Увидев, что перед ним человек совсем еще молодой, хоть и высокого роста, но усталый да исхудавший, старший решил взяться за него всерьез.
— Ты что, оглох, блевотина Нергала? — набрав в легкие воздуху, заорал он. — С тобой, верблюжье дерьмо, говорит десятник квартальной стражи! А ты кто? Чего здесь шляешься? Клянусь Белом, я посажу тебя в яму до утра, чтоб вспомнил, кто такой сам и чего видел! А утром, с палкой да плетью, разберемся, что ты за птица!
— Я пришел сюда из Халоги и сейчас ищу, где поесть да заночевать, — спокойно ответил Конан. В планы его не входило устроить большой шум в первый день пребывания в городе, который весьма ему понравился. Но кулаки у киммерийца уже чесались, и он подумывал о том, как бы врезать десятнику промеж выпученных глаз.
На свою беду доблестный страж принял его за гиперборейца, а с гиперборейцами у него были свои счеты. Когда-то давно, в пьяной драке, гиперборейский наемник расшиб о череп десятника тяжеленную глиняную кружку, и с тех пор, как только он начинал говорить, в голове появлялся неприятный назойливый шум. Теперь же он узрел перед собой подозрительного варвара, а то, что варвар сей является киммерийцем, на роже его написано не было. А вот упоминание о Халоге привело десятника в дикую ярость.
— Ты, гиперборейский волчонок! — выхватив меч из ножен, он бросился на киммерийца. Ну, сейчас я отправлю тебя погулять по Серым Равнинам!
Конан, не изменившись в лице, отступил, уклоняясь от клинка, со свистом рассекшего воздух над его плечом. В следующий миг мощный удар в челюсть добавил десятнику шума в голове, да с таким избытком, что, пролетев шагов пять, он рухнул в пыль и затих. Остальные воины в первый момент оцепенели, но сообразив, что их четверо против одного юнца, разошлись в стороны, а затем полукругом двинулись в атаку.
Разумеется, если б стражам довелось побывать на аренах Халоги и поглядеть, как киммерийский раб-гладиатор орудует мечом, они остереглись бы с ним связываться и завтра спокойно выпили б по кружке винца в любом из шадизарских кабаков. Но им не повезло; видать, светлый Митра, и хитроумный Бел, и луноликая Иштар были в этот вечер к ним немилостливы. Да и не могут же они, в конце концов, заботиться о всех и каждом! Тем более, о квартальных стражниках.
Конан сделал два пружинистых шага назад.
— Ну, ублюдки, не пора ли вам отправиться за своим десятником? — прорычал он. Два шага Конана для заморанцев составляли все четыре, и они невольно ускорили атаку, стремясь настигнуть длинноногого варвара. Ровный их строй нарушился; тогда киммериец как молния бросился к ближайшему стражнику, собиравшемуся поразить его секирой, и, схватив оружие за древко, резко крутанул вправо. Бедняга даже не успел отпустить руки, сжимавшие топор, и, использовав его вместо палицы, варвар сбил с ног второго стражника.
Предоставив им самим разбираться, кто первым встанет с земли, Конан, выхватив огромный меч, бросился на тех двоих, что еще оставались на ногах. Дальше он все делал ловко, быстро и точно, как привык на гладиаторских аренах Халоги. Отразив выпады противников, киммериец вышиб у одного из них меч, и пока тот поднимал оружие, снес голову его неудачливому товарищу. Но первого заморанца это вроде бы не устрашило, и он продолжал сопротивление. Этот несчастный ублюдок не догадывался, что, несмотря на молодость, мало кто мог сравнится с Конаном в искусстве владения мечом; пребывание в Халоге, среди воинственных гиперборейцев и асов, не прошло для него даром. В результате поединок закончился быстрей, чем поднялись на ноги оставшиеся в живых стражи. Они попытались отомстить, но их секиры были плохой защитой от конанова меча. Секира хороша в сомкнутом строю, когда, вздымая боевые топоры, отряд стеной валит на врага; но здесь, против стремительного и ловкого варвара, шансов у стражников не имелось. И через несколько мгновений на улице вновь стало тихо.
