— Трезвые, просто амулет их тянет. Радуйся, что наш лорд дал вам защитный амулет, а то следом за ними отправились бы, — ответил ему Семянчиков.
Молчал только Шелехов. Не будь рядом постороннего, то он бы воспользовался фотоаппаратом, спрятанном в глубине вещмешка в узле из тряпок для сохранности. Но подручный Киррлиса мешал. Он мог запросто запретить съёмку, на которую ему его лорд не дал добро.
«А какие бы снимки получились эффектные, лучше всяких слов и рассказов показали бы опасность магии и волшебных вещей. И вот как с таким бороться? Этому монголу ничего не стоит завести полк на минное поле, — думал он, издалека наблюдая за гибнущей немецкой ротой. — Сколько у него под рукой штыков? Пятнадцать? Двадцать? Тридцать? И он с таким отрядом собирается остановить целую дивизию… а ведь судя по тому, что я вижу, ему такое вполне по силам».
* * *
Самым опасным для меня оказалось западное направление в районе двух озёр. Местные болота и водоёмы замёрзли, серьёзных чащоб там не было, больших оврагов не имелось и самое главное — здесь было кратчайшее расстояние между моими лагерями и двигающимся крупным соединением оккупантов. Дополнительно с севера и юга их поддерживали ещё несколько больших отрядов. Причём, немцы шли очень шустро. Этими группами я решил заняться лично и использовать против них рунные камни для создания ловушки. Если всё пройдёт удачно, то в ней окажется около тысячи врагов с двумя десятками машин. Если всё пройдёт как задумано, то я практически уберу все части немецкой дивизии с запада.
Одну роту оборотни увлекли в засаду в балку, где недавно были заложены кустарные мины из трофейных авиабомб, небольшое количество которых я приказал оставить для выплавки взрывчатки. Но вышло, что пригодились они совсем для другого. Заодно пошли в дело те самые радиодетонаторы, про которые я уже как-то упоминал. Если они не сработают, то запасные детонаторы вручную активируют старшие феи. Им ничего не будет стоить незаметно добраться до бомб, дёрнуть шнур тёрочного запала и быстро удалиться на безопасное расстояние до подрыва. К счастью, обошлось без этого. Как только враги втянулись в балку, оборотни припугнули их стрельбой с тыла, заставив сбиться теснее. И едва все немцы оказались «в прицеле», сапёры отправили радиосигнал.
Рвануло так, что грохот разнёсся на пару десятков километров, заставив участников войсковой операции встревожиться. Спустя несколько минут одновременно заработали все радиостанции в немецких ротах. Разумеется, кроме тех, кто уже был уничтожен к этому моменту или лишился столь ценного имущества вместе с радистами. Заодно немцы узнали об этом. Шутка ли, после взрыва не ответили четыре группы! И лишь одна из этих четырёх дала о себе знать, выпустив несколько цветных ракет в небо.
Из примерно девяноста стрелков роты вермахта, вошедших в балку, две трети были убиты бомбами. Остальные оказались ранены и оглушены. Чтобы не терять время, мои подчинённые добили их из амулетов стрелами Диррона.
Задержка, случившаяся после взрыва, сыграла мне на руку, позволив оборотням поменять позиции и приготовиться встретить и остановить новые отряды врагов. А мне установить несколько рунных камней на пути самого опасного отряда, заставив тот сойти с маршрута в сторону. Надо было видеть, как лаялись офицеры в нём и из соседней роты, когда они столкнулись лоб в лоб и устроили перестрелку, не сразу опознав друг друга. Один убитый и пятеро раненых, приключившихся в ходе неё. Мало конечно, но зато почти на полчаса эти отряды прекратили движение.
Пока они разбирались между собой, я перенёс рунные камни и перекрыл им путь, оставив всего два варианта куда двигаться: в засаду или строго назад, из леса. Немцы выбрали первый. Что ж, сами виноваты.
