На подмогу командирам бросились оба легиона. Ни прошло и нескольких секунд, как воздух наполнился свистом стрел лязгом металла, ржанием лошадей и воинственными криками. Закипел бой…
* * *
В течение часа Эгилруд одержал победу — пусть местного значения, но полную и безоговорочную. Коринфийской колонне не удалось толком развернуться в боевой порядок. Кроме того, ее рассекли на несколько частей ударившие с флангов дозорные отряды аквилонцев. Эгилруд лишь слегка преувеличил, заявив, что его легион идет несколькими колоннами.
Следуя примеру своего кумира, капитан Эгилруд, отдав необходимые распоряжения, лично возглавил несколько лихих кавалерийских налетов на колонну. Этот маневр срабатывал безукоризненно, взламывая оборону противника и позволяя пехоте войти в прорыв. Становилось ясно, что с каждой минутой соотношение потерь обеих сторон становится явно более выгодным для аквилонцев.
Правая рука и плечо Эгилруда ныли от усталости; бока его коня ходили ходуном, но капитан не остановился, чтобы передохнуть, до тех пор пока не загнал и плотные заросли кустарника командира бритунийского отряда, где разделался с ним несколькими ударами палицы. Вражеский офицер с расколотым под изодранным и клочья шлемом черепом упал со своего коня на землю, и только тогда Эгилруд перевел дух.
Аквилонские войска, добивая противника, вышли к устью долины, где впереди, на фоне Карпашского хребта, возвышалась та самая сторожевая башня, которую капитан заметил с вершины скалы еще утром.
Эгилруд решил развить успех, не давая противнику опомниться. Оставив пехоту разбираться с остатками коринфийской колонны и прочесывать лес в поисках отступающих поодиночке вражеских солдат, он возглавил кавалерийскую когорту, которая направилась к башне. Им попытался преградить дорогу отряд коринфийской кавалерии, шедший в арьергарде колонны. Завязалась яром пая схватка. Но ничто в тот день, казалось, не могло остановить соратника Конана — капитана Эгилруда.
Командир экспедиционного корпуса преследовал отступающих коринфийцев по пятам. У подножия башни, окруженной рвом и стеной, преследующие уже смешались с отступающими и на их плечах ворвались во двор, не дли защитникам времени, чтобы опомниться и, обрекая на верную смерть оставшихся за воротами товарищей, поднять разводной мост. Стражники у ворот были быстро перебиты, сами ворота — широко распахнуты, а начавшаяся было опускаться защитная решетка — вновь поднята.
Спешившись, Эгилруд оставил охрану у ворот и возглавил ворвавшийся в саму башню отряд, вступив в яростную схватку с гарнизоном.
* * *
Итог боя был печален для аквилонцев, потерявших большую часть легиона, но куда более трагичен для наголову разбитых и потерявших крепость коринфийцев. Дюжина оставшихся в живых защитников башни была выстроена во дворе под охраной полусотни аквилонцев, участвовавших в штурме. Остальные отряды легиона продолжали добивать противников в долине.
Эгилруд, стараясь не показывать усталости, прохаживался перед шеренгой пленных.
— Итак, — сказал он, — мне нужен человек, знающий аквилонский или немедийский язык. Кто из вас готов сотрудничать со мной?
Большинство коринфийцев продолжали невозмутимо смотреть перед собой, не понимая вопроса или делая вид, что не понимают. Лишь один из них — судя по одежде, крестьянин — не выдержал и испуганно поглядел на вражеского капитана. Эгилруд это заметил и одним сильным движением выволок коринфийца на середину двора, где тот упал на четвереньки, закрыв голову руками.
— Сколько коринфийских солдат находится в этом районе? Отвечай! — сорвался на крик капитан. — Каковы ваши задачи? Что вам приказано? — Не получив ответа, он пнул пленного сапогом в бок и зарычал: — Какого черта охраняется эта башня, стоящая в стороне от всего, что можно себе представить?!
— Господин офицер! — взмолился пленный на ломаном немедийском. — Я ведь всего лишь пастух, я пришел сюда, чтобы продать несколько овец солдатам. Начался бой, и мне сказали сидеть в башне. Я ничего не понимаю в войнах великих королевств. Отпустите меня, прошу вас, господин офицер!
Эгилруд зло посмотрел на него. Скачала капитану вспомнились такие же крестьяне в деревнях, принадлежащих его отцу, но затем чувство долга и ответственность перед короной затмили все остальные чувства.
— Ах так, значит, ты отказываешься сотрудничать с нами, — прищурившись, сказал капитан. — Учти: эти люди — солдаты, и присяга не позволяет им выдать нужную мне информацию. Но ты… ты же ничто, пустое место, жалкий крестьянин. Не станет тебя — никто и но хватится! А что такое честь — тебе ведь и неведомо. Отвечай! Клянусь Эрликом, я вытяну из тебя все, что мне нужно, пусть даже мне придется медленно резать тебя на куски, чтобы добиться этого! — Эгилруд ткнул пальцем в строй аквилонцев: — Вы двое — отвести этого в башню. Остальных пленных — в погреб, на замок, и приставить охрану. Организовать караул у ворот, на стенах и на смотровой площадке. Выслать дозорных — пусть собирают наших и ведут сюда.
Последние команды капитан отдавал уже под первыми каплями неожиданно начавшегося дождя.
* * *
К вечеру дождь так и не прекратился. Сверкали молнии, гремел гром. Тело скончавшегося под пытками коринфийского пастуха было сброшено со стены в ров. Командующий экспедиционным легионом ходил из угла в угол по смотровой площадке башни, прикрытой деревянным навесом. Помимо него на площадке находились часовой и единственный оставшийся в живых адъютант командующего.
— Итак, существует западный перевал, по которому можно перейти хребет. — Эгилруд словно подытоживал вслух свои размышления. — Им никто не пользуется, а башня была построена когда-то давно, чтобы противостоять вторжению из-за гор.
— Так точно, господин капитан, — отозвался адъютант. — Пастух довольно подробно описал маршрут, но предпочел смерть здесь перспективе провести нас по нему. Похоже, он действительно как черт ладана боялся этого места. По сравнению с тем, чего он так страшился, мы ему казались просто ангелами. До последнего вздоха он отговаривал нас от попытки пройти по перевалу. Да, крепки у крестьян суеверия!
— Суеверия? — коротко усмехнулся Эгилруд. — С такой погодой и суеверий не понадобится. И все же, обнаружение перевала — весьма приятная новость. Думаю, король порадуется и не забудет воздать нам должное.
Глаза капитана обшаривали едва различимые в полумраке горы. Бесполезно, далее при ярких вспышках молнии угадать, где проходила дорога на перевал, было невозможно. Вновь повернувшись к адъютанту, Эгилруд опросил:
