Вызов в княжескую цитадель стал для новоиспеченного тысячника не слишком приятным, хоть и вполне предсказуемым событием. Старый Иринд только-только оставил службу, выйдя на заслуженный отдых, а Владыка мог испытывать верность и преданность служащих ему воинов бесконечно.
Когда знакомый Олдеру немой слуга вновь углубился в сеть подземных коридоров княжеской твердыни, Остен решил, что его ждет еще один полный недоговорок и изматывающий душу разговор с Арвигеном, и поначалу все действительно свидетельствовало в эту пользу. Длинный коридор, завершившийся залом с многочисленными колонами; очередная бычья туша со вскрытой грудной клеткой и разверстым брюхом; щекочущий ноздри запах свежей крови…
А вот внезапно осевший на пол сопровождающий, его хрип и руки, судорожно царапающие грудь с вошедшим по самую рукоятку метательным ножом, стали для Олдера настоящей неожиданностью.
Впрочем, выучка старого Иринда не подвела Остена и на этот раз…
Короткий шаг за высокую стройную колонну, привычная тяжесть легшего в руку меча и быстрый взгляд по сторонам.
Нападавшие уже не таились: Олдер увидел, как они, заходя с разных сторон, стремительно окружали бычью тушу, внутри которой замер, недобро оскалившись, обнаженный, измазанный кровью с ног до головы Владыка Амэна…
Еще двое, вынырнув из-за соседних колонн, направились к тому месту, где затаился Остен, но тот уже сам шагнул к ним навстречу. Обнаженный клинок в правой руке, пальцы левой жжет сконцентрированная заклятьем сила, восприятие обрело удивительную ясность и четкость.
Миг – и один из противников тяжело оседает на пол с налитыми кровью глазами, руки заговорщика отчаянно рвут высокий ворот куртки. Об этом нападавшем можно забыть – он уже мертв, хоть и сам еще этого не осознал…
Шаг вперед – и сталь, зазвенев, встретилась со сталью. Олдеру хватило двух ударов, чтобы понять – стоящий перед ним мужчина никогда не состоял в войсках Владыки. Противник Остена был обучен приемам для праздничного ристалища или публичного поединка, самого же Олдера в отряде Иринда прежде всего учили убивать, а не красоваться посреди площади с мечом в руке…
Шаг назад, ложный выпад и словно бы нечаянно приоткрывшийся бок, а затем, когда противник Остена купился на эту нехитрую уловку, стремительный поворот и четвертый удар, ставший для взбунтовавшегося вельможи последним.
…Короткий взгляд в сторону распяленной туши показал Олдеру, что князь по-прежнему жив и невредим. Согнувшись почти вдвое, Арвиген горящими глазами следил за разыгравшейся вокруг него круговертью и кривил губы в жадной, хищной улыбке, а возле бычьего бока застыл, скорчившись, один из заговорщиков. Он почти достиг своей цели, и эта удача стоила ему жизни…
Перемазанное кровью лицо делало усмешку князя более подходящей восставшему из могилы варку, чем живому человеку. Олдер с трудом смог отвести от нее взгляд, но секундное промедление чуть не стало для тысячника роковым. Уловив стремительное движение за своей спиной, он едва успел отклониться в сторону, уходя от возможного удара, и, крутнувшись волчком, встретился лицом к лицу с новым противником. Этот мечник был опаснее первых двух – мощное телосложение, но при этом текучие движения и легкая поступь выдавали в нем опытного бойца.
Через мгновение выяснилось и еще одна, крайне неприятная для молодого тысячника вещь – его новый противник обладал недюжинной способностью к колдовству. С первым же ударом он попытался достать Олдера тем же заклятьем, которое тот использовал совсем недавно.
Остен отбил и хитрый выпад, и чужое заклинание, но поднять ментальные щиты все же не успел. Этого оказалось достаточно, чтобы в голове «карающего» раздался незнакомый, низкий голос: «Ты – не моя цель. Опусти оружие, и останешься жить!»
Ответом незнакомому колдуну было молчание. Остен вполне справедливо посчитал, что таким образом его хотят отвлечь, и полностью сосредоточился на движениях и пульсации колдовской силы соперника – сейчас они значили для него много больше, чем слова, ведь, в отличие от человеческой речи, не лгали…
Выждав мгновение, Олдер атаковал, но сложная связка ударов так и не достигла своей конечной цели – острие меча лишь слегка оцарапало правое предплечье заговорщика. Незнакомец увернулся в последний момент с поразительной для его тяжелого сложения быстротой, а в голове у Остена вновь раздалось: «Нас больше – опусти оружие… Это ведь не твой бой – тебя вообще здесь не должно было быть!»
