Морозный воздух вкусен как никогда, он со свистом врывается в мои лёгкие. Я с удивлением и некоторой опаской оглядываюсь вокруг. Та же платформа, та же шинель, и я на ней.
Сколько прошло времени? Час, два, уже утро? Но нет, темнота ещё не рассеяна. Я чувствую, как почти полностью обессилел. Хватает терпения лишь натянуть исподнее. Поднимая шинель, ничуть не удивляюсь протаявшему до брусчатки снежному покрову, ровным кругом двухметрового диаметра обозначившему место моей медитации.
Что это были за видения, та самая генетическая историческая память предков, о которой вскользь упоминал Ремесленник? Странно, почему так обрывочно и коротко? Была ли от неё хоть какая-нибудь польза?
Тело испытывало одновременно и чудесную лёгкость, и всепоглощающую слабость. Слава зиме, я, почти не испачкавшись, вновь пролез под вагонами и уже вознамерился тихонько подняться в санитарский, как меня тихо окликнули с подножки:
- Гавриил Никитич, вы?
- Ольга? - я начал судорожно натягивать и запахивать шинель. Видок у меня ещё тот: насквозь мокрые кальсоны и рубаха, задравшаяся от лазания по путям до самых подмышек. Но тут до меня вдруг дошло, что сестра милосердия видит, скорее всего, лишь контуры моей фигуры, а остальные компрометирующие меня детали по причине ночного времени должны сливаться для неё в сплошное белое пятно.
Всё равно, непорядок. Прежде чем шагнуть к поручню, я застегнул последние крючки на шинели.
- Да вы же совсем босой и без головного убора! - всплеснула руками девушка, приблизив ко мне подсвечник.
- Не извольте беспокоиться, мадемуазель. Не растаю. В здоровом теле здоровый дух, знаете ли. Закаляю организм по спартанской методике, - вот не могу отказать себе в возможности повыпендриваться.
Что это? Мои старые кобелячьи тараканы или это прадедовы гормоны из молодого тела мозги набекрень мне сбивают?
- Глупости! Ну-ка немедленно поднимайтесь! Елизавета Семёновна как раз больным рябиновый настой заварила. Выпейте обязательно, пневмонии ещё не хватало...
Ну, когда тебе приказывают таким голосом, отказывать попросту невежливо. Я лишь свернул штаны с курткой в узел, да наскоро вытерев стопы о подштанники, навернул портянки и сунул ноги в сапоги. При застёгнутой шинели вполне приличный вид получился.
Я ещё ни разу не заходил вглубь сестринского вагона. В отличие от нашего санитарского, только номинально считавшегося пассажирским, это был полноценный второй класс с двумя ватерклозетами, переоборудованный по назначению с разделением на операционную и зону лежачих больных. Даже с настоящим откидным сестринским постом у одного из вагонных окон. Судя по внушительным лампам накаливания, забранным в обрешётку, которые сейчас не горели, этот вагон был даже электрифицирован. Роскошь!
Меня провели мимо прикрытой двери небольшого купе коллежского асессора, откуда раздавался поистине богатырский храп, почти не приглушаемый перегородкой. Ольга, что сопровождала меня, неся на вытянутой руке подсвечник со стеариновой свечой, заметила мой внимательный взгляд:
- Впервые в вагоне второго класса? - нет, в тоне её не было заметно никакого презрения к пролетарию, скорее, девушка была склонна поддержать беседу.
- Да, признаюсь. Ольга Евгеньевна, а почему не пользуетесь масляной или керосиновой лампой? Да и электричество у вас есть. Неудобно же...
- Ваша правда, Гаврила Никитич, неудобно. Но начальник эшелона запретил внутри вагонов использовать керосин и масло, а электрическим светом мы можем пользоваться лишь на ходу. У нас динамо-машина, а аккумулятор слаб. Не держит заряд больше двух часов. Да и стеариновые свечи дёшевы. Экономия... - несмотря на то что сестра шла ко мне спиной, мне показалось что она улыбается.
Я отметил про себя довольно необычную образованность барышни в технических вопросах. Что это? Эрудиция, интерес или образование?
