В первый день меня внимательно осмотрел какой-то врач — спокойный, сдержанный человек в зеленом одеянии, свидетельствующем о его принадлежности к касте медиков. Инструменты, которые он при этом использовал, и вопросы, которые он задавал, очень напоминали подобную процедуру в любой поликлинике Земли. Особый интерес в его довольно примитивно обставленном кабинете у меня вызвали так называемые энергетические светильники — горианское изобретение. Хотя кабинет был залит ровным ярким светом, я нигде не заметила ни лампочек в светильниках, ни тянущихся к ним проводов или каких-нибудь батарей. Некоторые инструменты также были далеко не так примитивны, как можно было ожидать на этой рабовладельческой планете. На столе у врача, к примеру, стоял небольшой прибор с широким штативом, экраном и прозрачной пластиной внизу. Врач устанавливал на пластину нанесенный на стекло мазок из взятой у меня крови или мочи, и на экране тут же появлялось их увеличенное во много раз изображение. По принципу действия прибор очень напоминал микроскоп, но у него не было ни подсвечивающих зеркал, ни окуляров с увеличительными стеклами. Врач бросал на экран мимолетный взгляд и тонкой пипеткой иногда добавлял на мазки несколько капель каких-то жидкостей. Во время моего первого визита к врачу медик с охранником большую часть времени, казалось, совершенно не обращали на меня внимания и были заняты малопонятным для меня разговором. Мне же оставалось только отвечать на скупые вопросы врача, что я и делала со свойственной для меня пунктуальностью. Нельзя сказать, что врач был в чем-то недобр ко мне, но он обращался со мной как с каким-то животным. Когда меня не осматривали, я вынуждена была стоять на коленях в углу кабинета, а врач с охранником обсуждали меня так, словно меня здесь не было.
Закончив обследование, врач смешал несколько порошков в четырех различных колбах, добавил к ним воды и разлил в стаканы. Мне приказали это выпить. Смесь в последнем стакане оказалась довольно горькой.
— Ей нужна стабилизирующая сыворотка, — сказал врач.
Охранник понимающе кивнул.
— Она вводится в четыре приема. — Врач указал на стоящую в углу комнаты кушетку, по краям которой свисали четыре пары ремней.
Охранник велел мне лечь на кушетку лицом вниз и ремнями связал мне руки и ноги. Врач тем временем насадил иглу на шприц и заполнил его какой-то жидкостью из флакончика, стоявшего на одной из полок в его шкафу.
Укол оказался довольно болезненным. Я не выдержала и закричала.
Врач с охранником на несколько минут оставили меня и вернулись к столу, где медик занялся заполнением бумаг. Затем он снова подошел ко мне и проверил ранку от укола. Очевидно, реакция организма была такой, как он ожидал. Мне позволили встать.
— Одевайся, — приказал врач.
Я быстро надела на себя рубаху и подвязала ее кожаным пояском.
Мне очень хотелось поговорить с медиком. В его кабинете находилось оборудование, свидетельствующее о высокоразвитых технологиях, имеющихся в распоряжении его создателей, что коренным образом отличалось от того, с чем мне до сих пор приходилось сталкиваться в этом очень красивом, но грубом и примитивном мире. Однако охранник без разговоров тупым концом копья вытолкал меня в коридор. В дверях я оглянулась и бросила на медика умоляющий взгляд. Он посмотрел на меня с удивлением.
У выхода нас уже дожидались девушки и сопровождавший их охранник. Меня присоединили к общему каравану, выделили часть поклажи, и мы вернулись в арендуемый Тарго невольничий барак.
Мне показалось, что по дороге за нами наблюдал какой-то небольшого роста человек в черном одеянии, но с уверенностью сказать об этом я не могла.
В последующие четыре дня мы регулярно заходили в дом медицины. В первое посещение, как я уже писала, меня обследовали, дали какие-то порошки и сделали первый укол стабилизирующей сыворотки. На второй, третий и четвертый день мне сделали остальные уколы этой серии, а на пятый — врач провел последний осмотр.
— Сыворотка введена, действует на организм эффективно, — подытожил он свои наблюдения.
— Хорошо, — сказал охранник.
Во второе наше посещение, после укола, я, несмотря на присутствие охранника, попыталась заговорить с врачом и получить от него хоть какую-то интересующую меня информацию. Охранник не стал наказывать меня плетью, но дважды ударил меня по лицу, в кровь разбив губы, и заткнул рот кляпом.
На улице он посмотрел на меня с укором и спросил:
— Ты хочешь вернуться в барак с кляпом во рту? — спросил он.
Я отчаянно замотала головой. Нет! Если я вернусь с кляпом во рту, Тарго, конечно, тут же узнает о причине моего наказания и, несомненно, прикажет охранникам дать мне плетей. Один раз я уже видела, как это происходит. Девушке связали руки и ноги, и охранник отсчитал ей положенное число ударов, но не той кожаной плетью, которой Лана наказывала меня, а настоящей горианской плетью-семихвосткой. Причем мужчина вкладывал в удар всю свою силу. Нет, у меня не было желания испробовать это на себе. Я буду умолять его отменить свое наказание! Я сделаю все, что он захочет!
— Значит, маленькая рабыня просит у своего охранника прощения? — спросил он.
— Да! Да! — закивала я головой.
Тяжело быть рабыней. Мужчины дразнят тебя. Они дают тебе надежду на прощение, но в любую секунду их настроение может измениться, и на лице у них снова появится суровое выражение. Ты должна все время следить за тем, что ты говоришь и что делаешь. У них есть плети, у них есть власть над тобой!
Я опустилась перед охранником на колени и, как это однажды делала Лана, прикоснулась головой к его ногам.
— Хорошо, — сказал он, вытаскивая у меня изо рта кляп.
Я с благодарностью посмотрела на него и снова, как Лана, коснулась головой его сандалий.
Внезапно он рывком поднял меня и прижал к себе.
Я с ужасом подумала, что он решил меня изнасиловать.
— Ха-ха-ха! — услышала я голос второго охранника. — И это в то время, когда уже давно пора возвращаться в бараки!
Мой охранник раздраженно оттолкнул меня в сторону.
— К тому же, — с громким хохотом добавил второй охранник, — она еще рабыня белого шелка!
Стоящие рядом невольницы весело рассмеялись.
Раздражение моего охранника мгновенно улеглось. Он тоже рассмеялся и, перекинув меня через колено, как маленького ребенка, отвесил мне пониже спины несколько звучных шлепков.
Мне было больно, но еще больше я радовалась возможности снова шагать в общем невольничьем караване и вместе со всеми нести на голове поклажу.
Девушки, даже Юта, громко смеялись.
Я чувствовала себя униженной.
