Они все уставились ей вслед.
– Проникновенная речь, – заметил Ферро. – Это правда?
– К сожалению, да, – кивнула Нила. – Пойдёмте. Мы должны вам кое-что показать.
– Хорошо, – тихо сказала Джикс, кажущаяся такой же потерянной, какой чувствовала себя Мина.
Нила вымыла чашки, вытерла руки полотенцем, и они с Варли вывели друзей на улицу. Эйона к ним не присоединилась, но Мина ловила на себе взгляды других – из окон, у курятника, маслобойки, колодца, стойл.
Они шли мимо домов, лачужек и полуразрушенных построек, и вскоре застава оказалась позади.
– Эйона говорила что-то об убежищах, – подала голос Джикс.
– Наши выдерживают обычные бури, но пережить катастрофическую десятилетнюю бурю можно лишь в особо укреплённых убежищах, которые есть только в городах, – пояснил Варли.
– К счастью, – подхватила Нила, – кое-кто из ваших грозовых стражей поделился с нами информацией о дате вашего следующего фестиваля. Мы уедем отсюда через шесть дней, до начала празднеств и новой бури. В прошлом, прежде чем ваши люди додумались до связи между вашими фокусами с погодой и нашими ненастьями, у нас не было возможности предугадать, что в этот раз предстоит ждать необычную грозу. И у этого были последствия.
Варли указал куда-то вперёд:
– Можете сами в этом убедиться.
Они привели их к дикому лугу, в центре которого росла яблоня и журчал весёлый ручей. Из травы поднимались плоские камни.
Могильные плиты.
Эти захоронения были совсем не похожи на красивые и ухоженные кладбища Алоррии. Здешние плиты были все разные – из рыжеватого камня, чёрного, серого с вкраплениями слюды. Формой они тоже отличались: почти все были более или менее правильными четырехугольниками, но одни толще, другие выше. Стражи и звери побрели между рядами, читая надписи на плитах.
– Взгляните на даты, – сказал Зек.
Мина скользнула взглядом по цифрам. Не все они были одинаковые, но очень многие, и становилось очевидно, что каждые десять лет в один и тот же день погибало довольно много людей. И всё это были даты прошлых фестивалей.
* * *
На обратном пути они почти не разговаривали.
Приземлившись недалеко от Митриса, они смешались с толпой других учеников, закончивших на сегодня тренировки, и зашли в обеденный зад. Все четверо стражей с не отходящими от них ни на шаг зверями молча ели за одним столом. Время от времени Мина поднимала глаза от своей тарелки, ловила взгляды Джикс, Ферро и Зека – и снова опускала.
«Мы этого никогда не забудем».
«Э-эм… я думал, в этом весь смысл?»
Так и было. Место слухов и домыслов заняла правда. У которой были лица. И могилы.
«Какая-то часть меня жалеет, что мы обо всём узнали». Мину вполне устраивала жизнь – как Эйона их назвала? – «конченой эгоистки». Проглотив несколько кусочков и почти не ощутив вкуса, она понесла свой поднос к мусорному ведру. Друзья потянулись за ней, после чего в негласном единстве все поднялись назад в комнату Мины и Джикс.
Друзья Мины принялись тихо обсуждать увиденное, делясь своими мыслями и чувствами, а она, слушая их, села за свой стол и достала незаконченное эссе для профессора Дано. Скользнув взглядом по строчкам, Мина отложила его в сторону и, открыв альбом для рисования, начала рисовать могилы. Она не останавливалась, пока не добилась, как ей казалось, максимально возможного сходства: тени на плитах, даты, одинокая фигура человека – Мина не сразу поняла, что думает в этот момент об Эйоне, хотя по силуэту нельзя было понять, кто именно изображен. Лицо осталось скрыто.
Закончив с этим, она взялась за новый лист – и снова нарисовала могильные плиты с датами и оплакивающую погибших Эйону. А затем на оставшемся чистом месте Мина начала писать. Не своё эссе – по крайней мере, не то, что ей задали написать, и уж точно не то, чего от неё ждал профессор Дано.
Вместо этого она написала правду.
