Записал заклинания Липучки, нашествие зверьков с желтым пятном на спине, упомянул давнишнюю встречу с речным драконом, так как не встречал подробных описаний диких драконов вовсе, и остановился лишь, когда запасы бумаги подошли к концу. Впрочем, я не расстроился, так как еще в Академии читал о способах создания бумаги, и был уверен, что справлюсь с этим делом сам. Вряд ли оно будет сложнее начертания.
Для начала нужно выбрать подходящие деревья. Я читал, что производители бумаги специально высаживают целые рощи бумажной шелковицы, но в этом лесу я пока таких не видел, поэтому решил взять дикий тутовник. Нарубил с десяток молодых деревьев, выбирая наиболее ровные, не сучковатые стволы, притащил их к хижине, содрал кору, срезал грубый верхний слой. Получившиеся белесые полосы просушил на солнце, затем связал их и закинул в озеро. Они должны размокать в течение десяти дней. Пока они мокли, я думал, где найти большую посудину для кипячения коры. А ведь еще потребуется рамка с сеткой для просушивания самой бумаги. Казалось бы, самые обычные вещи, но без них невозможно обойтись.
У меня не было железа для изготовления котла, поэтому я решил слепить горшок из глины, вот только не в чем было ее обжечь, да и к тому же чем больше посудина, тем сложнее было ее прокалить без трещин и разломов, а я далеко не гончар.
Странно было осознавать, что, даже имея всю Ки мира, я не мог сделать множество простых вещей, с которыми справился бы любой крестьянин, а невероятные навыки начертания не помогали в обыденных делах: постройка дома, приготовление еды, пошив одежды, словно всё начертание сводилось лишь к защите и нападению, то есть к сражениям. Почему нет массивов, которые поднимают грузы или делают бумагу? Чтобы я закинул туда стволы деревьев, провел через ряд печатей и в итоге получил бы белые ровные полотна бумаги, которые оставалось бы только нарезать. Хотя и нарезать их можно было бы печатями.
Понятно, почему в нашей стране никто не размышлял над этим. Во-первых, начертание у нас — удел элиты, которой выгоднее продавать давно заученные массивы. Во-вторых, наибольшую прибыль всегда приносили товары, связанные с войной. В-третьих, затраты Ки дороже, чем человеческий труд, к тому же на производстве бумаги работали целые деревни. Чем бы они зарабатывали себе на жизнь тогда?
Но у меня-то всё было иначе!
Много Ки, много времени и никаких людей. Потому я решил взяться за разработку иных массивов. Начал я не с бумаги, так как для этого нужно представлять сам процесс, а значит, мне следовало пройти его с начала и до конца без применения магии.
У начертания и классической магии есть точки соприкосновения: некоторые заклинания имеют свои аналоги в виде массивов, так почему бы мне не подобрать такие аналоги ко всем заклинаниям, что я знал? И первым я выбрал липучку. Обычно задача массива состоит в том, чтобы оттолкнуть или отгородиться от опасности, поэтому мне показалось интересным создать обратный эффект.
Долгие часы я просиживал на берегу озера и рисовал на песке печати одну за другой, припоминал их свойства, продумывал комбинации.
Язык Небес…
Вряд ли Небеса разговаривали с нами, желая отделить людей от себя, просто мы выучили лишь малую часть знаков. Несложно составить из иероглифов предложение, но как придумать сам иероглиф? Да, многие состоят из повторяющихся частей: человек, идти, поле, вода, огонь, дерево, земля, меч, а вот значение их далеко не всегда понятно по внешнему виду. Например, есть иероглиф и элемент — дерево. Если сложить новый иероглиф из двух деревьев, получится роща, а если из трех — лес. Тут всё понятно.
А если проделать то же самое с элементом — человек? Что означает знак, состоящий из двух людей? Группа людей? Пара? Супруги? Нет, он означает — слушаться, повиноваться и исполнять приказ. Мама объясняла это так, что когда встречаются два человека, один обязательно должен быть главнее, а второй — ниже. Так всегда было заведено. Даже если эти люди из одного сословия, в одном чине и из одной семьи, младший должен слушать старшего.
