Там тоже все было налажено и революционный прогресс двигался в ритме танго. Во дворе стояла пара грузовых АМО, с которых снимали тяжелые ящики и подтаскивали в помещение. Так же сидели за столами студенты-гимназисты, к ним по одному, громыхая тяжелыми ботинками, подходили рабочие — люди, никогда не державшие в руках не то что “катеньку”, но даже и пятьдесят рублей. Студенты сверяли фамилию со списком, сзади из ящика подавали новенькую винтовку. Красногвардеец брал ее в руки, клацал затвором, его фамилию и номер винтовки вносили в разграфленную на клетки амбарную книгу и давали расписаться в получении.
Я улыбался, а Леонид с неожиданной досадой сказал:
— Надо было двести тысяч требовать.
— И куда бы ты их дел?
— Запас карман не тянет…
— Вот ты куркуль…
— Сам ты! Кто двести пулеметов и автомобилей захапал?
— Ну я.
— Вот! Ты жадный!
— Я не жадный, я хозяйственный.
Двести автомобилей очень помогли Петросовету развезти по районам полученные сто тысяч винтовок, а после установки на них пулеметов Красная Гвардия получала летучие отряды, готовые прибыть по вызову буквально через 10–15 минут.
Расщедрились военные и Временный комитет Государственной Думы неспроста. Для начала, на меня возжелали посмотреть послы. После смены власти, они старались познакомиться с наиболее влиятельными фигурами, в это число попал и я — судя по всему, у них был неплохо налажен сбор информации. Впрочем, ничего удивительного, и Морис Палеолог, и Джордж Бьюкенен коротко общались с думцами и масонскими кругами и были в курсе всех дел.
Палеолог вполне демократично посетил меня с утра в поезде Моссовета, не побрезговав подъехать на запасные пути. После двадцатиминутной беседы он убедился, что я не собираюсь агитировать за Германию и откланялся. С Бьюкененом встреча состоялась уже в Таврическом дворце — ни о каком визите ко мне сухощавый англичанин даже и не мог помыслить, а мне было некузяво принимать его приглашение на завтрак в посольстве. И тоже весь разговор крутился вокруг отношения к немцам, к продолжению войны, к возможности сепаратного мира. И после этого разговора у меня появилось чувство, что англичане знают о деньгах германского генштаба. Без деталей, но какие-то подозрения имеют, уж больно специфические вопросы задавал посол.
Но фильтр мистер Скаммо прошел, особенно послам понравилось мое заявление, что проливы России не нужны, вполне хватит участия в международном контроле. Так что дипломаты дали добро или что там у них, и мы втроем — Носарь, как председатель Петросовета, я как председатель Моссовета и Красин как куратор боевых групп — составили делегацию на переговорах об оружии.
Господа Родзянко и Львов и поначалу ходили вокруг да около, вещали о революционном долге, высших интересах России и никак не желали переходить к делу. Пришлось самым наглым образом надавить на них, пугая новым всплеском “революционной активности” — еще не все винные склады были разбиты и разграблены. Думцы вздрогнули, комендант гарнизона Энгельгардт, кооптированный во временный комитет, взглянул на нас с интересом.
Тут нам карта и поперла. Мы развернули проект создания комендатур рабочей милиции по фабричным районам (фактического противовеса разгулу запасных), потребовав жалкие сто тысяч винтовок с патронами, немножко автомобилей и пулеметов. И офицеров для обучения. Ну и заодно заявили, что видим себя исключительно на городском уровне, а что там общероссийское правительство — это не наше дело. Похоже, именно это больше всего и хотели услышать временные, так что мы тоже установили двоевластие, только не по вертикали, а по горизонтали. Пусть пока поиграются, создадут Временное правительство — состав-то Прогрессивный блок еще два месяца назад согласовал, правда, господа кадеты и иже с ними записали в министры только себя, любимых, и начисто забыли о сотне депутатов от Союза Труда.
А тут такое облегчение — левые во власть не лезут. Так что Красин прав, мы могли вытребовать и двести тысяч винтовок, и даже броневики. А вообще черт-те что происходит — незнамо кто по незнамо чьей санкции вооружает целую армию.
