Взор киммерийца скрестился с немигающим гипнотическим взглядом маленьких глаз, как будто подернутых маслянистой пленкой, и на мгновение в его мозгу снова зазвучал парализующий волю зов. Но зря монстр рассчитывал найти в юном путнике легкую добычу, которая, оцепенев от ужаса, будет покорно ждать, чтобы ее употребили в пищу. Это человеческое существо, еще вчера послушное его воле и слепо устремившееся навстречу гибели, сегодня без труда сбросило власть черных чар. Гнев, вскипевший в душе киммерийца, на миг обезоружил хищную тварь и приковал к земле шестипалые лапы с кривыми кинжалами заостренных когтей.
Почуяв замешательство грозного врага, варвар в два прыжка покрыл расстояние, отделявшее его от меча, и стремительным движением выхватил клинок. Но противник, обнаружив удивительное для столь массивной туши проворство, уже подскочил почти вплотную к человеку и, ударив в его бедро острым клювом, вырвал кусок мяса. Киммериец заревел от боли и, подняв меч двумя руками, обрушил клинок на толстую короткую шею монстра.
Однако панцирь, покрывавший тело этой твари, выдержал удар; затем ее длинный хвост взметнулся и хлестнул юношу по правой руке. Не успей он увернуться в последнее мгновение, сломанная рука уже висела бы безжизненной плетью, а так острые шипы лишь прочертили кровавые борозды на предплечье. Но путник, еще не пришедший в себя, мог сражаться только вполсилы. К тому же деревья, окружавшие источник, лишали его свободы маневра, не давая далеко отпрыгнуть. Он лихорадочно примеривался, куда лучше нанести удар, чтоб разом прикончить проклятое отродье Сета. В глаз? Или в место сочленения груди и шеи, где обвисает мешком и дрожит, как у жабы, морщинистая кожа? Должно же найтись у этой погани хоть одно уязвимое место! Но в то мгновение, когда он уже твердо решил загнать клинок в глаз гадины, она повела себя странно: стала пятиться, оседать к земле, а после и вовсе рухнула набок. Гигантская туша застыла, только лапы и хвост еще конвульсивно подергивались.
Какой бы несокрушимой ни была вера киммерийца в свой ратный талант, он не торопился приписывать себе победу и был изрядно озадачен. Но ему не пришлось долго ломать голову над загадочным поведением монстра, ибо на сцену выступило новое действующее лицо: из-за деревьев появился невысокий сухощавый человек в длинном одеянии с капюшоном.
— Кто ты? — выдохнул варвар, изумленно глядя на незнакомца.
— Чиндара Хон, сын мой, путник из Вендии, ищущий свет знаний на дорогах странствий. А как твое имя, юноша?
— Конан… Конан из Киммерии.
* * *
Чиндара Хон не солгал Конану. Он и правда был странствующим жрецом. Да и обычно вендийцы избегали открытой лжи. Однако если бы варвар знал хоть что-нибудь о Вендии, он, наверное, догадался бы, что старик что-то не досказал ему. Не родился еще тот вендиец, который станет выкладывать всю правду о себе первому встречному. Чиндара Хон не просто странствовал по свету. У него была четко определенная цель.
Уже многие годы правителям Турана не давали покоя богатые западные земли Вендии и ее прекрасная столица Айодхья, но великолепно обученная и образцово дисциплинированная вендийская армия была серьезным противником, и поэтому Туран не решался развязывать войну, ибо исход ее мог оказаться не в его пользу. Гораздо заманчивее было попытаться ослабить соседа-соперника, помешать ему развиваться и не допустить, чтобы страна богатела и процветала. И Туран старался вовсю. Торговые караваны из Вендии облагались такими немыслимыми пошлинами, что их владельцы отказались от всяких попыток двигаться на запад через туранские земли, хоть товаров у них было предостаточно. Вендия славилась своими мастерами. Здесь ткали необычайной красоты шелковые ткани, чудесные яркие, пушистые и мягкие ковры, изготавливали тонкие ажурные изделия из золота и серебра, замечательные украшения из драгоценных камней и самоцветов. Торговля могла бы заполнить казну до отказа, но постепенно продавцов в стране становилось больше, чем покупателей.
Обеспокоенный правитель Вендии разослал по всему свету многочисленных тайных посланцев, чтобы те разведали новые торговые пути. Одним из них и был благочестивый старец, так вовремя повстречавшийся Конану.
Чиндара Хон сбросил с головы капюшон и пристально посмотрел на юношу темно-карими глазами, в которых светились мудрость и доброта.
— Ты ранен, сын мой. Позволь мне помочь тебе. Я немного смыслю во врачевании. Раны твои не опасны, но ты сейчас слаб и измучен, и они могут причинить тебе немало страданий.
Конан благодарно кивнул.
— Давай устроимся где-нибудь поудобнее, чтобы я приготовил все необходимое, — продолжал старик. — Ты можешь идти?
— Да.
— Тогда не будем терять времени.
— Погоди. Я голоден. Давай разделаем это страшилище. Из него, наверное, мог бы получиться неплохой ужин.
— Я не ем мяса. К тому же монстр не погиб, я только усыпил его. Убеждения не позволяют мне лишать жизни ни одно существо, даже если оно исполнено злобы. Пусть живет. Идем. У меня есть чем накормить тебя.
Конан с трудом сдержался. Он явно был недоволен, но открыто возражать не стал. Ему очень хотелось отдохнуть и набраться сил, а новый знакомый, похоже, помог бы ему в этом. Они тронулись в путь и вскоре обнаружили место, которое оба сочли подходящим для стоянки. Старик порылся в складках своего широкого плаща, извлек откуда-то мешочки с травами, тонкую металлическую чашу и несколько маленьких граненых бутылочек. Всыпав в чашу по щепотке травы из каждого мешочка, он что-то быстро проговорил, добавил по капле жидкости из всех пузырьков, перемешал все это деревянной палочкой, опять что-то пробормотал и повернулся к варвару.
— Все готово. Это прекрасная мазь. Завтра ты и не вспомнишь о своих ранах. Позволь мне смазать их.
Конан охотно согласился. Боль мгновенно утихала, стоило лишь старцу прикоснуться палочкой к ране. Как только все было закончено, юноша вспомнил, что в его желудок уже давно не попадала сколько-нибудь ощутимая еда. Сухари и вяленое мясо не в счет. Словно прочитав его мысли, Чиндара Хон произнес:
— Теперь можно и поесть.
С этими словами он развязал свой мешок и достал оттуда несколько свертков. Ноздри молодого варвара затрепетали, уловив запах копченой рыбы. Он, конечно же, предпочел бы хороший кусок жареного мяса с кровью, но все-таки рыба была намного лучше, чем сухари, успевшие Конану порядком поднадоесть. Вслед за рыбой появились несколько аппетитных лепешек из белой муки, приличный кусок сыра, источавший чудесный аромат, и несколько горстей сушеных фруктов. Юноше казалось, что всего этого ему хватит едва ли на один зуб, но, к собственному глубочайшему удивлению, он довольно быстро насытился.
