– Бедная, бедная, – не унималась старица, – знала бы, знала бы, сколько в той клети зла…
– Госпожа, простите меня за то, что я сделаю. – Олаи начала чертить в воздухе круг силы. – Я бы предпочла обойтись без чар, но иначе мы здесь застрянем до рассвета.
Узор Праниса заполнил магическую печать, и разум волшебницы объединился с разумом Хибби. Мост, возведённый меж ними, получился надёжным. Во всяком случае, так чувствовала Олаи. Она встретила старицу ровно посередине. Лицо, изрезанное морщинами, было измождённым и несчастным. Монахиня заговорила первой:
– Спасибо, что освободила меня, девочка. Быть запертой в собственной душе – страшная мука. Дыханье Богини, как же хорошо! Кажется, что целее, чем сейчас, я ещё не была.
– Мне жаль, Хибби, но когда заклятье развеется, всё вернётся на свои места. И ловушка захлопнется вновь.
– Пусть так, но хотя бы на миг ты подарила мне ясность мыслей, дитя. И это такое облегчение, такое счастье, что никаких слов не хватит, чтобы его описать. Во мне как будто воссоединились утраченные части целого. Словно бы некий гончар склеил кувшин из осколков.
– Я понимаю, госпожа. Все ваши слова и чувства сейчас становятся моими. В обратную сторону должно работать так же, потому что таково воздействие Праниса.
– И правда… Я вижу твои тревоги и знаю, как помочь. – Старица приблизилась к Олаи и протянула ей шкатулку. – Держи, дорогая, внутри ключ от двери, что покоится за книжным шкафом. Тайный ход, о котором рассказала Эсса, выведет тебя и твоих друзей далеко за стены города. Однако вам придётся быть осторожными. В подземелье легко потеряться. Пропустите поворот, и, считай, пропали.
– Помню, госпожа! Эсса говорила, что нужно держаться правой стены.
– Да, но она забыла упомянуть о тьме, что ожидает вас на пути к спасению. – Монахиня с трепетом взглянула на шкатулку. – В подземелье нельзя зажигать свет. Это древний закон, охраняемый очень злым проклятьем. Лишь те, кто пройдут подземелье во мраке, останутся невредимы.
– А что будет, если внести туда факел или свечу?
Мост затрясся, покрываясь трещинами. Хибби охнула и сжалась, как человек, которому вдруг стало очень плохо: тело её истончилось, усохло, а глаза впали. Казалось, что монахиня постарела ещё лет на двести.
– Будет то же самое, что сейчас происходит со мной, – задыхаясь, произнесла Хибби. – Я нарушила запрет, и тьма, потревоженная огнём лампы десятки зим тому назад, отняла у меня свободу. Безумие! Вот что ждёт глупцов, не побоявшихся проклятья.
Олаи огляделась вокруг и увидела, как рушатся чары. Узор воздушной арканы осыпался. Круг печати раскалился добела и грозил взорваться в любой момент. Неизвестная сила, исходившая из старицы, сопротивлялась чужому присутствию.
– Госпожа, вам больно! Будет лучше, если я прерву заклятье.
– Подожди, дитя, обращённые… – не успела договорить монахиня, потому что Олаи покинула её разум, отозвав магию и погасив вспышку нестерпимой боли.
Бережно усадив Хибби в кресло, волшебница забрала у неё шкатулку и крикнула друзьям, чтобы они зашли в келью. Дверь открылась. Первым вошёл Аристей. В руке он держал светильник, похожий на тот, что был у фонарщика.
– Вам это не понравится, но придётся оставить свет здесь, – сказала Олаи. – Дальше мы пойдём во мраке.
– Мы будем слепы и беззащитны! Ты уверена, маади? – спросила Айола и перевела взгляд на старицу. – А что делать с Хибби? Кто проведёт её через подземелье?
– Нет-нет! О-о-о, нет-нет! Бедная, бедная, в клети закована… Пташка не вылетит… Пташка останется в клети своей навсегда…
– Немногим раньше я соткала заклятье, которое позволило мне прочесть мысли Хибби. Она-то и рассказала, почему так важно не беспокоить подземелье. – Тени загадочно заколыхались на лице волшебницы. – Боюсь, что старица с нами не пойдёт.
