Дыхание. Смерть ринханто - Габриэль Коста

– Да ты издеваешься! Я только из моря вынырнул! – Азель подскочил и покраснел от злости.

Риса дала ему щелбан. Показательные вспышки его гнева ее совсем не пугали.

– Не пойду мыться! Ясно тебе?! – завопил дипломат.

Спустя полчаса все парни оказались в деревянных ваннах.

– Тебе не кажется, что в нашей группе главные – женщины? – поинтересовался Гилем у Азеля. Тот зашипел на него. – А что? Одна гириена, которая может откусить всем нам голову, другая зарежет табуреткой, и Риса, ее я боюсь и без всяких боевых способностей. Нас больше, но мы все сидим в ваннах. Этот дом явно использовался армией короля. Кому нужно столько ванн? Есть же купальни.

– Здесь нет купален… – пробурчал Айон и нырнул в воду до глаз.

– А еще не забывай, Ледая слышит твое нытье, и откушенная голова легко может стать реальностью, – скептически дополнил негодование книгописца Редлай. – Даже меня засунули в ванну, так что сидим молча обещанные двадцать минут и благополучно идем есть и спать.

– Да они даже Кайла засунули в ванну, о чем речь? – Илай бурчал и водил рукой по воде. – Никого не смущает тот факт, что он… утонул?

Все посмотрели на Кайла, который погрузился в воду наполовину. Обычно его сразу выталкивало на поверхность. С потери им сознания прошло часа три, и татуировка ни капли не восстановилась. Его лучшему другу Азелю пришлось раздевать его и засовывать в ванну. Иначе дипломату пообещали забросить их обоих в загон с Метеором. Сам же феникс ходил по двору, благо высокий забор позволял скрыть его гордую голову от любопытных глаз. Айон провел с ним беседу по поводу пламени и полетов и надеялся, что сюрпризов не будет. Принц так устал, что у него пропало всякое стеснение перед остальной командой, желание спорить и даже планы о стрижке не волновали его. Все, что хотелось Айону, – поесть, доползти до кровати и уснуть на следующие пару дней. Помимо его проклятия их настигла буря, пираты и Элизабет. Он знал, что настоящие проблемы еще впереди. Ледая и Редлай, растерянные, часто смотрели куда-то в сторону. Они так сильно уважали и боялись свою маму, что и Айону становилось не по себе.

– Думаю, причину, по которой он не тонет, нам объяснила Ледая, – вырвал Айона из размышлений Гилем. – Его пламя настолько ослабло, что даже первичное проявление искры частично исчезло. Предполагаю, он оказался близок к смерти. Интересно увидеть его на пике сил, но не ценой жизни даже такого вредного паршивца.

– Кто бы говорил, – прошептал Редлай.

– Вы вообще знаете легенду о Великом пламени? – спросил Гилем и привлек к себе удивленные взгляды всех, кроме Азеля. – Так и знал. Книги читаю здесь только я.

– Оттого ты и книгописец, – пошутил Илай.

– И то верно, дружище, – мягко улыбнулся Гилем. Ванна его расслабила, и постоянный поток мыслей в голове успокоился. – Вечное пламя. Система богов у каждой расы своя… Но все сходятся во мнении, что существовали или существуют Богиня пламени, Великое пламя и кузница мироздания. Три силы, что олицетворяют мир – Виарум. У каждой расы можно найти свои названия, и все же… Мы часто кричим: «Боги!», хотя богиня вроде как одна. Почему мы продолжаем так говорить? Потому что есть забытая вера в семь ее сыновей, которые тоже стали богами. Но сейчас о них позабыли…

– Почему? – оживился Илай.

– Потому что в нас, людях, горит Великое пламя. Искры. Я не жил во времена Великой Войны, и слава богам. – Гилем усмехнулся. – Слезы Богини пламени есть камни, разрушение одного из них даровало нам силу. На этом и живет вера в нынешнее устройство мира, а на чем живет вера в семи богов, неизвестно.

Повисло молчание.

– Так вот, могу сделать острожное предположение, что искры и пламя никуда не исчезают. – Гилем продолжал рассуждать, и никто не мешал ему говорить. – После смерти человека искра возвращается в Великое пламя и потом в новой форме дается другому. Насколько она преображается, неизвестно. Это объясняет, почему существуют потомственные рода, которые объединяют людей с похожими способностями. – Гилем кивает. – Илай у нас накапливает свет в себе, а его отец, к примеру, создает миражи, что тоже – эффект от воздействия света.

– Даже наш смотритель – сын главы рода, – подтвердил Азель, смотря перед собой. Разговор отчего-то давался ему непросто.

– Да. Тот факт, что после пробуждения костра и исчерпания пламени Кайл начал тонуть, наводит меня на некую мысль. И она не самая радостная. Достижение предела сил и последующее разрушение искры, вероятно, может потушить ее навсегда, и она не вернется в Великое пламя. Это тупик для Великого пламени. – Он затих. – Но вообще, это лишь мои предположения. Никто не знает наверняка, даже я.

– Считаю, что ты прав… – Азель посмотрел на него. – Знаете что? Кажется, мы уже не просто искупались. А перегрелись! Пойдемте отсюда. – Он поднялся из ванны и встал на зеленую траву.

Рядом с ваннами лежала уже новая, чистая одежда. Каждый перед купанием подготовил себе комплект. Азель не хотел признавать, но Риса оказалась права. После ванны, в чистой одежде и обуви, он вновь почувствовал себя уважаемым дипломатом, а не дикарем на неизвестном острове. Пока все одевались и вытаскивали Кайла, Азель смотрел то на Метеора, то на небо. Он положил себе руку на лоб, проверяя температуру. Перегрелся. Ему уже даже есть не хотелось. За пять минут его тяжелых, но бессмысленных размышлений все успели даже одеть Кайла и взвалили его Редлаю на спину. Илай и Айон перевернули ванны, и вода потекла в отведенный для этого сток. Парни посмотрели друг на друга. Азель усмехнулся. Он обычно и так сиял, как начищенная монета, а сейчас и вовсе олицетворял свою искру – быть молодым и красивым. Гилем подошел к нему.

– Знаешь, удивлен тому, где расположена твоя татуировка. – Он ударил Азеля по бедру и дал деру до дома. – Теперь не только Риса видела ее.

– Вот придурок, – прошипел дипломат и посмотрел на чистую, но ужасно усталую команду. – Ладно. Есть и спать.

– Эти слова надо увековечить на гербе, – прошептал Айон.

Когда они вошли в дом, девушки уже сидели за накрытым столом и ждали их. Они управились с водными процедурами гораздо быстрее. Риса за обед успела несколько раз начать заново встречаться с Азелем, подшучивая над его чистым видом. Однако дипломат так устал, что уже плевал на все подколы и шпильки от кого бы то ни было. Он смотрел в тарелку, стоящую перед