Я продолжал разглядывать нож Ивана, хотя вроде бы основное уже увидел. Чего уж скрывать, тянул время. Просто потому, что боялся развернуть свой сверток. Вот прям реально страх взял – а вдруг там будет не моя «Бритва»? Вдруг с «Монументом» моему двойнику повезло, а мне с моим ножом не подфартит?
– Ну пожалуйста, – взмолился я, вспомнив старушку-Зону, которая являлась мне несколько раз в ключевые моменты моей жизни. – Сделай так, чтобы с «Бритвой» все было нормально.
И, собравшись с духом, развернул свой сверток.
И застыл в изумлении…
У меня в руках лежал нож, клинок которого был откован из незамутненной, абсолютной, космической черноты, в глубине которой равнодушно мерцали мириады крупных звезд цвета чистого весеннего неба. Поверхность ножа словно притягивала к себе, манила, и я невольно потянулся к ней, ощущая себя пылинкой, которую неумолимо засасывает в себя равнодушная космическая бездна.
– Аккуратнее, – раздался над моим ухом голос Медведя, вернувший меня в реальность. – С непривычки, если в такой клинок вглядываться долго, можно им лицо себе разрезать, а то и половину головы снести. Эти звезды – отражения сущностей, которые забрал твой нож, и теперь они будут постоянно зазывать к себе новых гостей.
– Это было обязательно? – спросил я, все еще не придя в себя от странного гипнотического эффекта.
– Так получилось, – пожал плечами кузнец. – По-другому было никак, чтобы и старые сущности сохранить, и оба клинка восстановить. Ты же в курсе, что в этом ноже второй живет, который жизней забрал сильно побольше, чем твой? Он такую черноту клинку и дает.
Я кивнул.
– Ничего страшного, привыкнешь, – сказал Медведь. – Убивать легче будет. Оно всегда проще, когда твое оружие само жаждет крови и направляет руку. Кстати, рукоять я из «вороньего камня» сделал, как и обещал. Он идеально с таким клинком сочетается, это я сразу понял. Другой материал нож или в себя бы втянул, или, наоборот, отторгнул, и рукоять бы в пыль рассыпалась.
– Благодарю, – произнес я, с неким внутренним трепетом отправляя обновленную «Бритву» обратно в свою руку, которую она наверняка уже считала своими законными ножнами. – Чувствую, она меня еще не раз удивит.
– Вполне возможно, – согласился кузнец. – После такого радикального апгрейда вероятны сюрпризы. Но, как бы там ни было, это все равно твой старый нож, можешь не сомневаться.
– Не сомневаюсь, – сказал я. – Чувствую, что это он, хоть и выглядит непривычно. Еще раз спасибо.
– Пользуйтесь на здоровье, – сказал Шаман. – А теперь вормганы с лабрисами собрали, вон там на лавку сложили – и до свиданья. У нас тут без вас куча работы.
– Это точно, – подтвердил Медведь.
Братья развернулись и направились обратно в кузню. М-да, с любезностью у них явно не очень. Зато с мастерством, схожим с какой-то магией, – более чем, что с лихвой компенсирует любые недостатки настоящего профессионала.
Оружие кузнецов мы аккуратно сложили куда было велено, после чего ктулху сказал:
– Ну что, сталкеры, развлеклись мы с вами сегодня неслабо, надеюсь, вам понравилось. Мне так очень, а то боялся, что закисну тут напрочь – порой от скуки хоть в болоте топись.
– Так ушел бы, – сказал Иван. – Вон сколько миров перед носом. Нырнул – и ищи тебя там, пока не поседеешь.
– Не могу, – покачал головой Шахх. – Перед кузнецами Долг Жизни имею, и не один. К тому же пропадут они без меня. Хорошему мастеру годный помощник обязательно нужен. У них там творчество, полет мысли. Иной раз так увлекутся, что пожрать забывают. Не тормозни я их вдохновение, так с голодухи помрут. Так что я тут, можно сказать, на своем месте.
– Понимаю, – сказал я. – У каждого свое предназначение. Ну, что ж, пойдем мы, пожалуй.
– Вы это, заходите, если что, – сказал Шахх с легкой грустью в голосе.
– Непременно, – хором отозвались мы с Иваном.
И пошли к порталу, ведущему в Чернобыльскую Зону.
– Не думаешь, что там, на другом конце болота, нас рота боргов ждет? – поинтересовался Иван.
