие за то, что те убили стольких его друзей. Возмездие за каждую стрелу, которую выпустили в него, живую мишень.
Буресвет восторженно пульсировал внутри, и Каладин чувствовал, что у битвы есть ритм. Почти такой же, как у песни паршенди.
А враги действительно пели. Они пришли в себя после того, как увидели, что Каладин поглощает буресвет и произносит Второй идеал. Теперь паршенди нападали волнами, неистово прорываясь к мосту, чтобы сбросить его в пропасть. Некоторые перепрыгнули на другую сторону, чтобы атаковать там, но Моаш привел мостовиков – и, удивительное дело, они держались.
Ознакомительная версия.