Олдер ответил на это предложение кривой ухмылкой и новой связкой ударов, к которой присовокупил еще одно заклятье. Оно не было ни слишком сложным, ни смертельным, но Остен направил его невидимое острие на уже кровоточащее предплечье противника, а тот, явно ожидающий от молодого тысячника чего-то более смертоносного, пропустил-таки колдовскую иглу.
Впрочем, торжествовать из-за успеха своей маленькой хитрости, которая через короткое время должна была привести к полному онемению руки противника, Остену не пришлось. Отбив меч Олдера, заговорщик пошел в очередную сокрушительную атаку по всем направлениям. Бунтовщик хорошо понимал, что его ждет, и потому вложил в нее все свои силы. Он начал наседать на «карающего», не давая ему роздыха даже на одно биение сердца. Нападение переходило в защиту, а та, в свою очередь, сменялась новой атакой. Звон стали сливался с настоящим потоком мысленной ругани и угроз.
Пытаясь выкинуть из своего разума досаждающий, мешающий сосредоточиться на поединке голос, Остен на время ослабил контроль над окружающим его пространством… И уже в следующий миг сполна заплатил за свою ошибку. Левый бок обожгло болью.
«Песья кровь!.. Еще один!» – на эту мелькнувшую в сознании Остена мысль его противник ответил торжествующим смешком.
Стиснув зубы, Олдер развернулся, ударил, почти не глядя. Лезвие его меча прошлось наискось по груди напавшего на него сзади противника. Тот, неловко отступив назад, выронил из мгновенно ослабевших пальцев оружие, и Остен поспешил, уйдя от возможного удара, вновь оказаться лицом к лицу с колдуном.
Хлещущая из раны кровь мгновенно пропитала рубашку и куртку тысячника. Олдер нутром чувствовал, как невольно замедляются его движения, как он теряет такое необходимое ему сейчас время, не успевая приготовиться к новой атаке… Вот только вместо ожидаемого выпада его противник лишь хрипло застонал. В первое мгновение Остен решил было, что это сработало запущенное им ранее заклятье, но все оказалось иначе…
Бунтовщика обвивали три толстых полупрозрачных щупальца. Призрачные, напоминающие дым отростки, несмотря на свою кажущуюся бестелесность, плотно связали заговорщика по рукам и ногам и жадно, торопливо пульсировали.
Прежде Остен никогда не слышал о таком колдовстве и теперь мог лишь смотреть, как с каждой такой пульсацией, с каждым движением щупалец по лицу его недавнего противника разливается меловая бледность, а кожа словно бы ссыхается, прорезаясь сеткой мелких морщин…
Чудовищные отростки стремительно выкачивали из бунтовщика жизнь и дар, передавая их замершему в своей кровавой купели князю. С запрокинутой назад головой и бессильно свесившимися вниз руками Арвиген и сам казался трупом, а застывший на его лице оскал и тянущиеся прямо из груди призрачные щупальца обращали Владыку Амэна в порождение кошмарного сна…
Остен и сам не понял, как сделал шаг вперед, намереваясь разрубить уродливые творения черного колдовства, но новая волна боли заставила его остановиться и со сдавленным шипением ухватиться за бок, зажимая пальцами растревоженную движением рану…
А уже в следующий миг призрачные отростки, ослабив свою хватку, стремительно втянулись в грудь Арвигена, и заговорщик повалился на пол, точно мешок с мукой… Князь шевельнулся в своей купели; потянулся, точно со сна, и, резко сев, произнес короткое и звучное: «Ко мне!»
Пытаясь замедлить все еще обильно текущую из раны кровь, Олдер с каким-то усталым изумлением наблюдал за тем, как прежде безлюдная зала наполняется звуком и движением. Из-за колонн, точно горох из мешка, высыпала десятка «доблестных», трое молчаливых, обряженных в темное, слуг подступили к Арвигену. Пока один из них ставил прямо возле туши небольшой раскладной стул черного дерева, двое других помогли князю выбраться из быка, обтерли своего Владыку от крови полотном и укутали в длинный, подбитый мехом плащ.
Устроившись на стуле, князь принял из рук одного из слуг чашу с молоком и, сделав пару глотков, взглянул на Олдера:
– Подойди, Остен…
Тысячник, не посмев ослушаться приказа, сделал несколько шагов вперед, опустился на колени. Азарт схватки ушел, на плечи навалилась усталость, да и кровь из раны никак не желала останавливаться – пропитав плотную ткань куртки, она тонкими струйками текла по пальцам тысячника.
Князь наградил склонившегося перед ним Остена еще одним долгим, задумчивым взглядом, а затем, отхлебнув молока, произнес:
