К'арлайнд увидел, как другой глубинный гном наложил на тетиву стрелу и взвел арбалет. Дроу помахал своему бывшему рабу:
— Удачи! — и телепортировался обратно.
Все еще смеясь, он вернулся в лес. Вот это был прыжок! Он не ожидал, что потолок окажется таким низким. По воспоминаниям Флиндерспелда, пещера была огромной.
Увидит ли он глубинного гнома еще когда-нибудь, подумалось ему. Он надеялся, что другие свирфнеблины не убьют его бывшего раба, хотя и понимал, что это было бы гарантией того, что тот никогда уже не выдаст его. Он говорил себе, что были вполне практичные основания отпустить Флиндерспелда на волю. Во-первых, если К'арлайнда подвергнут еще одному заклятию правды, он сможет честно сказать, что глубинный гном отправился туда добровольно и ему не было причинено никакого вреда. А если когда-нибудь в будущем ему потребуется, чтобы глубинный гном сослужил ему какую-нибудь службу, благодарность Флиндерспелда за то, что ему сохранили жизнь, можно будет обратить в чувство обязанности.
И все же К'арлайнду будет не хватать его.
Маг прогнал эту мысль прочь. Не время для сантиментов. У него есть более насущная задача — встретиться с Квили и заполучить место в ее Доме.
Квили смотрела на перепутанные стальные колечки, изъеденные остатки кольчужной рубахи, прошедшей через желудок кравлера. Похоже, тайна внезапного исчезновения начинающей жрицы разрешилась. Надежды воскресить Талесте из мертвых не было. Не осталось ни осколка кости, лишь несколько обрывков кольчуги и бесформенный кусочек серебра, бывший некогда священным амулетом.
— Слезы Эйлистри, — пробормотала Квили, — да омоют ее душу.
Рядом с нею Ильрени повторила ее молитву.
Боевая наставница храма была крохотной женщиной, гибкой, как прутик, с тонкими чертами лица, высоко изогнутыми бровями и голосом высоким, почти пронзительным — как у ребенка. Мускулы ее, однако, были крепки, как бечевки, из которых делают плети, а воинские таланты — общеизвестны. Ей были вверены оборона Променада и одна из наиболее почитаемых реликвий: поющий меч, один из тех, с которыми Квили и ее товарищи ходили в бой против аватара Гонадоора. Меч Ильрени всегда держала при себе, в заплечных ножнах.
— Почему ты вызвала меня? — спросила Квили. — Ответ на нашу загадку представляется достаточно простым. Начинающую сожрал кравлер-падальщик, а останки ее оказались тут.
— Именно так думал и патруль, нашедший это, — ответила Ильрени, — пока они не пропели заклинание. Когда они обнаружили то, что еще здесь находится, то не захотели это трогать. Попробуй сама, и увидишь.
Квили пропела короткую молитву, проведя рукой над изуродованными остатками кольчуги. Вокруг овальной выпуклости, погребенной под массой, вспыхнула аура. Она переливалась мерцающими пурпурными огнями, прочерченными насквозь сплетающимися черными линиями.
Щелчок пальца жрицы поднял предмет на уровень глаз. Она описала пальцем круг, заставляя объект вращаться. Линии магической силы перемещались взад и вперед по поверхности пурпурной ауры, то образуя узоры, похожие на паутину, то сплетаясь в некое подобие сильно упрощенной руны детека. Аура тоже мерцала, переливалась от мягкого небесно-голубого до зловещего багрового. Квили сотворила заклинание, которое должно было подвергнуть двеомер анализу, но, как ни перебирала она нити Пряжи, единственной музыкой, издаваемой обсидианом, была какофония перепутанных нот. Она могла утверждать, что камень содержит в себе какое-то заклинание, но что-то не давало ей узнать больше. Впечатление было такое, что этот магический предмет находился в руке заклинателя, чья воля противостоит ей, хотя ясно было, что это не так.
Квили завершила свое заклинание провидения. Магические линии силы, которые оно делало видимыми, исчезли. Предмет снова казался не более чем овальным отполированным куском черного обсидиана.
— Никогда не встречала ничего подобного, — проронила Ильрени.
— Я тоже, — отозвалась Квили, — хотя это явно разновидность магии камней — и ей много тысяч лет, судя по архаичному начертанию руны.
— Что это за слово?
— Это зависит от того, написана она дворфами или гномами. Она читается как фровен, но обозначать может и «метать», и «искривлять».
Ильрени тихонько повторила слова.
— Думаешь, это какая-то ловушка?
— Нет, не думаю. — Квили задумчиво покачала головой. — Иначе она бы уже сработала, разве что она приходит в действие от прикосновения. — Она осторожно заставила камень опуститься на землю. Потом жрица нагнулась и внимательно изучила то место, откуда подняла его, — небольшую полость между обрывками кольчуги. — Это трогали?
— Нет, леди.
— Видишь этот клочок — там, где лежал камень? Похоже на кусочек кожи. Ручаюсь, что в момент смерти Талесте несла этот камень в своей сумке. Если так, она, наверное, дотрагивалась до него — и не привела в действие никакие ловушки. — Жрица выпрямилась. — Вопрос теперь в том, где начинающая взяла это. Ее тело, должно быть, находилось в утробе кравлера какое-то время. Она могла найти камень где угодно.
С этими словами Квили достала из кармана кожаный мешочек и положила его на землю рядом с камнем. Подтолкнув камень кинжалом, она закатила его внутрь и затянула тесемки магического мешка.
— Это неподалеку от места, где была убита аранея, — заметила Ильрени. — Ты думаешь, камень может быть связан с Селветаргтлин?
— Надеюсь, именно это и сможет сказать нам Хоралдин.
* * *
Закрыв глаза, друид Хоралдин возложил обе ладони на камень, вытряхнутый Квили из мешочка. Камень лежал на его верстаке — толстой плите из прозрачного камня, покоящейся на шляпках двух гигантских окаменевших грибов. Стены и потолок жилища Хоралдина покрывали живые грибы. Друид как-то убедил их расти на голых камнях.
Хоралдин и сам был бледным, как гриб, его кожа лунного эльфа почти светилась белизной. Спутанные, похожие на лишайник иссиня-черные волосы доходили ему до талии. Одна из его рук с тонкими пальцами гнулась с трудом. Жрицы вылечили ее, изуродованную работорговцем, но друид все еще берег руку. С момента своего спасения из Гавани Черепа он жил в Променаде, среди паствы Темной Девы. Он по-прежнему поклонялся Сильванусу, но не менее преданно служил Эйлистри.
Мгновение спустя его глаза открылись.
— Ваша жрица в самом деле дотрагивалась до камня, — сказал он. — Она подобрала его с плоской каменной поверхности — с пола, судя по всему, но я не могу сказать вам, где именно. — Он говорил тихо, едва ли не шепотом — привычка, выработавшаяся за более чем сто лет одинокой жизни среди лесов. — Незадолго до того, как его касалась жрица, камень побывал у паука-оборотня. А до этого был в руках у дроу с «ногой на затылке» — думаю, камень имеет в виду косу — и «блестящей грудью». Полированный нагрудный доспех, возможно.