Петросовет организовал перевозку и выдачу стволов и патронов, уже на следующий день “свои” и прикомандированные офицеры начали обучения заводских отрядов. Оставив Красина разбираться с внезапным богатством, я повез Савинкова к Болдыреву. Лавр Максимович принял нас частным порядком на квартире, чтобы зря не светить ни своих подчиненных, ни нас перед ними. Очень мило располневшая Маша накрыла нам чай, к которому мы смогли приступить только после того, как Аксюта, Максим и Петя выспросили у меня все про своих подружек — моих дочек.
— Кстати, как там наш герой-беглец? — тоже не удержался генерал.
— Отлично, командует рабочей гвардией Симоновского района и создает автоотряд.
— А здесь как? Винтовки сумели получить?
Я поведал в лицах историю переговоров с Временным комитетом, вызвав лишь недовечивую ухмылку Болдырева. Поправив свои малость поседевшие володыевские усы, он заметил, что случись этот разговор год-полтора назад, ничего бы нам не обломилось. А нынче военное производство в империи раскачалось, и снаряды с пулеметами и винтовки с патронами идут на склады потоком.
— Вон, в одной только Казани на складах больше миллиона снарядов, полтора миллиона пудов нефти, двенадцать тысяч пулеметов…
— Погодите-погодите, это что, все вместе хранится?! — остолбенел Савинков.
— Ну, не вместе, но близко.
— Вы можете повлиять на то, что хотя бы пулеметы оттуда вывезли?
— Зачем? Там удобные склады…
— Лавр, ты видишь, что творится с войсками? — влез я. — Дисциплина падает, и если завтра в Казани часовой бросит окурок, не видать нам миллиона снарядов. И вообще, хранить вместе взрывчатку, нефть и оружие — на редкость дурацкая идея.
Еще какая дурацкая, я помню на военной кафедре нам даже специальный подрывной комплект показывали — продолговатые заряды взрывчатки и зажигательная мина-поплавок. Из зарядов собирается рамка, ставится на резервуар, поплавок кладется рядом, метрах в пяти. Как сработает взрыватель и заряд пробьет стенку — из прямоугольной дыры начинает хлестать нефть, поток подхватывает мину и через несколько минут она поджигает черное золото. И привет, по всему хранилищу растекается море огня, самое то, что снарядам нужно. И пусть до подрывных комплектов еще лет пятьдесят, но ведь немцы не дураки, вполне могут обойтись подручными средствами, ради такого дела даже агента не жалко потерять.
Выслушав все это, маленький генерал вытащил из нагрудного кармана записную книжку и черкнул в ней пару строк. А потом докончил рассказ про военную промышленность, с драматическими подробностями секвестра Путиловского завода год назад. Понятное дело, что думцы и Особое совещание слишком политизировали вопрос, но отстраненное руководство тоже красавцы — сдали дела, оставив на текущем счету завода всего сто тридцать пять рублей, а наличными в кассе вообще рубль с копейками. И это за пять дней до выплаты двух миллионов заработной платы и четырех миллионов расчета по поставкам. Частные закидоны, как обычно, оплатило государство, перечислив заводу десять миллионов рублей.
Рассказал Лавр и про организацию Ванкова, и про Земгор, посетовав, что слишком много тырят, и даже похвалил нас за контроль над ковровским заводом.
— Как думаешь, Лавр Максимович, долго еще война протянется?
— Полагаю, где-то год. У немцев сейчас тяжело, вряд ли они дольше выдержат.
А потом инициативу перехватил Савинков и два профессионала надолго выпали из мира. Болдырев помнил “дело Бадрова” и другие случаи, когда наша информация сильно ему помогала и вот, наконец, дорвался до общения с самим Борисом. А я подкинул им идейку рельсовой войны — фронт будет неизбежно деградировать, слишком уж сильное потрясение вызвало падение монархии. Вон, казаки уже зашевелились, упирая на то, что у них с царем была “личная уния”, а теперь они совсем вольные люди.
Так что надо думать, как немцев не пустить дальше, иначе не расхлебаем. Охранять все дороги невозможно, а перебить рельс большой заряд не нужен. Опять же, угольные мины в паровозные топки. И клинья на рельсы. И группы в лесах, и налеты по ночам на штабы и тыловиков. Подполье наше в оккупированных губерниях имеется, осталось сформировать и поднатаскать группы, только не отдавать на откуп в армии и корпуса — у военных сейчас несколько странные представления о партизанстве. Перебросить туда сахалинских боевиков, они сейчас в самой силе, да и те, кто помоложе, успели опыта набраться на каждом километре, на Балканах и по всему миру.
