Как неотразимы наши девушки.
— Ага. Тоже боюсь косоглазие развить, — согласился ассасин.
Приодетые друзья смотрелись впечатляюще. Особенно все вместе. Словно герои сказаний. Впрочем, «словно» — лишнее. Они и есть герои! От вчерашних историй аж дух захватывало. Окинув себя взглядом, Алан испытал неловкость. Тут даже свежая рубашка не спасала. Про драные мешковатые штаны и говорить не стоило.
— Ну и? Может, выдвинем его, сядем да пожрём как люди? — Рэксволд кивнул на стоявший у окна стол. — Или опять кто где рассядемся?
— Надо бы, — одобрил идею Джон. — Тогда вшестером поместимся. Лавку только подтащить и вон тот ящик.
— А, ну да, ещё этот… — проворчал ассасин. — Н-да, правду говорят: счастье в неведении… — на лестнице за спиной раздались шаги. — Слышу. Прётся…
С молчаливого камня ступеней на скрипучие половицы сошёл Шойсу. Его ботинки и плотные штаны ничем особенным не выделялись, а вот куртка… наполовину обрезанная по диагонали, защищала только правую сторону. Живот и левый бок был оголён. Рука — тоже. На ней поблёскивал лишь наруч с выкидным клинком. Цвет новой одёжки — графитовый. Как сырая мостовая.
Рэксволд скептически посмотрел на мышечный рельеф тёмного пресса:
— До первой стрелы… Хотя… скучать не буду.
А вот Лайла не сомневалась: остроухий иномирец отчётливо понимал, что делает. В лавке она пододвинула к нему альбом с эскизами. В ответ были продемонстрированы пустые руки. Пришлось показать неторопливый жест дарения. Немного подумав, Шойсу начал листать альбом и даже что-то чертить угольным карандашом на чистом пергаменте. Это натолкнуло вампиршу на кое-какую мысль. Но сперва — трапеза.
Она мерно шла за разговорами, пока на краю стола не появился Скарги. Ему тоже перепало угощение: полоска вяленого мяса. Перепорхнув к Лайле на плечо, он грыз её с нескрываемым удовольствием, чем приковал к себе взгляды завтракающих.
— Я думал, огненные мефиты щепками питаются… — усмехнулся уминавший яичницу ассасин.
— Отчасти, — Лайла взяла кусочек ржаного хлеба с деревянного подноса. — Травы, кора, фрукты, орехи. Жирное и сладкое им можно лишь в небольших количествах. Потому получают они его с дозволения хозяина. В качестве поощрения.
— Уверена? — проговорила с набитым ртом Эрминия. — Что мешает ему мышей или воробьёв втихаря жрать? Такой и сокола небось подобьёт.
— Дисциплина. В отсутствие Дельвинуса он исполняет исключительно мою волю.
— Да ну? — осклабился Рэксволд. — А давай поспорим, что он возьмёт у меня вяленое мясо, наплевав на запрет? Если нет — я за час организую тебе экскурсию по столице. Но если да, мы сыграем в игру «кто больше выпьет». И я не позволю тебе сдаться в начале. Так как, проверим?
— Ты проиграешь, — спокойно ответила Лайла.
— Ясно. Струсила. Эх…
— Хорошо, — вампирша улыбнулась. — Я согласна. Давай проверим. Даже команд давать не буду. Приступай.
— Во, другое дело! — повеселел Рэксволд. Он вытащил из яичницы аппетитный кусочек, встал и приблизился к Скарги. — Держи.
Мефит облизнулся.
— Да ты не стесняйся. Вкуснятина же. Смотри, — ассасин с наслаждением обнюхал предлагаемую еду и снова протянул руку. — Бери.
Скарги затоптался на плече. Почесал когтистой лапкой рогатую головёнку. А затем вдруг развернулся к дарителю спиной да уселся, недовольно подрыгивая хвостом. Даже уши от досады развесил.
— Какой послушный, — усмехнулся Джон.
— Несчастный… — увидел ситуацию под другим углом Алан.
— Я ведь предупреждала… За час, говоришь? — снова улыбнулась Лайла.
— Вот же ж… гадость крылатая. Не получишь ничего, значит! — Рэксволд закинул мясо себе в рот. — Ладно… — он угрюмо посмотрел на северянку. — Пойдём, Эрми. Поможешь маленько.
— Обещаешь — ты, расхлёбываем — мы. Старо как мир. Уже оскомину набило… — та смерила возлюбленного испытующим взором и закатила глаза. — Ох… Должен будешь. Пошли.
Пара быстро покинула мастерскую, а Лайла поглядела на Шойсу, который весь завтрак невозмутимо наблюдал за происходящим. Даже сквозь грозовую хмурость Эрминии иногда прорезалась улыбка. А этот… кремень. Неужели в мире, откуда он родом, все такие? Настало время для ответов. Хотя бы части. Щепотка в руке лучше горы в мыслях.
