— Придет, — захихикал тот, глядя на нее замаслившимися глазами.
Соня смерила его презрительным взглядом и, пройдя в глубину помещения, привычно села в кресло главаря. Хункар опустился невдалеке на какой-то хлам и, сжав голову руками, невидящим взглядом смотрел в пустоту перед собой.
Утром он попробовал еще раз уговорить сестру, но та наотрез ему отказала. Теперь его трясло от страха, хотя парень изо всех сил старается не подавать виду.
Предводитель пришел довольно скоро. Он удивленно посмотрел на Хункара, поднявшегося со своего места при его появлении. Соня не шелохнулась, деланно безразличным взглядом смерив Удода!
— Принес? — усмехнулся главарь. — Я не сомневался…
Закончить фразу он не успел. Краем глаза он уловил резкое движение Сони, но и только: кинжал, который мгновение назад она держала за спиной, уже вонзился в живот Удода.
Главарь, согнувшись, схватился руками за рукоять, и лицо его исказилось от боли. Он качнулся, попытался шагнуть к ненавистной девчонке и рухнул лицом вниз. Тюк и Волчий Клык вскочили. Но тут в руках Сони блеснул еще один клинок — и парни тут же уселись обратно.
— Вы ведь ничего не видели? — выразительно спросила Соня.
Нагнувшись, она ловким движением перерезала Удоду шею от уха до уха. Лицо ее осталось, спокойным, только мстительная усмешка заиграла на губах.
Оба мальчишки дружно замотали головами.
«Твой отец свидетелей оставлять не любил», — вспомнила Соня слова Рашмаджана.
— Может… — повернулась она к Хункару.
— Что ты? Что ты? — с исказившимся от ужаса лицом, тот замахал руками.
— Слюнтяй! — Она посмотрела на брата и повернулась к намертво приклеившимся к стене мальчишкам. — Возьмите вашего бывшего, — она небрежно кивнула на скорчившееся на полу тело, около которого растекалась порядочная лужа крови, — и отнесите его за изгородь, в конце тупика. Ну? Что застыли?..
Тюк и Волчий Клык стремительно рванулись со своих насестов. Схватив Удода за руки и за ноги, они проворно поволокли тело к выходу.
— Стойте! — Соня подошла к ним, выдернула клинок из раны.
Вытерев его об одежду убитого, она кивнула парнишкам и повернулась к Хункару:
— Вот и все, — произнесла она так буднично и просто, что у Хункара по спине пробежал противный холод. — Ты никому ничего не должен.
— Прав был Талгат, — переведя дух, сказал старший брат, — ты, Соня, настоящая змея… Рыжая змея, — добавил он, и впервые за последние дни на его губах показалась слабая улыбка.
* * *
Когда они вошли во двор, отец вновь ждал детей у порога.
— Я ведь тебе ясно сказал: не дальше дома твоей подружки, — устало произнес он. — Мое терпение иссякло. Иди за мной.
Соня поспешила следом и увидела мать, держащую лист пергамента.
— Ну, вот и все! — почти теми же словами, что Соня произнесла чуть раньше, приветствовала ее Сиэри. — Наконец-то я смогу вздохнуть спокойно.
Девочка вопросительно посмотрела на нее, потом перевела взгляд на отца.
— Мой старый знакомый прислал письмо — кивнул отец на пергамент в руке жены, — он приглашает тебя пожить у него.
— Где это? — не поняла Соня.
— Поедешь в Хауран, — сказал Келемет, и по его голосу Соня поняла, что этот вопрос решен окончательно и любые споры бесполезны. — Поживешь там год или два. Обучишься всему, что стоит знать приличной девице. Маади был не последним человеком в столице, а уж в провинции и вовсе стал важной персоной. Кстати, у него дочь твоих лет, — продолжал отец. — Подружишься с достойными людьми, а не с теми шалопаями, с которыми водится твой брат. Так что собирайся. Завтра отправишься в путь…
— Но я не хочу уезжать отсюда, отец! Как же мы расстанемся? — Неожиданно даже для самой себя Соня хлюпнула носом. — Я вас всех так люблю, да и мама будет переживать…
Сиэри растерялась от подобных речей строптивой девчонки, и на ее глаза навернулись слезы.
— Келемет, — повернулась она к мужу. — Может быть…
Тот не дал ей договорить и твердо произнес;
— Соня уедет. — Он устало повернулся к дочери и улыбнулся. — Пойми, малышка, это тебе не в наказание… хотя ты его вполне заслуживаешь! И не простая прихоть… Маади прислал мне письмо неспроста. Он сообщает тревожные вести. Мы с матерью вынуждены отправить вас, тебя и Алну, подальше отсюда: времена наступают неспокойные. А в Хауране пока все мирно…
Соня кивнула. Хотя она не вполне понимала намеки отца, но привыкла, что Келемет всегда знает, о чем говорит. Девочка напряженно ждала Продолжения.
— Ална завтра уедет в свой храм, к сестрам, — в глазах Келемета, как показалось Соне, промелькнула смешливая искорка, но тут же исчезла, уступив место озабоченности, — а мы с мамой и с мальчиками будем пока управляться тут. Ну а там видно будет. Всякое бывает, — вздохнул он, обведя семейство глазами. — Так что иди, Рыжая, собирай вещи. Ничего не поделаешь, дочка.
* * *
Когда на следующее утро несколько всадников по извилистой тропе взобрались на перевал и весь Майран оказался перед ними как на ладони, один из верховых, обернувшись к Соне, бросил:
— Посмотри на свой город, девочка! Неизвестно, когда увидишь его в следующий раз.
— Очень даже известно, — возразила Соня. — Отец сказал: следующим летом я смогу на пару лун вернуться домой, навестить их.
Сама она не очень верила в то, что так и будет: в прощальных словах отца Соня уловила скрытую тревогу и невысказанное предостережение. Но девочке не хотелось выказывать слабость или сомнения при посторонних…
— Ну, тогда конечно. Келемету можно верить… — Мужчина сумрачно усмехнулся в бороду и тронул коня: — В путь!
Соня все же повернулась взглянуть на город, и на мгновение ей стало немного грустно: окончились ее дни среди лихих майранских мальчишек. Стало жаль пропавшего средь бурных волн Талгата и других, кому больше не радоваться солнцу и соленому запаху моря… Но грусть промелькнула мимолетным облачком и уступила место новым надеждам.
Девочка тронула поводья и поскакала вслед за спутниками, ни разу больше не оглянувшись.