– Не пойдёт! Не пойдёт! Хибби не пойдёт! Пташка не вылетит… Пташка останется… Останется…
Фраса подбежал к монахине, обнюхал кресло и потёртые башмаки, чихнул, а потом осторожно лёг рядом. Монахиня затихла. Олаи подумала, что причиной тому стала магия, которой у Искорки в избытке, но в действительности же Хибби успокоило тепло неравнодушной жизни. Касание существа, в сердце которого закралось сочувствие. А ещё благодаря Фрасе у старицы наконец-то отогрелись ноги.
– Проклятье, что стережёт подземный ход, может отнять у человека разум, – продолжила волшебница, – но мы будем в безопасности, если никак себя не проявим. Дорогу я знаю, поэтому пойду первой. Держаться будем за руки или за ремни: кому как удобнее. У всех есть ремни? Вокк, вы с дедушкой Доккой будете вместе. Гебб, Аристей, вы замыкающие, а Беррэ и Айола – за мной.
– А Фраса? – спросил Вокк, испуганно взглянув на лисёнка.
– За него не переживай, малыш. У Фрасы чуткий слух и острое лисье обоняние. Он-то нас точно не потеряет. Ты, главное, сам покрепче хватайся за Докку, ладно?
– Угу, – ответил мальчик.
– Тогда прощаемся с Хибби и в путь. Надеюсь, все согласны?
Спорить никто не стал, но Олаи понимала, что решение это далось нелегко. Оставить монахиню в Доме было равносильно тому, чтобы отдать её на растерзание обращённым.
Арис достал из связки две ржаные лепёшки и положил их на стол, у светильника. Пока Беррэ копалась в сумке в поисках винной бутыли, Гебб обошёл соседние кельи, заполнил дровницу монахини и разжёг камин. Лодочник тихонько помолился за дальнейшую судьбу Хибби, да и за его с ребятами судьбу – тоже.
Олаи сняла тяжёлые фолианты с полок книжного шкафа и, обнаружив в стене замочную скважину, вставила в неё ключ. Камень загудел, глухо щёлкая и скрежеща. А затем появилась тёмная щель шириной с худощавого человека. Пролезть в неё, особенно с сумками, было непросто, но возможно.
Фраса долго рычал на разверзшуюся в стене пасть, но когда в ней исчезли все, кого он любил, лисёнку таки пришлось последовать за ними во тьму.
– Знала бы, бедная, – хрипло пропела Хибби. – Знала бы, глупая, сколько в той клети зла…
Глава 16
Ужас подземелья
Скользя ладонью по мокрой стене, Олаи уверенно шла вперёд. Чары всё ещё кипели в ней. Печать Праниса испарилась, но воспоминания Хибби затухали медленно, не желая покидать чужой разум.
Воздух в подземелье был затхлый и тягучий, словно смола. Пахло сыростью и гнилью. В мертвенной тишине громче других слышалось дыхание Докки. Ему было сложно поддерживать темп, который задала Олаи. Даже малыш Вокк, то и дело срывавшийся на бег, справлялся лучше. Вслушавшись в страдальческие вздохи лодочника, волшебница вдруг испугалась, что стена под рукой исчезнет, что они заблудятся или что Фраса пробудит старинное проклятье, призвав пламя.
– Маади, я тут подумала, – прошептала Айо, но голос её всё равно прозвучал слишком громко. – А что, если подземелья Эдды связаны между собой?
– Эсса не говорила об этом, да и в памяти Хибби… – Олаи затихла на время, всматриваясь в нити слабеющего волшебства, а потом сказала: – Её память скоро меня оставит. Ничего не разобрать. Но я надеюсь, что ты ошибаешься.
– Поверь, маади, я тоже, – отозвалась Айола и крепче вцепилась в ремень Олаи. – Быть может, содержатель слышал что-нибудь про подземелья?
Молчавший большую часть пути Атсуш прочистил горло и мрачно произнёс:
– Сожалею, госпожа, но нет. Жрицы Палланты умеют хранить секреты. Однако же если подземные коридоры действительно сплетены как паучья сеть, тогда, боюсь, мы с вами вляпались в неё, точно безмозглые мухи.
Тьма загудела, и по земле пробежала странная дрожь. Волшебница остановилась. Искорка жалобно заскулил, а Вокк расплакался, испугавшись внезапного шума. Беррэ взяла мальчика на руки и попыталась его успокоить. Вокк положил голову на горячее плечо «ящерки», всхлипнул, обняв спасительницу, и замолк.
– Не расцепляйте рук, – предупредила Олаи, – прижмитесь к стене! Я проверю, что там.