Конан не побрезговал осмотреть их пояса и, обнаружив пригоршню серебряных монет, довольно хмыкнул; деньги пригодятся, решил он, ибо без них в этом городе нельзя ни поужинать, ни переночевать, не говоря уж о достойной оплате более приятных услуг. Затем, обшарив взглядом древесную крону и не обнаружив спасенного им вора, киммериец тихо посвистел, полагая, что тот спрятался где-то поблизости. Но ответа не дождался, как и благодарности.
— Жаль, — пробормотал Конан. — Этот шельмец мне бы пригодился… Хоть до кабака бы довел!
Впрочем, сокрушаться об исчезновении воришки он не стал и, пристроив меч на прежнее место за спиной, продолжил путь.
* * *
Ши Шелам весь вечер просидел под раскидистой айвой, ожидая, когда в веселом доме «Улыбка Иштар», что располагался на противоположной стороне улицы, закончатся пир и веселье. Причиной для сборища была на редкость удачная сделка, заключенная между Калоем, торговцем драгоценностями, и заезжим купцом из Хоршемиша. Вино, видимо, лилось в «Улыбке» рекой, поскольку голоса веселящихся уже заглушали и девушек-певичек, и гнусавый звук зурны, и даже щебетание птиц, устроившихся на ветках совсем рядом, прямо над шиламовой головой.
«Хорошо гуляют, копыта Нергала им в задницу!» – с завистью подумал Ши Шелам. Ему в «Улыбку» вход был закрыт, рылом да кошельком не вышел; этот кабак предназначался для таких, как Калой и его приятели. И дело заключалось не в том, что все они относились к людям почтенным, торгового или ремесленного сословия. Нет, совсем не в том! В компании их присутствовали и главари воровских шаек, без которых не была бы столь успешной коммерция достойного Калоя; да и кроме этих ворюг сомнительного люда хватало. Но все гости считались большими людьми, бандитами, удостоенными милостей Бела; одним словом, не мелочь какая-то, вроде Ловкача Шелама. Собственно, и болтаться в этом богатом квартале такому человеку, как Ши Шелам, было совсем не с руки. Хорошо еще, что его знали некоторые местные стражники, а не то можно было бы получить хорошую взбучку, или, хуже того, переночевать в яме да еще и выкуп изрядный заплатить наутро. Но уж очень хотелось ему переговорить с Калоем сегодняшним вечером. Ши Шелая не зря носил прозвище «Ловкач»: среди шадизарского воровского братства он славился как удачливый и умелый сбытчик краденого. Ребятишки с Восточного рынка потрошили лавки, а случалось, и караваны, опрометчиво заночевавшие неподалеку от городских врат, и с этих дел все кое-что перепадало. Закончив свою часть работы, воры переправляли товар мелкоте вроде Ши Шелами, а уж такие, как он, сбывали товар большим людям, тому же Калою, например.
Почтенный купец этот Калой, ничего не скажешь! Богатый караваны снаряжает и в Коф, и в Офир, и в Аквилонию! Куда только не ездили его подручные, а что половина товаров была краденой, так на них не написано. Товар он и есть товар: дорогие камешки, кувшины с маслом да вином, ковры да ткани, ларчики да ларцы, вон сколько добра ходит-бродит по свету, поди разберись! Темнело; постепенно вечер уступал место ночи. Уже и фонарик со своей лестницей и кувшином прошелся по площади и зажег пару фонарей: один у входа в «Улыбку Иштар», другой шагов на сорок подальше, там, где начиналась улица, тянувшаяся прямиком до Большого Канала. А за ним лежала Пустынька, приют разного темного люда, где и обитал Ши Шелам. Жил он среди людей, подобных ему: воров, беглых каторжников, нищих, потрошителей караванов, скупщиков краденного и прочих умельцев, которые не слишком чтили закон и не испытывали особого почтения к власть предержащим Пустынька она и есть Пустынька! Один хитроумный Бел, покровитель воров да грабителей, властен над ней!