Насколько мне помнится, у дам в этом времени с высшим образованием было туговато. В смысле, не то чтобы не хотели. Просто негде особенно было получить. Чего уж греха таить, Советская власть в этом отношении оказалась гораздо прогрессивнее Министерства просвещения Российской Империи.
В противоположной стороне вагона, перед операционной, которая пока за ненадобностью была не развёрнута, находилась своеобразная сестринская келья - части сдвоенного купе с полками для четырёх сестёр милосердия и настоящей роскошью - собственной туалетной комнатой с умывальником и ватерклозетом.
За столиком у окна с ещё одним подсвечником расположилась другая сестра милосердия - маленькая миловидная блондинка с простым круглым и столь юным личиком, что казалась гимназисткой выпускного класса.
- Лизонька, душенька, это Гавриила Никитич, я тебе о нём говорила. Это ему мы обязаны тем, что у нас теперь есть швейная машинка.
Вот так представление! Я уж совсем позабыл о недавнем нашем торговом вояже в Златоуст. А Ольга коварна: не только меня в смущение ввела, но и свою прелестную юную коллегу заставила краснеть до самых корней волос.
Я коротко поклонился, назвавшись, и тут же, предотвращая ответный этикетный выход Лизоньки из-за стола, выставил ладони перед собой:
- Прошу без церемоний, Елизавета Семёновна, не то мы всех перебудим. Ольга Евгеньевна в приказном порядке настояла мне испить вашего волшебного отвару в целях профилактики простуды. Я не мог противиться. Никоим образом. Покорился, так сказать, служительнице Гигеи и Панакеи, - всё это я произнёс абсолютно серьёзным тоном, но глазами вращал, словно ковёрный клоун.
Лиза прыснула в кулачок и покраснела ещё больше, затем ойкнула и шмыгнула куда-то за занавеску.
- Да вы ферт, Гаврила! - прошипела, всплеснув руками, Ольга.
- Тише, прошу вас, мадемуазель, тише. Я не ферт, и поступок мой продиктован лишь смущением, в которое ввели меня именно вы, представив Елизавете, как какого-нибудь героя, хотя я совершил лишь обычное в данном случае дело. Простите, я не мог не воспользоваться ситуацией. Она так мило краснеет.
Сестра милосердия нахмурилась, раздумывая, как реагировать на мою клоунаду. А я, признаться, был в затруднении. На бытовом уровне нужного количества информации об этом времени у меня было кот наплакал. Может, на импровизации и удастся сыграть эдакого недалёкого любознательного простака из провинции, начитавшегося бульварных романов. Отсутствие воспитания с лихвой перекроет незнание этикета и правил общения. А смешных людей, как правило, недооценивают.
Ольга улыбнулась, похоже, моё поведение произвело нужный эффект. Надо бы не забыть Ивана Ильича предупредить, дабы не распространял лишнюю информацию. Ни к чему это. Множить сущности. Судя по первому впечатлению, Ольга Евгеньевна особа въедливая и образованная. Не дай бог, ещё эмансипированная. Унюхает откуда товарисч Пронькин, даже совсем немного, не отвертишься!
В этот момент появилась Лиза с небольшим приземистым фарфоровым чайничком, обёрнутым войлочным колпаком. Она нацедила в железную кружку ароматной ягодной заварки и поставила передо мной.
Я присел на край лавки и, ухватив кружку обеими ладонями, втянул ноздрями аромат.
- Волшебно, Елизавета Семёновна! То, что надо, - я сделал внушительный глоток. По пищеводу прокатилась волна очищающего жара, на лбу выступил пот, - настоящий эликсир Мерлина! - я полуприкрыл глаза от удовольствия, чувствуя, как постепенно возвращаются силы. Лишь неприятное ощущение на левом предплечье, будто что-то жжёт или...кусает кожу. Я небрежно оттянул рукав шинели, потрогал татуировку. Ничего особенного, ни изменения цвета, ни структуры. Ложная тревога? В раздумьях сделал ещё глоток. На этот раз руку дёрнуло значительно сильнее.
Я закрыл глаза и расслабился, делая вид, будто наслаждаюсь напитком. Знание пришло неожиданно и даже как-то обыденно, что ли. Елизавета, эта милая девушка, была Ремесленником. Слабым - огонёк её способностей едва теплился, но уже уверенно светил во тьме мироздания.
