— Так, где-то здесь, — Кощей Кощеевич встал перед неприметным стеллажом и начал перебирать коробочки на средней полке.
Судя по хитрому выражению лица, нашел.
— Кавагути-кун, — обратился я к недзуми. — У тебя есть кумир?
— Разумеется, есть. У каждого мальчика, который имеет хоть какое-то отношение к современной культуре, найдется.
— И кто это?
— Хамада Йоши, легендарный недзуми. Я считаю, что на вершину власти ведут две нитки: сила и знание. Я занимался знанием, но никогда не имел силы. В этом я мало отличался от среднестатистического недзуми: как правило, у него есть или что-то одно, или вообще ничего, что бывает куда чаще. А Хамада Йоши — великий ниндзя. Он был силен и умен. По легенде он одной рукой поднимал камень весом в двести семьдесят кан.
Я быстро посчитал в уме. Больше тонны. Мощен был шиноби, мощен. Еще бы о нем легенды не рассказывали…
— Более того, его сила ничуть не мешала его разуму. Каждый недзуми вырос на клановых сказках и хотел бы принадлежать к его роду. Детские воззрения, конечно… однако многие проносят через всю жизнь желание быть лучше.
Вот таким нехитрым способом Ханаваро Кавагути признался, что не отказался бы от власти, силы и интеллекта. Последнее у него уже было.
— Пойдемте, парни, — Кощей Кощеевич держал в руках неброского вида футлярчик.
Мы прошли к выходу из сокровищницы. За нашими спинами гасли промышленные лампы. Горы злата, над которым можно было чахнуть в любое удобное время, были надежно скрыты сундуками.
Мы снова стояли посреди гостиной.
— Костян, у тебя явно должна быть заготовлена речь, — батя почему-то развеселился, представляя, что сейчас снова будет цирк. Конечно, будет, обижаешь…
— Кавагути-кун, у тебя есть выбор. Ты берешь синюю пилюлю — история заканчивается, ты просыпаешься в своей постели и веришь во все, во что хочешь верить. Ты берешь красную пилюлю — остаешься в Стране Чудес, и я показываю, как глубока кроличья нора. Помни: все, что я обещаю — только правда. Ничего больше.
И Кощей, и недзуми хихикали в процессе впаривания разноцветных таблеток. Я и сам с трудом держал серьезную физиономию. Кто говорил, что будет легко?
— Короче, вкратце. Ты претенциозный парень. Ты хочешь власти, силы и знаний. Желательно при этом, чтобы тебе это не стоило ни единого евроцента, копейки, агары или чем ты готов был бы расплачиваться.
— Константин, — неожиданно серьезно сказал Кавагути, — ты же в курсе, что я до текущего дня ни с кем об этом не разговаривал?
— Я провел с тобой не один день, — так же серьезно ответил я. — Ты изначально выдал запрос: увези меня подальше, я хочу отдохнуть. Просто погулять, повеселиться в свое удовольствие, поесть столько, сколько можно, а не сколько дадут. Так?
— Так.
— Я в жизни не поверю, что после отдыха, наевшись и приведя мысли в порядок, ты не хотел бы с новыми силами грызть дальше или гранит науки, или еще что-нибудь. Потому что ты не вписываешься в рамки своего обычного крысиного окружения. И хочешь для себя иной судьбы, а не бегать годами и веками в качестве одного из рядовых разведчиков.
Он молчал. Я угадал.
— Так вот. Я хочу сделать тебе подарок. Сейчас мы можем призвать Хамада Йоши. В любое удобное время он будет тренировать тебя, пока ты не будешь поднимать одной рукой эти пресловутые двести семьдесят кан или сколько захочешь. Или мы можем подарить тебе некий духовой инструмент, по легенде принадлежавший некоему крысолову, проживавшему в далеком городке с неблагозвучным названием Хамельн. Именно так эта деревня сейчас отмечена на карте.
Глаза недзуми стоили вот этой моей километровой речи.
— У меня есть возможность подумать?
— Мы пока выйдем. Когда будешь готов — просто найди нас в столовой.
— Спасибо, — он сел в кресло и залип в мыслях.
Мы с отцом медленно шли к двери, когда он окликнул нас.
— Я тут подумал, а потом еще подумал и решил, а почему бы и нет?
— Что именно нет?
