И вообще, я ввел для городов некий адаптированный под мое самодержавие вариант Магдебургского права[29], о коем мне мой глава Земского приказа уже давно все уши прожужжал. Правда, в полном, так сказать, объеме его правами могли пользоваться лишь «государевы города», в которых право высшей апелляции принадлежало только мне, и налоги с них также шли в казну напрямую. А таковых в стране насчитывалось десяток – Москва, Ярославль, Нижний Новгород, Казань, Астрахань, Смоленск, Великий Новгород, Псков, Вологда и Великий Устюг. Еще около сорока городов, со статусом «губернские», пользовались чуть более урезанными правами, так как входили в состав двадцати вновь образованных губерний, и там право высшей апелляции сначала осуществлял назначенный мною губернатор. Управлявший губернией, однако, при помощи трех собраний. Причем столицами губерний эти города не являлись, поскольку было совершенно ясно, что в этом случае основная масса аккумулируемых в губернском земстве средств однозначно пойдет в эти города. А мне нужно было развитие и самих территорий… Остальные города, коих насчитывалось еще почти две сотни, пока остались в прежнем, уездном статусе. Но зато уездами теперь управляли выборные, избираемые из числа уездного дворянского собрания членами таких же, как и в губерниях, трех уездных собраний – общинного, куда входили гласные от всех приходских общин и посадских общин уездных городов и слобод, епархиального и того же дворянского. Можно было ожидать, что расходы на обустройство городов, строительство дорог, мостов, содержание начальных школ, а в перспективе лекарских пунктов, землемерных контор и так далее с бюджета будут сняты. И сие означало, что реформа государственного управления, кою у меня продвигал Земский приказ под руководством Ивана Тимофеева сына Семенова, в основном завершилась. Теперь мое государство стало из феодального неким вариантом сословно-представительского. И в ближайшие лет сто, а то и двести этого во как хватит. А Солженицын, насколько мне помнится, и в конце двадцатого века считал сословное представительство лучшим способом организации власти. Знаю, читал его «Как нам обустроить Россию», кажется, «Комсомолка» публиковала. Так что кто его знает, как оно потом обернется. Ну да я сейчас сделал как посчитал нужным, а потом пусть потомки башку ломают…
Но были и расходы, кои мне ни на какие чужие плечи не скинуть. Например, армия и флот. Я совершенно точно знал, что чем дальше, тем все больше и больше будет возрастать роль двух родов войск, пока еще находящихся в русской армии в эдаком подчиненном положении – артиллерии и пехоты. Вернее, с артиллерией ситуация начала уже потихоньку выправляться. С полевой все было уже почти совсем хорошо. Артиллерийские полки были наконец-то полностью сформированы и дооснащены вооружением и транспортом, на что пошла почти вся племенная выбраковка табунов ольденбургских и фризских лошадей, в силу чего обозные роты всех остальных войск по-прежнему довольствовались плохонькими беспородными крестьянскими лошаденками… Так что осталось только окончательно отработать тактику применения артиллерии в полевом сражении и личному составу артиллерийских полков приобрести боевой опыт.
С полковой и осадной артиллерией дело пока обстояло похуже. Поскольку полков нового строя, в которых капралами, сержантами и частью офицерами служили те дворяне и дети боярские, кои до сего проходили службу в войсках Мориса Оранского, и в которых по штату как раз и имелась полевая артиллерия, пока была всего лишь дюжина. Но лиха беда начало. Осадной же пока был лишь один полк, да и убедиться в его боевой эффективности пока случая не было. Остальная осадная артиллерия была представлена системами старого образца, крайне громоздкими и с малой скорострельностью…
А вот с крепостной артиллерией дела обстояли совсем швах. Единственное, что там было сделано, так это подготовлены штатные расчеты. Но, поскольку большая часть состава таковых была набрана из городского ополчения, уровень этой подготовки по разным гарнизонам отличался очень разительно. Если на юге, скажем, в том же Азове, он был вполне приемлем, то в центральных, северных и особенно восточных губерниях дела обстояли совсем грустно. А кроме того, пока имелись серьезные трудности и с подготовкой флотских артиллеристов…
С пехотой же пока дело обстояло довольно жидко. Двенадцать полков нового строя уже были сформированы и вооружены, причем капралы и сержанты стрелецких рот в них уже получили на вооружение кремневые ружья, в пикинерских же, а также все офицеры – кремневые пистолеты с уже не колесцовыми, а ударными замками. Остальной личный состав пока довольствовался старыми фитильными. Уровень боеспособности полков нового строя по отношению к старым стрелецким приказам я оценивал не менее как три к одному, поскольку в этих полках впервые в русской армии была введена ежедневная боевая подготовка, а сами полковые городки были оснащены всем необходимым – от плаца, используемого для начальной строевой подготовки и парадных построений, до так называемого тактического поля. На нем стрельцы полков нового строя отрабатывали как передвижения и перестроения на пересеченной местности, так и всякие инженерные работы: рытье апрошей и окопов, обустройство редутов и иных полевых укреплений и так далее. Достаточно сказать, что стрелец полка нового строя делал не менее двух, а некоторые даже и трех выстрелов в минуту из обычной фитильной пищали, в то время как стрельцы – один, и лишь очень немногие, лучшие, – два. Не говоря уж о том, что старые стрелецкие приказы на поле боя были совершенно неспособны ни к какому маневрированию, и при изменении обстановки им оставалось лишь умирать на том месте, где они были поставлены в начале боя.
Однако новых полков, как я уже упоминал, было всего двенадцать, с общей численностью личного состава в пятнадцать тысяч человек. И каждый такой полк обходился мне в сумму, превышающую содержание старого стрелецкого приказа сходной численности в три с половиной раза. Более-менее быстро увеличить количество этих полков, да и то на не слишком впечатляющую цифру, я мог, только совсем распустив старые стрелецкие полки. Что неминуемо привело бы если не к бунту (все-таки я в народе любим и уважаем, а военная реформа, как все знают, стопроцентно мое детище), то как минимум к серьезным волнениям. Так что я решил пойти путем эволюции и просто запретил московским стрелецким приказам принимать на службу новых стрельцов, а также предложил старым переходить на службу в полки нового строя, ожидая, что лет через двадцать старые стрелецкие приказы исчезнут сами по себе. Но сие дело шло очень туго. Оклад у стрельцов новых стрелецких полков был куда выше, чем в старых приказах, но им запрещалось иметь двор и хозяйство, да и полковые городки я велел выстроить эдакими «кустами» – по нескольку рядышком, в отдалении от городов, не слишком, впрочем, большом, чтобы военные при наличии свободного времени могли добраться до города и потратить там жалованье. Так, скажем, московский «куст» из двух кирасирских, четырех стрелецких нового строя, двух артиллерийских полевых и одного артиллерийского осадного полков был расквартирован в Одинцове. Но все же для стрельцов переселение в эти городки означало бросить нажитое и оторваться от семьи. А бросать нажитое старые стрельцы никак не хотели…