– Я думаю о твоем задании, – проговорил я. – Которое ты не выполнил.
Мой двойник внимательно посмотрел на меня.
– Давай замнем это дело для ясности, – сказал он. – Мое задание – это моя проблема, которую я, на мой взгляд, решил полностью. И потом, не в моих правилах убивать тех, с кем я воевал плечом к плечу.
– Впечатляет, – хмыкнул я. – Патетично прозвучало, с пафосом, прям до слез. Но рыдать от счастья я не буду и пытаться тебя на всякий случай завалить – тоже. А еще я думаю, что тебе совершенно ни к чему провожать меня в мой мир. Если там меня и ждут, то, думаю, я справлюсь. А у тебя наверняка полно дел в твоем мире. Ты говорил, там у тебя война с «мусорщиками», а на любой войне всегда нужны хорошие воины.
– И эти люди еще что-то говорят о пафосе и патетике, – усмехнулся Иван. – Но, пожалуй, ты прав.
С этими словами он поднес «Монумент» к губам и негромко проговорил:
– Дверь домой.
После чего, широко размахнувшись, рассек воздух перед собой сверху вниз, словно пытался разрубить невидимого противника на две части, от макушки до паха.
Тяжелый нож аж загудел, рассекая влажный болотный воздух Распутья Миров – и внезапно разрезанное пространство подалось в стороны, словно края огромной открытой раны, растянутые крючками хирурга. Но внутри этой раны была не окровавленная плоть. Там, за краями разреза, грохотали взрывы, трещали автоматные очереди, ревели двигатели тяжелых машин, и, заглушая все эти очевидные звуки войны, кто-то страшно кричал, что часто случается при тяжелых ранениях…
– Прощай, сталкер, – сказал Иван. – Навсегда. Не хочу, чтобы мы увиделись еще раз, так как ничем хорошим это не закончится.
– Прощай, сталкер, – сказал я. – И пусть хранит тебя твоя Зона.
Нож Ивана медленно вошел в руку хозяина и скрылся там так же, как моя «Бритва». После этого мой двойник взял автомат на изготовку и шагнул в тот ад, который назвал своим домом. Что ж, надо признать: такие, как мы, постоянно бегут от мирной жизни потому, что она не приняла нас так же, как мы не принимаем ее. И нам остается лишь две дороги – в Зону или на войну, что, в общем-то, есть практически одно и то же.
Края разреза медленно сомкнулись за спиной Ивана, через несколько мгновений на месте входа в другой мир не было ничего, что напоминало бы о нем.
А я, также привычно взяв автомат на изготовку, прошел через зеркальный портал и двинулся через болото по той же зыбкой и ненадежной дороге, которая привела меня на Распутье Миров.
* * *
Война, охватившая страну, и не думала заканчиваться. Было стойкое ощущение, что она не закончится никогда. Иван бежал вперед, пригибаясь, перекатываясь, прячась за укрытиями и стреляя в размытые дымом тени, мелькающие впереди…
А вокруг него в изобилии раскинулись жуткие декорации войны.
Выжженные изнутри здания, похожие на скелеты домов с черными глазницами окон, лишенных стекол.
Воронки от снарядов и стеклянные лужи из черного, расплавленного асфальта от нового оружия «мусорщиков».
Подбитые танки людей и сгоревшие боевые «галоши» их врагов из иномирья.
И, конечно же, трупы.
Мертвые, окровавленные тела бойцов в камуфляжной униформе, валяющиеся тут и там в разной степени сохранности. И трупы «мусорщиков», похожие на огромные, уродливые морские звезды. А ведь при жизни каждый из них дрался за свою священную правду, непоколебимо уверенный в ней и в своем праве убивать за нее. И вот сейчас война уравняла их всех своей единою правдой, имя которой смерть. Которая здесь, в этом аду, далеко не самое страшное, что может с тобой случиться.
Иван, перебегая от одного укрытия к другому и по пути забирая у мертвых полные магазины патронов, уже помог двоим. У одного была оторвана нога, у второго – обе, но культи санитар успел перетянуть жгутами прежде, чем его голову снес луч «смерть-лампы». Оба раненых просили лишь об одном – чтобы все закончилось быстро. И Иван помог им в этом. А потом еще одному «мусорщику» с тремя дырами в тушке от крупнокалиберного пулемета. Тот ничего не просил, лишь смотрел неотрывно своими круглыми паучьими глазами, и Иван без слов понял, что враг просит у него.
