— Спешите! Спешите! — провозглашал мастер Ладдхью, стоя у обочины дороги на опрокинутой бочке. — Спешите видеть дивные дива и всевозможные чудеса, прибывшие из дальних стран света специально для вас. Не упустите шанс лицезреть блистательную Сатильду и ее труппу Императорских Акробатов из Кордавы — прекрасной столицы государства Зингара, лежащего на самом западе мира! Придите подивиться чудесам Бардольфа и Иокасты — ясновидящей и волшебника, которые явят вам тайны магии, вывезенные из Турана, Рассветной Страны! Загляните в глаза удивительным зверям, родившимся в джунглях дальнего юга, где под сенью вековечных дерев бродят ужасные призраки! И, в довершение, — вот он стоит прямо перед вами, Конан Могучий, повсюду прославленный как Самый Сильный Человек! Он приехал сюда; дабы возвеличить перед вами телесную мощь и невиданные искусства своего народа северных великанов! Взгляните, почтенные, на несравненного Конана! Когда еще вам представится случай хоть одним глазком увидеть столь сверхъестественную силу и мощь!..
Без труда удерживая равновесие на своей бочке, Ладдхью повернулся и дал сигнал, взмахнув полой бархатного плаща. По этому сигналу Конан вышел на грузовую платформу одного из тяжелых фургонов, к которому была привязана одна из растяжек циркового тента. На нем красовался тот самый костюм, в котором Рогант появился в достопамятный вечер в Таджаре: сандалии и юбочка-килт. Вплоть до уже упоминавшегося пояса со здоровенной полированной бляхой на животе. Непокорную вороную гриву киммерийца успели заботливо подстричь, расчесать и украсить блестящим металлическим обручем.
Обруч сиял чистым золотом в черных волосах Конана, и никто в толпе не знал, что в перерывах между выступлениями его приходилось отчищать от зеленой коросты. Металл, из которого он состоял, с золотом и рядом не лежал.
Выйдя на середину, Конан борцовским жестом воздел руки над головой и напряг необъятные мускулы, давая публике полюбоваться редкой красотой мужественной фигуры.
— Смотрите, смотрите! — вещал Ладдхью. — Этот парень — наполовину человек, наполовину титан! Вы только взгляните, как перекатываются его могучие мышцы! Каким великолепным зверем может быть мужчина! А если, почтенные, вы желаете посмотреть, как он пускает в ход богами данную силу и помогает ли она ему справиться в схватке с любыми двоими из числа собравшихся здесь,— нет ничего проще! Вы просто вручите привратнику свои медяки, ибо он рад будет принять их прямо здесь и сейчас. Выступление Конана Могучего состоится по ходу нашего представления, а представление начнется тотчас же, как только будет полна площадка для зрителей. Итак, — не проходим мимо! Не проходим, а подходим, платим грошики получаем самое лучшее место, с которого будет видно все целиком, от начала и до конца!
Завороженные его красноречием, шемиты один за другим проникали в калитку, разыскивая под одеждой тщательно запрятанные кошельки и выуживая мелочь для платы за вход.
Монетки переходили к Роганту, восседавшему на передке фургона. Бывший «непобедимый силач» сумрачно взирал на толпу. Он сидел, нахохлившись, да и одет был в бесформенную хламиду, никоим образом не дававшую заподозрить под ней его собственные прославленные мышцы.
Заплатив, зрители проходили под дышлом повозки, поднимавшемся на веревке наподобие шлагбаума. Вообще-то поднимать его должен был привратник, но плечо у Роганта еще болело, и поэтому рядом с ним сидел Бардольф. Карлик приподнимал дышло неохотно, точно скупясь: самым высоким из посетителей приходилось нагибать головы.
— Увы, больше народу в цирке не поместится, — объявил, наконец, мастер Ладдхью в ответ на короткий взмах ручки Бардольфа. — Те из вас, почтенные, кому нынче не повезло, могут подойти к началу следующего представления. А те, кто вошел, — не забудьте поведать об увиденных чудесах своим друзьям и знакомым, и милости просим еще раз к нам в гости!
Сказав так, мастер Ладдхью соскочил со своего пьедестала и направился к заплатанной холстинной занавеси.
В цирке не было крыши — только полотняные стены. Вместо крыши над головой возносилось хитросплетение шестов и канатов. У противоположной стены стоял второй фургон, служивший сценой. Вплотную к нему зрители не приближались, ибо там, на цепях, пристегнутых к переднему и заднему колесам повозки, сидели страшные звери. Один был медведь, другой — черный тигр. Оба бродили из стороны в сторону, натягивая цепи, и с хмурой угрозой поглядывали на толпу, словно выжидая, когда кто-нибудь неосторожный подойдет слишком близко.
Мастер Ладдхью бесстрашно прошел между ними, обернулся к толпе и расшаркался, картинно взмахнув полами бархатного плаща.
— Вот они перед вами, плененные в джунглях дикого юга и привезенные за сотни лиг, дабы доставить вам удовольствие. Это — Буруду, болотный медведь с низин Куша. Вы не поверите, если я вам расскажу, сколько народу растерзал в свое время этот чудовищный людоед! А если поверите, то никогда больше не сможете спокойно спать по ночам!.. Знайте, что только свойства вот этого зачарованного предмета делают его ручным и покорным. Если волшебство утратит силу... — Ладдхью отстегнул от своего пояса церемониальную плеть — три металлические звездочки, привязанные к рукоятке кожаными ремешками, — и помахал ею перед собой.— Встать, Буруду!
Медведь, лениво прогуливавшийся по травке, тяжеловесно поднялся на задние лапы, не то, повинуясь приказу «зачарованного предмета», не то попросту опасаясь удара. Мех у медведя отливал бурым золотом, длинная морда суживалась к носу, в широких лапах таилась страшная сила, черные подушечки окаймлял жесткий мех, в котором торчали длинные неопрятные когти.
Вздыбленный зверь грозно нависал над цирковым мастером, — в толпе благоговейно заахали.
Ладдхью взобрался на платформу фургона и снова взмахнул плетью, уже над загривком страшилища и его принюхивавшимся носом. Медведь снова опустился на все четыре лапы.
— А вот, друзья мои, та, по сравнению с которой Буруду — всего лишь ласковый домашний любимец. Это Квамба — истинная царица диких зверей, пещерная тигрица с гор далекого Пунта! Нет смерти более безмолвной и скорой, нежели Квамба, крадущаяся во мраке пещерами и откосами своего неизведанного царства! Нет спасения несчастному, чей след возьмет она под душным пологом ночи джунглей!.. Но и Квамба, почтеннейшие, кротко слушается приказа магической плети...
Утреннее солнце играло на угольно-черной шкуре ночной красавицы, заставляя роскошный мех отливать призрачным серебром. В косом свете едва заметно угадывались полоски, столь яркие у обычного тигра. Квамба разгуливала туда и сюда у окованного медью колеса, и ее шуба мерцала, то вспыхивая, то погасая. Повинуясь взмаху плети в руке Ладдхью, тигрица легко и беззвучно, безо всякого разбега, прямо с места взмыла на сцену-платформу. И там улеглась возле ног мастера, до предела натянув цепь. Лишь нетерпеливо подергивался кончик хвоста.