Она изменила почерк и не упомянула ни одного имени – ничего, что могло бы указать на неё, друзей или жителей заставы Дерн. Одни только факты, включая исторические ссылки и описание её встречи с премьер-министром. Закончила она призывом к действию:
Расскажите всем.
Мы убиваем людей.
Это нужно прекратить.
Положите конец фестивалю.
Мина отложила карандаш и уставилась на написанное. Решение было простым: не празднуйте. Ваши торжества вредят людям – так отмените их. Как правильно ответил папа, когда она спросила его о Беоне и Ринне: «Сказал бы им придумать другую игру». Им всего нужно – убедить других стражей отказаться от участия.
Не будет стражей – не будет и фестиваля.
Она заколебалась. А вдруг друзьям не понравится её идея? Что, если они её засмеют? Или…
«Мина. Мы не станем смеяться. Покажи нам».
Сделав глубокий вдох, Мина взяла лист бумаги и, развернувшись на стуле, протянула его друзьям. Джикс внимательно его изучила и передала Ферро и Зеку, а те по очереди показали его всем зверям, следя, чтобы ни одна искра на него не попала.
«Идеально».
– Сколько копий сможешь сделать? – спросила Джикс.
– Найдите мне бумагу – и сделаю столько, сколько смогу.
Ферро и Зек убежали к себе и вернулись со стопками бумаги. Джикс нашла в своём столе ещё пачку.
– Перед практикой все оставляют учебники на стеллажах рядом с полем, так? Давайте завтра после завтрака, пока все будут в воздухе, подложим эти листы внутрь, – предложила Джикс. – И подождём. Если услышим, что кто-то согласен с написанным, уведём его или её в сторонку и поговорим. Ни слова о том, что в этом эссе написано о нас или что это мы видели могилы. Если кто спросит, скажем, что понятия не имеем, кто это написал. Но мы будем внимательно слушать, и всякий раз, когда кто-то начнёт возмущаться на этот счёт, будем с ним соглашаться. Будем подогревать интерес, чтобы они обсудили это со своими друзьями. А Мина пока нарисует новые копии. И в итоге эта идея – эта правда – распространится по всему Митрису.
– А потом? – спросил Ферро.
– А потом мы донесём её до каждого стража Алоррии. – Джикс раскинула руки в стороны, будто могла дотянуться кончиками пальцев до границ страны.
И в этот момент Мина поверила, что всё действительно получится.
Глава двадцать первая
На следующее утро они приступили к осуществлению своего плана.
Под прикрытием привычного гула разговоров, шороха и звяканья посуды за завтраком Мина раздала друзьям по стопке эссе и, схватив булочку, убежала в комнату спать. Она всю ночь рисовала и писала под свет искр Пиксита. Тот тоже страшно вымотался – так что чешуя потускнела – и остался спать на лежанке. Но даже его громкий храп не помешал Мине тут же заснуть.
Проснувшись после полудня, она наделала ещё копий и вручила их Джикс, когда та вернулась с тренировки. От необходимости писать не своим почерком у Мины свело руку.
– Сказала Вире, что ты заболела, – отчиталась Джикс. – Но ей было не до этого. Она только и говорила что о каком-то иллюстрированном эссе, найденном в учебнике. – Она усмехнулась. – Сгорала от желания узнать, как оно там оказалось.
– Она что-нибудь сказала по этому поводу?
Джикс плюхнулась на кровать:
– Вира считает, что это выдумки больного человека. Не в смысле как ты. Ну, не как ты, если бы ты по-настоящему заболела.
«Значит, она не поверила». Мина взглянула на незаконченный рисунок могил. Пальцы дрожали, ребро ладони посерело от грифельной пудры.
– Но это Вира, – продолжила Джикс. – Ты бы слышала Киту и Сарил. Кита плакала. Сказала, что всегда это подозревала – потому что разве может наша погода существовать в отрыве от всего мира? А Сарил сказала, что напишет папе: он профессор в школе для дождевых стражей – где-то в южных фруктовых садах, кажется. Или в озёрном крае? В любом случае, по её словам, он уже несколько лет ворчит из-за того, что правительство блокирует любые нововведения. Это уже что-то, верно?