— А можно и то и другое?
— И то и другое? — переспросили мы на всякий случай, подозревая еврейские корни у весьма некошерной крысы, одетой в хакама.
— Да, и еще пирожок, — добавил он.
Отец засмеялся. Веселился он долго.
— Я искренне уважаю твое желание получить всего и побольше. Ты не хочешь включить опцию «помощь друга»?
— Я хотел бы посоветоваться, только с кем, вы же не крысы? — резонно вопросил недзуми.
— Зато Хамада Йоши крыса, — ответил отец. Лицо Кавагути просветлело.
Недзуми лежал ниц перед великим мастером. Мы поклонились легендарному шиноби и тихо вышли за дверь. Им было о чем поговорить.
— Костян, а как ты думаешь, чем дело закончится?
— Мой хрустальный шар сегодня затуманен, — признался я. — Если я могу проследить логику недзуми и логику общества, в котором этот недзуми живет, то это совершенно не значит, что я могу смешать одно с другим и знать, что в этом стакане получится за коктейль.
В гостиной раздавался громкий японский мат. Мастер Хамада орал так, что тряслись дубовые шкафы. Иногда он топал ногой, и шкафы еще и нервно подпрыгивали.
— Кажись, советовать ему понравилось, — я был настроен флегматично.
— И вообще, я отказываюсь иметь дело с такими раздолбаями! Сколько можно! Начитаются легенд и давай чушь пороть! — разорялся призрак великого мастера на вполне понятном японском. — Достали, мать вашу! Где этот некромант, который меня призвал?!
— Я здесь, Хамада-сэнсэй, — Кощей Кощеевич зашел в гостиную.
— Значит, так, некромант-сан, — мастер слегка остыл. — Я попрошу вас вернуть меня на то место, из которого вы меня достали. В дальнейшем потрудитесь объяснить молодежи, что сказками нужно было наесться в детстве. Верить в сказочных кицунэ и дергать за хвост амурских тигров — сопоставимые проступки. В будущем аукнется и то и другое, причем неизвестно еще, что из этого молодой организм переживет с бо´льшим трудом.
— Я понял, Хамада-сэнсэй, — ответил Кощей нейтральным тоном. — Я благодарю вас за оказанную помощь. Позвольте вернуть вас во тьму небытия.
— Кощей Кощеевич, я, как видите, посоветовался со старым мудрым недзуми, — изменившимся голосом произнес Кавагути. Он был одновременно чем-то воодушевлен и расстроен настолько, что продолжил разговаривать на родном японском. — В общем, я хочу только музыкальный инструмент. И пирожок, если это возможно.
— Уж без пирожка ты в этом доме точно не останешься, — уверил его отец уже на русском. — Я знаю, что ты, Кавагути-кун, достаточно вежлив и точно ничем не мог оскорбить сэнсэя. Да, характер у него не подарок, конечно… но из-за чего он так разорался?
Недзуми горько улыбнулся.
— Он сказал, что в жизни не поднимал больше двух сотен килограммов за один раз, для этого у него были шиноби помладше. Вшестером возьмутся — и нормально, как-нибудь дотащат. А еще он сказал, что недзуми тупее себя не знал и с детства, чтобы осилить простенькие вещи вроде таблицы умножения, был вынужден сидеть за учебой вдвое, втрое дольше прочих. Если уж тот некромант, неленивый настолько, чтобы достать его кости, предлагает мне вещь, способную сразу дать мне власть… власть, которой ни у одного недзуми в мире еще не было — какого черта я вообще хватаюсь за старые неподтвержденные сказки, обросшие подробностью в силу устного народного творчества. Вот что он мне сказал.
— Хамада Йоши, воистину, был умнейшим из недзуми, — задумчиво произнес отец. — Потому что ни один дурак никогда не признается в том, что ему что-то тяжело давалось, не получалось или выходило с трудом. Только терминальный идиот будет уверен, что во всех неудачах виноваты обстоятельства или что всё должно само идти в руки. Ты тяжело и долго шел по пути получения знаний. Я уверен, что ты заслужил силу. Дорога только начинается. Возьми.
На его протянутой руке лежал футляр.
Хана-кун осторожно взял коробочку и открыл ее. На простенькой суконной салфетке удобно устроилась деревянная дудочка, судя по виду, пропитанная каким-то темным маслом.
