— Конечно, очухается, — сказала Саба, ощупывая иранистанца, — только не здесь, а на Серых равнинах.
Конан ушам своим не поверил.
— Точно, готов, — подтвердил Пролаза, наклонясь над Мугандиром. — Надо же было от такой ерунды окочуриться! Вот тебе и тертый калач.
— Он до смерти боялся отравы, — рассудил Фефим, — а тут еще эта кость. Вот сердечная жила и не выдержала, лопнула. Выходит, предчувствие не обмануло.
— А вы все с дурацкими советами, — проворчала, глядя на Пролазу и Фефима, Саба. — Законы гостеприимства какие-то придумали… «Давись, но ешь!» — передразнила она. — Вот он и подавился.
— Да мы же пошутили, — стушевался Пролаза. — Нет, правда, нельзя же в его годы быть святой простотой. В Шадизаре такие не выживают…
— Глядите! — перебил Конан.
В противоположной стене отворилась дверь, появился бритоголовый слуга. Бесшумно обогнул стол, приблизился к мертвецу и обступившим его претендентам. Наклонился. Посмотрел. Выпрямился.
— Отважные воители, — произнес он равнодушно, — когда закончите ужин, прошу перейти в соседний зал. Там вас ждет отменно вино. Об усопшем мы позаботимся.
Не реагируя на ропот, он повернулся и исчез за дверью, оставив ее отворенной.
* * *
— А вот это уже по мне! — дородный офирец вытер рот рукавом и снова прильнул к кувшину с хмельным.
— Да, винцо отменное. — Фефим тоже воздавал должное дорогим напиткам, но не с такими страстью и самозабвением, как Гизайль. — Странный он тип, этот Паквид Губар. Поназвал в дом бродяг, а кого и силком затащил, и теперь потчует, как царских слуг.
— Пыль в глаза пускает, — уверенно промолвила Саба. — Смотрите, мол, какой я щедрый, служите верой и правдой — будете как сыр в масле кататься.
Конану подумалось, что разбойница говорит дело. Схожие мысли и ему приходили в голову.
— Ладно, поглядим, надолго ли хватит его радушия, — сказал он. — Хотелось бы знать, когда начнется испытание.
— Утром, наверное, — предположил Фефим. — Сейчас покутим, потом выспимся, а поутру займемся делом.
В комнате появился бритоголовый слуга. Разговор оборвался.
— Почтеннейшие, — бесстрастно вымолвил здоровяк, — в соседнем покое приготовлены ложа. Когда вам наскучат возлияния, прошу перейти в опочивальню и не покидать ее до утра. Настоятельно советую в коридоре ступать только между линиями, специально для вас очерченными мелом. Неосторожность чревата гибелью. — В угрюмой тишине он покинул комнату.
— Это еще что за новости? — сказал наконец Пролаза. — Да просто он о ловушке для воров предупреждал. — Саба сидела, закинув изящные ноги на стол и смакуя вино; пристальны взоры разгоряченных вином мужчин нисколько ее не смущали. — Кто сойдет с помеченной тропки, тому конец. Видала я такие штучки!
— А ведь неспроста Паквид воров боится, — произнес Фефим, и Конан заметил, как блеснули глаза у Пролазы. И еще он увидел, что рубашку молодого домушника оттягивает спереди что-то тонкое и длинное.
— Может, золото тут держит? — предположил немедиец.
— Ну, все. — Конан поднялся. — Погуляли, пора и на боковую. Айда, братва.
— Ты чего это тут… ик… раскомандовался? — возмутился Гизайль и крепко прижал к животу кувшин с вином. — Хочешь дрыхнуть — катись, а мне… ик… может, тут нравится. Я, может, тут заночую.
— Завтра, похоже, денек не из легких будет, — спокойно сказал ему Конан. — Один Кром ведает, что этот лис горбатый для нас приготовил. Надо выспаться хорошенько. И вообще, подозрительно тут, лучше вместе держаться.
— Ты, Гизайль, если хочешь вконец напиться, бери кувшин с собой, — предложил немедиец. — А вообще-то вот тебе добрый совет — хватит зенки заливать. Представь, с какой башкой ты завтра оклемаешься. Провалишься на испытании — не видеть тебе больше этого великолепия, как своих ушей.
Сквозь пьяную оторопь на лице Гизайля проступила тревога.
— Не провалюсь! — Он вновь бабахнул кулаком по столу. — Мне тут… ик… по нраву! В лепешку расшибусь, а стражником стану. О таком хозяине, как Пакв… ик… как Паквид, я всю жизнь мечтал. Кто о нем худое слово скажет, тому ноги местами поменяю.
— Ну, так пошил. — Конан взял со стола канделябр и двинулся к двери.
В темном коридоре он сразу увидел две ломанные меловых линии. Присев на одной ноге, осторожно отвел вторую и слегка надавил на половицу в стороне от безопасной стежки. Трапециевидная плита с шорохом въехала в стену и вскоре вернулась обратно, позволил киммерийцу заглянуть в непроницаемый мрак.
— Поосторожнее тут, — предупредил он остальных, столпившихся у двери. — Давайте за мною по одному. Кто в сторону шагнет, костей не сосчитает.
Он пошел дальше и вдруг, спохватясь, обернулся.
— Кто-нибудь, за Гизайлем присмотрите, а то еще занесет на повороте.
— За собой присматривай, варвар, — донесся ворчливый отклик офирца. — Отвали, Пролаза, мне… ик… няньки не… А, тысяча демонов!
— Держись, Гизайль! — раздался в полумраке возглас Пролазы. — Второй рукой хватайся! Да брось бы этот кувшин дурацкий!
— А ну, замрите, — проревел во всю силу легких Конан, и суматоха на узком опасном пути мгновенно улеглась. — Всем лечь!
Претенденты подчинились беспрекословно, и он, перепрыгивая через лежащих, бросился обратно. Пролаза стоял на коленях, выпучив от натуги глаза, и обеими руками держал сорвавшегося Гизайля за кисть и запястье. Тот протрезвел от испуга, но не настолько, чтобы расстаться с драгоценным кувшином и помочь себе второй рукой.
— Держи его, Пролаза! — крикнул Конан. — Я сейчас помогу… Нет! Отпускай! Отпускай!
Пролаза уже и сам заметил, что острый край трапециевидной плиты неотвратимо приближался к нему. Если бы он не выпустил руку Гизайля, плита отрубила бы ему обе кисти.
— Кром, — буркнул Конан, когда в черной бездне под полом затих протяжный крик.
Рядом Пролаза поднялся с колен и растеряно сказал:
— И чего это он, а? Вроде спокойно стоял, и вдруг как шатнется…
— Он же обещал в лепешку расшибиться. — Саба хихикнула лежа на полу. — Не давши слово — держись, а давши — крепись. Дурной у тебя глаз Пролаза.
— С чего ты взяла? — сердито спросил Пролаза.
— А кто Мугандиру подавиться советовал? И кто Гизайлю обещал, что он провалится? Все по-твоему выходит.
— Тьфу ты! Великий Бел! Да я же не это имел в виду.
— Ладно, пошли спать, — Конан опустил канделябр. — Эй, там, впереди! Под ноги смотреть не забывайте.
* * *
Конан проснулся от еле слышного щелчка и рывком сел на ложе.
В канделябрах оплыли свечи, за витражами высоких окон царила мгла. Вокруг храпели, посапывали, посвистывали во сне дюжие претенденты на должности стражей загородного имения богатого шадизарского ростовщика Паквида Губара. На корточках у двери сидел человек и сосредоточенно возился с замком.