Менять местоположение рунных камней мне помогали два сокола, другие два наворачивали круги высоко в небе, следя за обстановкой и наводя отряды оборотней либо самостоятельно задерживая те, нанося болезненные укусы с самых неожиданных для врага направлений. К середине дня немцы подошли в некоторых местах на расстояние трёх километров от лагеря и… повернули назад, попав, где под влияние рунных камней, а где пойманные ловчими амулетами. К этому времени среди них безвозвратные потери уже перевалили за пять сотен человек. А мне удалось поймать в ловушку из рунных камней не менее восьмисот с несколькими грузовиками и бронетранспортёрами. Две роты, прочесывающие лес от Двины с северо-востока и востока, окопались на холмах, попав под снайперский огонь нескольких оборотней. Трофейные карабины в руках полуэльфов великолепно били сородичей мастеров, что их создали. Мои подчинённые тратили не больше одного выстрела на одного немца. Даже если пуля не была смертельной, никто из них не добивал подранка, так как своими воплями тот вносил дополнительную суматоху и смущал боевой дух товарищей.
Дважды налетали бомбардировщики и штурмовики, когда их вызывали заблокированные отряды. Позже, когда не осталось ни одной радиостанции, а офицеры большей частью оказались убиты или тяжело ранены, поддержку с воздуха стало некому вызвать. До вечера немцы не преуспели ни в чём, хотя несколько раз создавали такие ситуации, что у меня сердце замирало, когда враги подходили крупными отрядами к границе лагеря в тех местах, где стояли мои корявые отвращающие амулеты. Ещё бы немного и волшебные поделки могли не справиться с таким количеством целей.
Перед сумерками немцы ввели резерв в лице охранного батальона, состоящего из неполных четырёх сотен солдат, но те прошли всего пять-шесть километров от дороги и банально заблудились. Мне даже почти не пришлось в этом участвовать. Ну да, почти. Я приложил к этому совсем капельку усилий. А потом с удовольствием смотрел на разноцветные ракеты, которые немцы принялись лихорадочно пускать в разные стороны, вызывая помощь.
Ночь оккупанты, участники войсковой операции, провели в лесу. И те, кто на следующий день сумел вырваться из него, запомнили её навсегда. Оборотни постоянно крутились вокруг немецких позиций, пугая врагов своим жутким воем и постреливая из винтовок по самым крепким духом солдатам, тем, кто пытался привести в чувство напуганных товарищей и создавал оборону. В этом деле волколакам помогали варги, чей вой бил по разуму людей едва ли не слабее, чем винтовочная пуля, заставляя солдат сходить с ума. Многие немцы настолько обезумели от страха, что лишились разума, другие бросали оружие, снаряжение, позиции и бежали в темноту, где быстро находили свою смерть. Были и такие, кто стрелялся.
А в это время я с феями и беролаками ударил по ближайшей гаубичной батарее, расчёты которой обустроили свои позиции рядом с дорогой Полоцк-Лепель. Без единого выстрела и в самый короткий срок нами были уничтожены взвод охраны и бойцы орудийных расчётов. Четыре пятнадцатисантиметровых тяжёлых гаубицы, четыре шестиконных упряжки из тяжеловозов, восемь лошадей размерами поменьше, орудийные передки, полевая кухня, несколько палаток, в общем, всё, что там находилось, мы забрали с собой. В том числе и мёртвые тела. А феи своей магией замели все следы боя и пребывания вражеской батареи. Пусть теперь немцы ломают голову, что случилось с артиллеристами и куда он пропали.
К рассвету двести шестая лёгкая пехотная дивизия потеряла ещё более двухсот бойцов убитыми и, наверное, в два раза больше ранеными, в том числе и сошедшими с ума. Ни о каком продолжении войсковой операции не могло быть и речи. Оккупанты бросали оружие и снаряжение, замёрзшую за ночь технику, раненых сослуживцев и бежали прочь.
И гибли.
Из почти пяти тысяч солдат, включая резервный охранный батальон, на свои старые позиции вышли чуть более тысячи и треть из них — это военнослужащие вышеупомянутого батальона. Заблудились, замёрзли и сгинули в болотах без какого-либо моего прямого участия (включая действия моих подручных) несколько сотен человек. Ещё неполная тысяча бегает по кругу в ловушке из рунных камней. Сигнальные ракеты у них давно кончились, радиостанции мы уничтожили ещё вчера, и сейчас они, не жалея жгли патроны и надрывали глотки, надеясь, что их услышат и придут на помощь.
