над площадью, повторяя круги, выложенные черным железом на плитах площади. Вихрь поднялся над самым высоким зданием в городе и устремился еще выше, разрушая все на своем пути – стекло и дерево, металл и плоть. Ветер завывал все громче. Смерч набирал силу.
Сквозь слепую, безумную ярость вихря пробился голос Байяза:
– Господь благоволит исходу.
Ищейка встал, отряхнулся от песка и пыли. Голова гудела. По руке текла струйка крови, тревожно алея на светлой коже. Похоже, мир уцелел и на этот раз.
Хотя было похоже на то, что он стоял на самой грани.
Мост и сторожевая башня исчезли. Вместо них образовалась громадная куча камней и широкий пролом в стене. Ну и пыль, куда ж без нее. Кое-где схватка продолжалась, но в основном бойцы корчились на земле, надрывно кашляли, стонали, бесцельно бродили среди развалин. Сражаться им больше не хотелось. Ищейке было знакомо это чувство.
Кто-то упрямо пробирался к пролому, карабкаясь по груде мусора, заполнившего крепостной ров. Кто-то косматый, с длинным мечом в руке.
Конечно же, Логен Девятипалый.
– Вот дерьмо! – в сердцах выдохнул Ищейка.
Логен, видать, снова задумал очередную глупость, но это было полбеды. Следом за ним по груде мусора лез еще кто-то. Трясучка. Секира в одной руке, щит в другой. На грязном лице – мрачное выражение, как у того, кто замыслил другое.
– Вот дерьмо!
Молчун пожал плечами.
– Лучше пойти за ними.
– Да. – Ищейка наставил палец на Красную Шапку, деловито смахивающего мелкий щебень с куртки. – Собери парней вместе! Мы туда, – сказал он, махнув мечом в сторону проема.
Проклятие, ему снова хотелось отлить. Все как всегда.
Отступая по полутемному коридору, Джезаль боялся вздохнуть. От пота чесались ладони, шея, поясница.
– Чего они ждут? – проворчал кто-то.
С высоты донеслось тихое потрескивание. Джезаль взглянул вверх, на потемневшие от времени стропила.
– Вы слышали?
В потолке возникла дыра, сквозь проем стремительно влетела фигура в белом, ударив ногами одного из телохранителей. Рыцарь упал, на нагруднике остались две большие вмятины. Из-под забрала хлынула кровь.
Прекрасная девушка одарила Джезаля безмятежной улыбкой.
– Пророк Кхалюль приветствует вас!
– Союз! – взревел другой телохранитель, бросаясь в атаку.
В мгновение ока она оказалась на противоположной стороне коридора. Клинок звякнул о камень, рыцарь покачнулся. Девушка схватила его под мышку, слегка напружинила колени и подбросила к потолку. Посыпалась штукатурка. Девушка вцепилась в горло следующему рыцарю и впечатала его голову в стену с такой силой, что он застрял в каменной кладке, подергивая ногами, закованными в латы. Старинные мечи со звоном упали со стен.
– Сюда!
Верховный судья потянул ошарашенного Джезаля к позолоченным дверям. Горст пнул створки сапогом. За дверью простирался пустынный Зеркальный зал. Сверкали навощенные плиты пола – все столы с королевского свадебного пира куда-то убрали.
Он бросился бежать к двери в противоположной стороне зала. Звук шагов гулким эхом отдавался под сводами, из груди несся натужный хрип, от ужаса перехватывало дыхание. Зеркальные стены издевательски множили бесчисленные отражения. Жалкое зрелище. Король-шут, сбегающий из собственного дворца: корона сползла набок, по исцарапанному лицу струится пот, рот перекошен гримасой страха. Он резко остановился. Горст, бегущий следом, едва не врезался в спину.
Одна из близняшек сидела на полу у дальних дверей зала. Она прислонилась к зеркальной стене, словно опираясь на спину сестры. Девушка томно подняла руку, запятнанную алой кровью, и приветственно помахала королю.
Джезаль бросился к окнам. Стекло взорвалось каскадом осколков, вторая сестра влетела в зал сквозь оконный проем, скользнула по гладким плитам пола и замерла.
Вздохнув, она пригладила длинные золотистые волосы и причмокнула.
– У тебя бывало такое чувство, что все веселье достается кому-то другому?
Красная Шапка был прав. Умирать никому не хотелось. Никому, кроме Девяти Смертей. Пора бы ублюдку свое получить.
– Я еще жив, – прошептал Логен. – Еще жив.
Он обогнул угол белого дома и прокрался в парк.
Когда-то здесь гуляли толпы народа, смеялись, ели, разговаривали. Сейчас было не до смеха: на широких лужайках лежали трупы воинов и мирных жителей. Издалека доносился гул битвы. Ветер свистел в голых кронах, под ногами шуршал гравий. Логен двинулся к высокой дворцовой стене. По коже побежали мурашки.
От дворцовых ворот остались только искореженные петли в арке проема. На садовых дорожках за стеной валялись изувеченные тела. У самых ворот кучей громоздились трупы, будто расплющенные гигантским молотом. В луже темной вязкой крови лежал рыцарь, рассеченный надвое.
Посреди сада стоял смуглый юноша в белом доспехе, забрызганном кровью. Ветер ерошил его черные волосы. Юноша посмотрел на тело, распростертое на дорожке, затем невозмутимо перевел взгляд на Логена, ступившего под арку ворот. В черных глазах не было ни страха, ни злобы, ни радости, ни печали. В них была пустота.
– Ты далеко от дома, – сказал он на северном наречии.
– Ты тоже, – ответил Логен, глядя на безупречное лицо. – Едок, да?
– Виновен, признаю.
– Мы все в чем-то виновны. – Логен перехватил рукоять меча. – Ну что, приступим?
– Я пришел убить Байяза. Его одного.
Логен оглядел горы трупов.
– Хм… Удалось?
– С убийством на уме число смертей неведомо.
– Что верно, то верно. Как говаривал отец, кровь не дает тебе ничего, кроме новой крови.
– Мудрый человек.
– Зря я его не слушал.
– Иногда трудно понять, что есть истина. – Едок поднес к лицу окровавленную правую руку, недоуменно посмотрел на нее. – Праведнику положено… сомневаться.
– Как скажешь. Я с праведниками не знаком.
– А я знаком… был. Кажется. Не знаю. Мы должны сражаться?
– Похоже на то, – вздохнул Логен.
– Так тому и быть.
Он налетел стремительно, и Логен не успел поднять меч, а только неуклюже увернулся, но все равно получил пинок под ребра – то ли коленом, то ли локтем, то ли плечом. Кувырком покатился по траве, так что разбираться было некогда. Попытался встать на ноги, но тело не слушалось. Сил хватало только чуть приподнять голову, дышать было больно. Он перекатился на спину, уставился в белесое небо. Наверное, не стоило лезть за стену. Парни отдыхали бы в тенечке, дожидались бы, чем дело кончится.
Тучи заслонил черный, расплывчатый силуэт едока.
– Прости меня. Я помолюсь за тебя. За нас обоих, – сказал юноша, занося тяжелый бронированный сапог.
В безупречное лицо вонзился боевой топор. Едок отшатнулся. Логен помотал головой, разгоняя туман, прерывисто вдохнул и приподнялся на локте, свободной рукой ощупал бок. Кулак в белой латной перчатке пробил щит Трясучки, отколов кусок. Сам Трясучка упал на колени. Стрела со звоном отскочила от доспеха едока. Он обернулся, открыв рассеченную топором голову. Вторая стрела