— Говорила вчера, скажу и сегодня, — вампирша перевела взгляд на Алана, — готовишь ты превосходно.
— Ну… не то чтобы прям превосходно… — юнец составлял тарелки в корыто с водой.
— Станешь спорить с избалованной изысками королевской кухни?
— Спасибо… — стеснительно улыбнулся тот. — Было время… подрабатывал на постоялом дворе. Помогал блюдоделу. Видать, чему-то научился.
— Закажи замок — пирожок в подарок. Кажется, неплохая идея, — добрая усмешка Джона окунулась в кружку.
— Пока заказов хватает. К обеду надо дверь у лепчего починить. Очень уж за горшки свои переживает. А вечером обещался к медовару заскочить. Второй замок на калитку присобачить. Вроде пасека недалеко, но за ворота города выходить страшновато. Сами знаете, смелости у меня, как золота у бродяги.
— Не беда. Дорогу покажешь — домчу тебя на Бамбуке.
— Видно будет, — немного загадочно ответил юнец.
Следопыт завёл с ним разговор о сортах мёда. Лайла же ссадила мефита у очага, посетила второй этаж и вернулась не с пустыми руками. Подсев к скучавшему Шойсу, она выложила на стол пергамент и карандаш. А затем принялась рисовать, надеясь привлечь внимание. Простенький набросок людей был помещён в дом, вокруг которого разрослись городские строения и клумбы. Всё в узнаваемом ардонэйзийском стиле. Начертив в углу солнце, она отложила карандаш и поймала заинтересованный взор бирюзовых глаз.
— Я… — Лайла указала на себя и на одного из человечков. — Ты… — её палец коснулся Шойсу и приземлился на второго. — Дом… — руки описали круги по простору помещения, после чего упали в центр рисунка. — Мир… — ладони растеклись по всему пергаменту. — Мой мир… — палец вновь уткнулся в зелёное платье.
Джоном с Аланом притихли, внимательно наблюдая за реакцией остроухого.
— Miir? — тот посмотрел в окно, где по мостовой навстречу утру брели прохожие.
— Мир, — кивнула Лайла и в третий раз коснулась груди: — Мой мир… — затем указала на собеседника, перевернула пергамент чистой стороной и пододвинула вместе с карандашом. — Твой мир?
Шойсу обвёл всех недобрым взглядом. Словно пёс, заподозривший незнакомцев в желании отнять пожёванную кость. Не миновал сей участи даже Скарги, который, не следя за двуногими, заинтересованно обнюхивал грязную сковороду.
И всё же темнокожий взял карандаш. Уронил взор на пергамент. По ровной поверхности стали расползаться линии. Короткие. Длинные. Изогнутые. Сперва Лайла увидела набросок оскала, однако чуть позже признала в верхних зигзагах сталактиты. Пещера. Вот и похожие на грибы закорючки. По всей видимости, она была гигантской. В разы больше выведенной посередине крепости. С одними воротами и сотней изображённых точками окон.
— Sheen’soz, — с шипящим акцентом произнёс Шойсу.
— Это… подземелье? — Лайла указала пальцем на половицы.
Остроухий встал, подошёл к стене и, приложив к ней рисунок девушки, вознёс его к потолку:
— Naz’kus, — он перевернул пергамент, а затем резко спустил свой набросок к полу. — Sheen’soz.
— Похоже, ты угадала… — сидевший за столом Джон смотрел, как Шойсу усаживается обратно.
— У нас под ногами подземный город?.. — Алан нервно почесал плечо. — Ну вот. Мне теперь в погреб боязно спускаться.
— Невозможно… — качнула головой Лайла. — Если бы под землёй жил темнокожий народ с острыми ушами, мы бы об этом давно знали. Даже Леонардо назвал его путешественником между мирами.
— Тут такое дело… — следопыт неспешно вертел пальцами кружку. — До недавнего времени я тоже ничего не знал о магии, драконах и прочем… Вдруг не только четыре столетия могут отсечь правду…
— Ты о земной толще?
— О ней самой. И страшно подумать, какой она должна быть, чтобы подобная тайна до сих пор не выбралась на поверхность.
— Звучит как… теория, — Лайла поглядела на Шойсу, чей непоколебимый взор гулял между присутствующими. — Я обязательно задам этот вопрос Леонардо.
* * *
На кладбище, окружённом высоким каменным забором, стояла тишина. Изредка её нарушали мелодичные трели птиц. Прячась в кронах разлапистых вязов, сидя на мшистых надгробиях и увенчанных травой склепах, они словно баюкали мертвецов. Каждый день. Каждую ночь.
Пребывая в тени вековых деревьев, Флогги копал могилу. А заодно размышлял о смерти. Для него убийства были самовыражением. Искусством, сокрытым в серых буднях столицы. Чёрная лужа после дождя. Слизь в канализации. Лишний мешок костной муки на городском складе. Кто признает в них пепел заживо сожжённой жертвы, растворённый в щёлочи труп или братскую могилу в холщовой оболочке? Никто. Люди
