к рассвету. Может быть, чуть позже, это от многого зависит, – Арно долго держался лучше, чем можно было предполагать, но чуду здесь взяться неоткуда. – С вашего разрешения, я вас покину. Успокоительное у вас есть.
– Я иду с вами.
– Нет.
– А вы сможете врать? Голосом, глазами? – Арно эта встреча не нужна, значит, ее не будет. – Нет, сударь, к нему я вас не пущу.
– Да, вы умеете решать за других, – отступать старик не собирался, – но перед смертью дела есть у любого. Их следует привести в порядок, а для этого нужно знать, что… что это конец. Я бы предпочел знать.
– Вы живете без завещания? Никогда бы не подумал.
– Нет, конечно, и все же пошлите хотя бы за клириком. Я понимаю, в Кэналлоа Создателя не ожидают…
– Не сказал бы, что его ожидают в той же Олларии.
– С вами трудно спорить.
– Спорите вы не со мной, а с Франциском и Адрианом, – и еще с чем-то, что понять нельзя, только почувствовать. – Первый решил, что клирики провожают уходящих на войну и встречают вернувшихся, а между проводами и встречей ходатаями за погибших являются их деяния и мысли. Второй приравнял к исповеди задушевные разговоры перед и после боя. Мы проговорили с Арно прошлую ночь, я буду рядом с ним и в эту, а вам лучше выпить ваше успокоительное и лечь.
– Я не смогу. Вы же не ложитесь…
– Я могу понадобиться Арно, вы – нет. Если вы твердо решили не спать, займитесь наградными, начиная с бергеров. Кракловы таллы поделили те, кто провожал его в Закат, а брать деньги на нынешнюю попойку у меня фок Варзов отказался.
2
Полуголый, казавшийся в свете костров огромным бергер выбросил вперед обмотанный полосками ткани кулачище, целя противнику если не в переносицу, то в подбородок. Противник, тоже немаленький, принял удар на выставленные вперед предплечья и в свою очередь попер вперед. Из рассеченной брови сочилась кровь, но опускать руки он уж точно не собирался. Парочка, шумно дыша, скакала в круге из костров, не переставая обмениваться ударами, каждый из которых свалил бы если не матерого быка, то хорошего бычка. Выглядело страшновато. Не знай Стивен, что происходит, он бы ждал убийства, но это была всего лишь игра, хотя колошматили воители друг друга со страстью бойцовых петухов. Зрители же, усугубляя сходство с петушиными боями, орали вовсю.
Капитан Хейл тоже орал. Во-первых, ему было весело, во-вторых, иначе его бы не поняли, а уходить было поздно и не хотелось. Как он позволил этому самому Кнуду затащить себя в бергерский лагерь, Стивен так и не понял, все вышло само собой. Вот он раздал стрелкам полученные от Алвы монеты, вот хлебнул из подсунутой пожилым интендантом пузатой фляги, а вот уже вокруг бергеры и костры; пахнет жарящимся мясом и кое-чем, совершенно в здешних краях неожиданным, а именно «топрым пифом», которое воители протащили через весь Талиг, чтобы распить по поводу «топрой попеты» и «стеланного тела».
То ли пойло у интенданта оказалось волшебным, то ли сегодняшний денек так всем перетряхнул мозги, что чужое разом становилось своим, а непонятное – понятным, но чудовищный выговор новоявленного приятеля Хейла не смущал. Говоря по правде, после второй кружки, куда вдобавок плеснули какой-то настойки, капитан вообще перестал обращать внимание на мелочи, зато осознал, что суровые хозяева его уважают. И как толкового командира – как стреляли, как стреляли! – и потому, что талигойская пехота оказалась лучше, чем думалось горцам, а уж когда выяснилось, что Хейл начинал воевать на севере и был у Бересклетки… Это стоило еще одной кружки, после чего все расселись ждать поспевающее мясо и в образовавшийся круг вывалилось двое раздетых по пояс здоровяков. Кнуд немедленно заорал, что победит «лефый», ему тут же возразили, Кнуд что-то рявкнул, в ответ заорали и орали, пока бергер в летах не бахнул в щит, после чего все начали поднимать руки по очереди. Стивен поддержал Кнуда, но, видимо, напутал, непонятно как поставив на другого бойца, того, что сейчас заливался кровью.
Ставки бергеры не отменяют, так что пришлось переходить на другую сторону круга. Там тоже было пиво и вопли. Странный день и заканчивался странновато, но хорошо, а почти очевидный проигрыш капитана не заботил – сам виноват, и вообще, постоянно везти не может. Удача, она такая: лучше проиграть пару монет, чем потерять в бою пару своих парней или заполучить паршивую рану самому.
Сколько и кому он сейчас продувает, Хейл не понимал, деньги у него имелись и их не было жаль, а парень с рассеченной бровью снова пошел вперед, пару раз достав соперника по ребрам. Рядом завопили еще громче. «Здоровяк» шустро отпрыгнул, уходя от следующего удара, шагнул в сторону и в свою очередь запустил кулачище в грудь противника. Того шатнуло назад, но на ногах парень удержался. Мотнул по-лошадиному головой, стряхивая заливавшую глаз кровь, и тут же словно переломился пополам, уходя от двух быстрых могучих ударов.
В голове у Стивена едва успело промелькнуть – «небось, как ядра просвистели», а «битая бровь» уже снова стоял прямо, зато «здоровяк», коротко перебрав ногами, в неожиданно наступившей тишине сел на задницу. Посидел так несколько мгновений, опираясь руками на землю, и поднялся, но как-то неуверенно. Соперник стоял неподвижно, словно чего-то ждал. Дождался. Тот бергер, что бил в щит, рявкнул не хуже бомбарды, в ответ грянул просто взрыв ора и воя. Сам Стивен был дружески огрет по плечу, причем приложивший капитана сосед… соседи прямо-таки сияли. Выходит «рассеченная бровь»… выиграл?
Нет, Хейл ничего ни у кого не спросил и даже ничего не сказал, он для этого слишком обалдел, но о гостях бергеры, если уж пригласили, не забывают. Довольные соседи наперебой принялись объяснять, что случилось. Видимо, они все же изъяснялись на талиг, иначе как бы Стивен уразумел, что парни бились для общего, в том числе и своего, удовольствия, без вражды и злобы, а раз так, доводить дело до крайности негоже.
Когда стало ясно, что «здоровяк» потрясен и легко будет добит, бой и прекратили. Какой-то уважаемый всеми Ульрих объявил, что победил Йоганн, значит, так и есть. А Йоганн молодец: и победил, и остановился вовремя, как и положено воителю, конечно, когда речь не идет о каких-то подлых «фаритах», которые забыли, что значит быть воителями, но вспоминать о них в такой день много чести. В такой день надо пить за сегодняшнюю доблесть и за вождей, но это под мясо, которое уже почти совсем готовое, а пока нужно наполнить кружки пивом и поднять их за удачу Йоганна, а те, кто выбирал Дитриха, будут