Угадать такое невозможно. Значит, оставалось лишь перебирать все элементы, складывать из них печати, а затем массивы. И возможных вариантов — тысячи и тысячи.
Я думал и над уже известными печатями, пробовал найти закономерность между их строением и значением, но тут, как и в иероглифах, всё было очень расплывчато.
Когда я сидел на берегу, поглядывал на полоски коры, еле колышущиеся в озере, и пробовал начертить придуманную печать, из леса донесся яростный визг, густо замешанный с рычанием. От этих звуков у меня задрожали кишки и затряслись колени. Я вскочил на ноги, всматриваясь в чащобу. Звуки шли как раз с той стороны, где не было никаких преград.
Еще один визг. Я стиснул занывшие зубы.
Мой домик сложился пополам от мощного удара, во все стороны полетели обломки бамбуковых стеблей, которые даже топором перерубить сложно. Я вспомнил, что на мне нет ни одного массива, с третьего раза сумел поставить самый простенький защитный барьер, потом еще один и еще, и всё равно не был уверен, что они выдержат хотя бы один подобный удар.
Из-под обломков выскочил кабан. Полуметровые клыки. Холка на уровне моего плеча. Густая тёмная шерсть. На загривке серебряная полоса. Копыта размером с голову ребенка. Он не столько увидел, сколько унюхал меня, завизжал еще громче, угрожающе опустил морду к земле. Я рванул к прорубленной дыре в железных деревьях.
Как продирался сквозь рощицу, я так и не смог вспомнить, остановился лишь уже с той стороны, с ног до головы покрытый глубокими царапинами и собственной кровью. От одежды остались лишь лохмотья. Если кабан переберется через деревья, то я уже не убегу от него. К счастью, он замер возле прохода, глядя прямо на меня и часто дыша, а потом еще раз всхрюкнул, топнул копытом и нежно прикоснулся рылом к ближайшей ветке.
Я не поверил собственным глазам. Проход, который я прорубал почти два дня, начал затягиваться. Сломленные веточки неторопливо удлинялись и переплетались между собой. Даже обычные деревья росли медленнее. Даже бамбук, который может за несколько дней вытянуться на несколько метров, не успел бы за считанные минуты закрыть пролом. А тут железные деревья, самые неспешные из всех, внезапно ускорили рост. Спохватившись, я перешел на магическое зрение и увидел, как от кабана в рощу идет поток энергии. И ее было так много, что менялись не только ветки в проломе, стволы тоже росли. За несколько мгновений деревья поднялись на полметра, не меньше. Вскоре кабана не стало видно за переплетением листьев, и я бессильно опустился на землю.
Что это было? Откуда?
Это же было самое спокойное место в лесу.
«Вот потому это и было самое спокойное место в лесу», — сообразил я. Слишком уж оно было идеальным: тихий уютный уголок, где нет крупных животных. И бай пхейнцзы быстро удрал оттуда. Видимо, он учуял запах хозяина, который решил временно прогуляться.
Неужели кабан сам подстроил это место под себя? И еще эта его странная магия. Зачем дикому кабану ускорять рост растений? Чтобы побыстрее поесть желудей? Как он сообразил посадить железные деревья? А болото и гору тоже кабан сделал? Глупости. Скорее всего, он набрел на это место случайно и решил там жить.
Но его магия… Я не знал таких заклинаний.
Внезапно я почувствовал резкую боль в спине, дернулся, и с плеч вспорхнули несколько кровавых бабочек. Вот я дурак — сижу без массива с открытыми ранами в лесу, и это уже далеко не безопасный берег озера. Я встряхнул с себя насекомых, выплеснул массив, побрел к ручью, чтобы промыть раны, и вдруг понял, что остался вообще без всего. Копье лежало там на берегу, возле нарисованных на песке печатей. Утварь, продукты, специи, огненный камень, мои записи и книги, сменная одежда — всё это было погребено под стенами дома. На поясе чудом уцелел нож, сделанный из обломков. Ни лечебных трав, ни котла, ни оружия, ни одеяла.
До поселения бывшей секты слишком далеко. Других деревень я пока не видел, да и вряд ли бы кабан стал селиться поблизости от людей. Значит, нужно дождаться, пока кабан снова уйдет, пробраться к дому и вытащить оттуда свои вещи.
