Тиуториг мягко спрыгивает с лошади, ныряет в заросли — бесшумный, как большая кошка. Тишина. Всадники ждут.
Кажется, проходит полдня, не меньше. Через некоторое время проводник возвращается. Лицо у гема поцарапано, на дне голубых глаз плещется нехорошее веселье. Похоже, он еще тот сукин сын.
— Их там много, — говорит проводник одними губами. Показывает на пальцах: пять человек. Пять гемов.
Марк кивает.
* * *
Итак, поляна в лесу, костер. На поляне четверо — Марк зуб даст, что их должно быть больше: варвар показывал «пять человек», — но пятого пока не видно. Может быть, его действительно нет?
Декурион оглядывает своих людей. Их восемь. Они опытные солдаты, не раз были в деле. Марку кажется, что лица всадников светятся изнутри холодным мраморным светом…
Пора. Повинуясь его жестам, всадники расходятся веером. Отмашка. Пошли, пошли! И — тихо.
На поляне вокруг костра сидят люди. Варвары. На огне кипит котелок, один из германцев помешивает варево оловянной ложкой.
Декурион моргает. Нет, точно. На поясе у гема короткий кинжал в бронзовых ножнах…
У Марка ненависть подступает к горлу: это пугио, кинжал римского легионера. Вперед! Удар пятками в брюхо — Сомик срывается с места. Пошли, пошли! Давай! Марк слышит треск справа — пегая лошадь оптиона в прыжке вылетает на поляну. Германцы вскакивают…
Ржание лошадей. Крики. Общий переполох.
Кто-то переворачивает котелок, из него выливается, пузырясь, горячее варево. Куски мяса падают в мокрую золу, дымятся…
— Тиваз! — ревет германец. Дошло, надо же.
Бей! Марк с оттяжкой опускает руку. Германец падает. В следующий миг тот гем, что стоял у костра, оказывается гораздо дальше, чем был. Ловкий: схватил копье (фрамея — вспоминает Марк варварское слово) и уже замахивается…
Марк видит неровное серое острие.
В следующее мгновение один из всадников сносит германцу голову спатой. Брызги крови…
* * *
На поляне дымится костер. Пулион, присев на корточки, вылавливает из золы куски мяса, ругается, дует на обожженные пальцы.
— Все? — спрашивает Марк.
— Да вроде. — Оптион чешет щеку.
Марк оглядывает мертвые тела — германцев сложили в ряд. Хорошо дрались, бродяги. Гемы вообще крутые — говорят, у самого принцепса личная охрана из двух тысяч германцев.
Раз, два, три… четыре трупа. Все гемы здесь, кроме одного. Марк встает. Как заметил проводник, должен быть пятый. Но где он? Может быть, последний гем отошел в кусты? И теперь удирает со спущенными штанами…
В кустах шум. Проклятье, а ведь действительно… Галлий кричит:
— Командир, еще один уходит!
Всадники бросаются в погоню. Пулион бежит с куском мяса в зубах, как собака. Последний гем не должен уйти. И все такое.
Опять ожидание. Декурион морщится, сплевывает густым и вязким. Сомик косит на него выпуклым черным глазом, поводит ушами. Лошади не любят запах крови, а сейчас от Марка, прямо скажем… хм… м… несет.
— Проводник где? — спрашивает он. Оглядывается… Проклятье. Стоит задуматься, как перед глазами мелькает оскаленное бородатое лицо. Декурион морщится. Не сейчас. Стоп, а где?
Проводник пропал. Его нигде нет.
— Искать!
— Марк, он там, — появляется из-за кустов Пулион. — И гем тоже…
Последний, пятый германец мертв — у него странно вывернута шея. Словно ее сломали. Над телом сидит на корточках проводник, Тиуториг. Он оглядывается на приближающегося Марка, выпрямляет спину, встает. В единственной руке мелькает что-то красное; декурион моргает. Показалось, нет?
Всадники стоят мрачные. Галлий выступает вперед.
— Я, значит, иду… А он тут сидит и жрет.
Марк молчит. Так… про людоедов среди варваров он слышал. Но видеть как-то не доводилось. Декурион всегда считал, что это байки.
— Сейчас я этого урода! — Галлий тянет меч из ножен.
Проводник криво улыбается. При приближении всадника он оскаливается, в голубых глазах загорается огонек.
Галлий делает шаг. Взмах мечом…
В следующий момент всадник — Марк не понимает, как это случилось, — летит через голову. Падает на землю так, что от удара выбивается глухой звук: хэк! Меч Галлия отлетает в сторону.
Короткое замешательство. В следующее мгновение всадники окружают проводника. Молча, сосредоточенно. Тот выпрямляется, оглядывает всех по очереди. Страха в нем нет, то есть — совсем. Это ненормально. Словно Тиу… — как его там? — это забавляет.
Галлию помогают встать. Он выдыхает, с руганью хватает спату, идет на обидчика — с обнаженным клинком. Видимо, собирается страшно отомстить — порезать на куски и все такое. Болван. Некоторых жизнь ничему не учит.
— Отставить! — командует Марк.
— Я его!..
— Стоять!! — Эхо крика спугивает птиц с дерева.
— Но… — Галлий останавливается. Растерянно смотрит на командира. «Как же так?» — написано у него на роже.
— Ты первый начал, — говорит Марк. — Так что все честно. Что до остального… — Декурион поворачивается к варвару: — Что там у тебя?
Проводник делает невинное лицо.
— Где, господин?
— Покажи мне, — говорит Марк, кладет ладонь на рукоять спаты. — Иначе…
Угроза заставляет проводника вздрогнуть. Он смотрит на Марка в упор — глаза ярко-голубые, жесткие, как конская упряжь. Декурион ждет. Ладонь на рукояти меча. Всадники тоже ждут.
— Смотри, — уступает варвар наконец. Усмехается, разжимает ладонь…
Марк смотрит. Потом говорит:
— Твою мать. Придурок совсем. Мы же тебя чуть…
Всадники хохочут. Тиуториг усмехается. На единственной ладони варвара лежит горстка малины. «Твою же мать, — думает Марк снова, — любитель ягод».
Варвар подносит ладонь ко рту и собирает ягоды губами. Подмигивает декуриону. На губах у него красные потеки.
— Куда ведет эта тропа?
— В деревню, — отвечает проводник, словно это само собой разумеется.
— Куда?
* * *
— Декурион!
Марк открывает глаза, едва не стонет от разочарования. Он уже забрался на жеребца — в седле уютно и спокойно, как дома. Сомик вздрагивает и переступает. Сейчас бы в лагерь, думает Марк, отоспаться как следует… Какое там, разве эти дадут?
— Нашли? — Он поворачивается к всаднику.
Пулион чешет затылок. Лицо растерянное.
— Ну… как сказать. Там дальше по тропе хрень какая-то, командир… то есть там действительно деревня гемов. Этот, последний, туда и бежал. Но какая-то она странная…
— То есть?
— Э-э… — У всадника вдруг не хватает слов. — Ну… ты лучше сам посмотри.
Марк сплевывает — желтым и горьким. Проклятый шлем давит на виски. Как я устал. Лечь бы сейчас на траву и закрыть глаза…
