Но как бы ни стремился Брансен к Джеста Ту, сейчас путь туда был заказан, по крайней мере через Этельберт-дос-Энтл — в порту ввели военное положение. Любому, кто оказался во владениях правителя Этельберта без спроса, пришлось бы выбирать между военной службой и виселицей.
Поэтому вместо юго-запада наши герои направились на юго-восток и теперь приближались к Делавалу, столице земель владыки Делавала, будущего короля Хонсе. По дороге им стало известно, что отсюда тоже можно попасть в Бехрен, хотя путь предстоял неблизкий. Сначала вверх по великой реке Мазур Делавал, недавно переименованной в честь правящей семьи, потом через южные воды Хонсейского залива и область мелких княжеств, известную как Нога Богомола.
Без сомнения, такой маршрут был и затратным, и небезопасным, но добираться по суше в разгар войны — безумие. Брансену оказалось проще согласиться с этим, чем признаться себе в том, что он еще не готов к судьбоносному путешествию.
Итак, троица снова двинулась в путь. Дорога вела на запад, но менее чем через милю повернула, и взорам путников открылся знаменитый город. Окруженный южными холмами, он раскинулся в низине, по которой струились три бурливых ручья. Соединившись, они образовывали глубокий водоем, где располагался северный городской причал. Здесь брала начало река Мазур Делавал, чьи быстрые потоки спешили влиться в неспокойные воды северного залива.
Сама столица выглядела именно так, как представляли Брансен, Кадайль и Каллен: бесконечные ряды каменных и деревянных домов, многие в два, а то и в три этажа. Большую часть города, включая центр, окружала каменная стена. За ней возвышался замок. Громадный и величественный, он господствовал над всем пейзажем. Ничего подобного Гарибонду и двум его спутницам видеть не приходилось. Три башни, соединенные между собой, простирались к небесам настолько высоко, что стремление владыки Делавала царствовать надо всем Хонсе сразу переставало казаться абсурдным.
К концу дня они добрались до окраины города. Поплутав узкими улицами, по обеим сторонам которых лепились лавки и магазины самого разного толка, путники вышли на просторную рыночную площадь, расположенную прямо за городской стеной. По дороге им попалось несколько пожилых крестьянок, делавших последние покупки перед закрытием рынка.
Кадайль слезла с козел и теперь шла рядом с мужем и матерью, ведя под уздцы упряжку.
— Испорченные продукты, — тихо сказала Каллен спутникам. — Откуда им быть, как не из замка, с кухонной помойки?!
— Все то же, что и в Прайде, — согласилась Кадайль. — Верхушка забирает себе все самое лучшее, а нам достаются отбросы.
— Все, кроме того, что мы сами им никогда не отдадим, — хитро улыбнулась Каллен.
— И того, что один разбойник в черном отобрал у них, — добавил Брансен, и все трое засмеялись.
Кадайль вдруг замолчала, пораженная внезапной мыслью, и внимательно посмотрела на мужа. Тот ответил ей непонимающим взором.
— Ты ведь не думаешь… — начала она.
— Иногда думаю.
— Да нет же! Я надеюсь, ты не думаешь, что ему можно появиться здесь, — продолжала жена. — Я имею в виду Разбойника. Пока мы в Делавале, ты должен носить маску Цапли.
— Какая уж тут маска, — вздохнул Брансен, доставая гематит из-под косынки и быстро пряча в карман.
Из линии Ки-Чи-Крии по телу тут же побежали волны боли и судорог.
— Я так-к-кой и есть.
Кадайль вздрогнула, услышав его прерывистую речь.
Брансен заметил это.
— Вижу, Цапля тебе отвратителен, — произнес он довольно гладко, чем немало удивил ее.
Указав взглядом на карман, Брансен дал понять, что держит там душевный камень в кулаке. Амулет теперь не касался лба в точке Чи, но продолжал действовать, хотя и слабее.
Кадайль нахмурилась, и молодой человек поспешил возобновить свои угловатые движения.
— Даже не пытайся ничего украсть в этом городе. С владыкой Делавалом такие шутки не пройдут, — прошептала она.
Брансен промолчал, не желая сознаваться, что именно о краже сейчас и думал.
В город их не пропустили. Ворота были открыты только для повозок и лошадей, принадлежащих городской знати или богатым купцам, платившим немалую мзду за право провести внутрь коня, осла или телегу. Однако стража была столь любезна, что указала путешественникам дорогу к ближайшей конюшне, заверив их в том, что хозяин — уважаемый человек.
По правде сказать, его репутация не слишком волновала наших героев. В повозке почти не было ценностей, не считая шелкового одеяния Брансена и небольшого свертка, который они собирались взять с собой. Ослик Дулли был старым другом, но бесполезной скотиной, а лошадей они все равно намеревались продать. Бедные животные уже намучились на разбитых дорогах.
Ениум, хозяин конюшни, оказался высок и тощ. Густой загар на его лице оттеняла черная щетина.
— Обеих надо подковать заново, — сообщил он, осмотрев кобыл. — Много прошли.
— Слишком много, — ответила Каллен.
— Везем его к монахам, — объяснила Кадайль, заметив взгляд, которым конюх окинул Брансена. — Это его на войне так ранили.
— Ничем они не помогут, — расхохотался Ениум и замахал руками. — Разве что золотишком заплатите, причем щедро.
Каллен и Кадайль грустно переглянулись. Услышанное не стало для них новостью. Кое-что в Хонсе было неизменным.
— У нас почти не осталось денег. Мы надеялись, вы купите лошадей и повозку, — сказала Каллен.
— Купить? Этих развалин?
— Так ведь пройдено сколько…
— И то правда, — согласился Ениум. — А что с ослом?
— Его мы оставим. Нам предстоит еще долгий путь, — пояснила Каллен.
Убедившись, что переговоры идут успешно, Брансен с Кадайль отошли подальше. Вскоре к ним присоединилась Каллен, позвякивая кошельком с серебряными и даже одной золотой монетой.
— Он согласен бесплатно приютить Дулли, пока мы в Делавале, — довольно улыбнулась она. — Хорошо сторговались.
— Более чем, — кивнула Кадайль.
Она закинула дорожный мешок на плечо и только собралась позвать спутников на прогулку в город, пока не село солнце, как за городскими стенами раздался рев труб. Послышались радостные возгласы, к воротам со всех сторон потекли шумные толпы крестьян.
Каллен и Кадайль подхватили Брансена под руки и тоже поспешили в город, чтобы не попасть в давку. К счастью, ворота были невдалеке. Молоденький стражник лихо подмигнул Кадайль и пропустил всех троих. За городской стеной было такое же столпотворение. На главной площади собралось несколько тысяч человек, все кричали, прыгали, махали красными лоскутами.
